О ВЕРООТСТУПНИЧЕСТВЕ

"Убейте того, кто поменяет свою религию" - так звучит возводившийся к пророку Мухаммаду хадис, который лег в основу средневековой богословско-правовой нормы, предусматривающей лишение жизни за отступничество от ислама¹. Данный хадис любят цитировать и современные ригористы, выдающие себя за защитников ислама. Подобно своим средневековым предшественникам, эти экстремисты понимают под отступничеством (ридда, иртидад) не только перемену религиозной принадлежности, но и отход от "ортодоксальной" трактовки догматов ислама или непризнание/несоблюдение того или иного предписания практического характера (например, салята или занята).

Парадоксально, но этому хадису нашлось место в одной переводной книге, носящей весьма благовидное название и выпущенной под грифом авторитетных духовных инстанций мусульман России, - "Ислам против терроризма" (М., 2003, с. 141). Комментируя обращение к указанному хадису/норме, известный российский исламовед Александр Игнатенко спрашивает: "Не является ли это нарушением конституционного принципа свободы совести?" [Игнатенко, 2004, с. 244]. Поставленный вопрос, надо полагать, носит сугубо риторический характер. А в свете изложенного в предыдущих двух статьях учения Корана о свободе вероисповедания не менее риторическим выглядит и такой вопрос: "Совместим ли таким образом понимаемый хадис с кораническим либерализмом?"

Ведь Пророк Мухаммад никак не мог противоречить Корану, а Священное Писание, проповедуя религиозную свободу, не говорит о лишении жизни кого-либо из отпавших от ислама. В вопросе о вероотступничестве средневековые богословы прибегли к не вполне обоснованному обобщению, каковое они сделали и касательно вопроса

* Начало см.: Восток (Oriens). 2006. N 3, с. 58 - 70; N 4, с. 70 - 83.

¹ Согласно мусульманскому правоведению, "мусульманин, родившийся в правоверии, если оставит оное, подвергается смертной казни, и убить его предоставляется на волю всякого"; представителю же других религий, "сделавшемуся мусульманином, но оставившему правоверие, дается для раскаяния три дни срока, в течение которых его увещевают, - но если не согласится принять вновь мусульманскую религию, то подвергается смертной казни" [Торнау, 1991, с. 470].

Преобладающее в средневековом мусульманском праве мнение воспроизведено здесь в целом правильно. Правда, к этому следует добавить, что ханафиты не распространяют данную меру наказания на женщин, а многие богословы считают ее неприменимой, если человека в свое время принудили принять ислам. Есть и такие, которые квалифицируют человека как вероотступника лишь в том случае, если он, до отхода от веры, хотя бы раз по достижении совершеннолетия принародно заявил о своей приверженности исламу.

стр. 48

о войне с неверными. Ибо, согласно Божьему Слову/Корану и пророческой практике/Сунне, применение силы в отношении неверных или вероотступников должно носить чисто оборонительный характер, будучи приложимым только к воинствующим из них. Не сам отказ от ислама влечет за собой наказание, а лишь такой отказ, который сопровождается присоединением к врагам ислама, что на современном языке называется дезертирством или изменой Родине.

Коран не устанавливает для отступников кару в земной жизни

Ни одно из коранических откровений не подтверждает вердикта о смерти как о мере наказания за вероотступничество; скорее наоборот, - все они свидетельствуют не в его пользу.

Большинство средневековых богословов не вполне осознавали новую (сравнительно с Библией), более гуманную и более толерантную позицию Корана к неверию и к отпавшим от веры, когда религия становится скорее личным делом человека в его отношениях с Богом. Коранический Бог больше не благословляет насилие/войну против неверных как таковых, не призывает к истреблению всего живого (включая скот) на их землях. Мусульманское Писание не санкционирует для людей какие-либо трибуналы или меры наказания за отступление от веры, касается ли это догматики или культа, ибо только Господь карает за преступление против собственно "прав Божиих" (хукук-л-Лях)².

Да, убийство за измену религии упоминается в Коране, но отнюдь не в виде рекомендованной меры по отношению к немусульманам. Именно неверные обычно угрожали смертью пророкам/посланникам Божиим, квалифицируя как отступничество призывы последних к истинной вере. "Коли ты не удержишься [от своей проповеди], / Камнями будешь побит" (26:116), - объявили соплеменники пророку Ною. А Авраама собственный отец предупредил: "Уж не решил ли ты отречься от богов наших?/ Воистину, если ты не перестанешь [их поносить], / Непременно побью тебя камнями" (19:46); и позже язычники решили: "Предать огню Авраама / В защиту богов наших!" (21:68). На Моисеевы увещевания Фараон пригрозил: "Если и вперед будешь почитать богом / Кого-нибудь кроме меня, я заточу тебя в темницу" (26:29), а потом повелел умертвить сыновей последователей Моисея (7:127) и вознамерился погубить самого Моисея (40:26). Против Иисуса "замыслили коварное злодейство" (3:54) - предать его распятию. Такова была участь и последнего из пророков, основателя ислама: "[Вспомни, Мухаммад,] про козни неверных - / Заточить тебя, убить или изгнать" (8:30).

И сам Коран, осуждая насильственное удержание людей в тисках какой-либо веры, передает слова пророка Шуайба, который в ответ на угрозу соплеменников-язычников покарать его и его последователей за отход от их религии вопросил:

  
  
 Поступите ли вы так, даже если 
 Вера ваша нам не по душе?! 
  
 

(7:88)

Утверждая принцип: "Нет принуждения в религии" (2:256), Всевышний, как уже говорилось в предыдущей статье, неоднократно предостерегает в Коране пророка Мухаммада от причинения какого-либо насилия из-за веры. Вспомним хотя бы айаты: "Неужто станешь ты заставлять людей / Насильственно обращаться в веру?" или: "Кто хочет - пусть уверует, / А кто не хочет - волен отказаться" (18:29).

Конечно, ислам, подобно всем остальным религиям, не может не осуждать отход от него. Однако мусульманское Священное Писание, порицая вероотступников, обычно

² В отличие от "прав людских" (хукук ал'ибад), связанных, например, с жизнью, честью, имуществом и т.п.

стр. 49

не упоминает о наказании для них, а если и угрожает карой, то относит ее исключительно к потусторонней, будущей жизни, но не к настоящей, земной.

В айатах мекканского периода тема отступничества затрагивается лишь единожды, в суре 16, согласно которой

  
  
 Кто отрекся от Бога после веры в Него.., 
 Раскрывая сердце свое неверию, 
 На таковых падет гнев Божий, 
 Им уготовано наказание великое. 
  
 

(16:106)

И все комментаторы единодушны в том, что под "наказанием великим" подразумевается Божья кара именно в Судный день. Тот же смысл содержится и во всех последующих айатах о вероотступничестве (их около 10), сошедших в Медине, где уже утвердилась власть ислама и пророк Мухаммад фактически стал единственным владыкой города. Наказание исключительно в потусторонней жизни отошедшим от ислама определяется, в частности, в айатах 2:217, 3:85 - 91 и 4:137. Айат 3:176 наставляет Пророка:

  
  
 Да не опечалят тебя устремившиеся в неверие - 
 Богу угодно не даровать им 
 Долю [счастливую] в жизни той, 
 Где уготовано им великое наказание 
  
 

И даже в последнем откровении на сей счет, ниспосланном к концу жизни Пророка, не было сказано о каком-либо наказании для вероотступника в этой жизни:

  
  
 О, верующие! 
 Если кто отвратится от веры своей, 
 Бог явит [взамен] других людей, 
 Любимых Им и любящих Его. 
  
 

(5:54)

А айат 105 той же суры 5 замечает мусульманам:

  
  
 О, вы, которые уверовали! 
 Вы отвечаете только за себя, - 
 Отклонившиеся от веры - не помеха вам, 
 Коли вы на верном пути. 
  
 

Примечателен и следующий факт: коранические угрозы вероотступникам адресуются именно тем из них, кто в неверии закончит свою жизнь (2:217; 3:91), а раскаявшимся отступникам обещано Божье прощение (3:89). Спрашивается: если Бог дает отступнику отсрочку до конца его жизни, то о какой смертной казни может идти речь? Ведь казненный вероотступник уже не раскается!

Указанные айаты также наглядно свидетельствуют, сколь велика дистанция, отделяющая коранические наставления, пронизанные Божьим милосердием, от суровых вердиктов средневековых факихов, оставлявших отступнику для раскаяния три дня. Всевышний оставляет вопрос о сроке открытым - раскаяться можно в течение всей жизни.

Только за перемену веры Пророк никого не наказывал

Средневековые богословы, которые не в силах найти в Коране основания для высшей меры наказания вероотступнику, ссылаются лишь на пророческую традицию - Сунну. Посмотрим, насколько корректно их обращение к Сунне.

Вначале отметим, что Пророк и его последователи жили в обстановке перманентной конфронтации - жестокой и порой кровавой - с враждебным языческим окружением. В подобных условиях отказ от ислама нередко означал присоединение к язычни-

стр. 50

кам, воюющим с мусульманами. И такие вероотступники заслуживают наказания (не только в том мире, но и в этом!), но не за возвращение к неверию, а за переход на сторону врага. Поэтому айат 4:90, дозволяя мусульманам сражаться с отошедшими от ислама маловерами, строго предупреждает своих последователей против агрессивных действий и ограничивает их определенными рамками:

  
  
 Бог не даст вам права [воевать с теми отступниками], 
 Кто присоединяется к народу, 
 Связанному с вами договором [о ненападении], 
 Или кто явится к вам, 
 А в душе у них нет желания сражаться против вас.., 
 Кто будет держаться в стороне от вас, 
 Не сражаясь с вами и предлагая мир. 
  
 

И такими толерантными наставлениями Священного Писания руководствовался пророк ислама в продолжение всего своего пророческого служения.

В "Сахихе" аль-Бухари, самом авторитетном своде хадисов, предания о вероотступничестве помещаются в две главы под следующими наименованиями: "О воюющих [против ислама] из числа неверных и вероотступников" и "О призыве к покаянию вероотступников и упорствующих [врагов] и сражении с ними". Уже сами эти названия предельно красноречивы: первое свидетельствует, что речь идет не о неверных и отступниках вообще, а лишь о воюющих против мусульман; второе подразумевает вероотступников, примкнувших к врагам ислама. И все свидетельства о конкретных случаях вероотступничества при жизни Пророка подтверждают вывод о том, что мирный отход от ислама никак не наказывался.

К мекканскому периоду служения Пророка относятся два случая отказа от ислама. Среди мусульман, которые на пятом году посланничества Мухаммада бежали в Эфиопию, спасаясь от преследования мекканских язычников, оказались двое, кто в эмиграции отрекся от своей веры и перешел в христианство, - Убайдаллах ибн Джахш [Ибн Хишам, т. 1, с. 223 - 224] и ас-Сукран ибн Амр [ат-Табари, [б.г.], ч. 3, с. 175]. Но никто никогда не сообщал о каком-либо наказании кого-либо из них.

Примерно на десятом году посланничества, после вознесения (ми'радж) Пророка на небо, некоторые мусульмане, не поверив его рассказу об этом, отреклись от ислама. О таких отрекшихся, говорят, впоследствии было ниспослано откровение [Ибн Хишам, т. 1, с. 398 - 399]:

  
  
 То видение, что Мы явили тебе, 
 Мы устроили лишь людям в испытание. 
  
 

(17:60)

Опять же, никаких сведений о каре, постигшей кого-либо из отступников! И нельзя думать, будто такая терпимость была обусловлена тем, что в Мекке Пророк не имел еще власти вершить суд над кем-либо. Ибо тот же толерантный дух характерен и для мединского периода его служения.

Так, в Медине, на втором году хиджры, кибла (направление при ритуальной молитве) была изменена с Иерусалима на Каабу. Согласно айату 2:143, это было учреждено "единственно дабы выяснить, / Кто воспоследует Посланнику (Мухаммаду), / А кто обратится вспять". И, опять же, отпавшие от веры не подвергались какому-либо наказанию.

Еще более красноречиво свидетельство суры 3 о мединских иудеях:

  
  
 Они говорили меж собою: 
 В начале дня давайте объявим о своей вере 
 В ниспосланное последователям [Мухаммада]. 
 К концу же дня - отречемся, 
 Чтоб и они отвратились от него. 
  
 

(3:72)

стр. 51

Невольно задумаешься: как могли люди, жившие под властью мусульман, дерзнуть на такой план дискредитации ислама, если за отступничество Пророк наказывал смертной казнью?!

Цитируемый айат проливает определенный свет и на исторические обстоятельства сошествия коранических откровений касательно отступления от веры. Дело заключалось не в простом отказе от ислама и не в какой-то безобидной игре в перемену веры - это был злой заговор, имеющий целью показать, что мусульманская вера ничего не стоит. Именно такого рода козни и подразумеваются в айате 4:137, упоминающем о тех, "кто [сначала] уверовал, / Потом отвратился, / Затем вновь уверовал, / Опять отвратился...". И даже такие злонамеренные отступники не подвергались никакому преследованию.

Передают также, что на шестом году хиджры Пророк, обладая достаточными возможностями, не пожелал, однако, войти в Мекку силой, что было чревато пролитием крови. Он заключил в долине Худайбийа (в окрестностях Мекки) перемирие с мекканскими язычниками, среди условий которого было следующее: если кто-нибудь из курайшитов перейдет к Мухаммаду без разрешения опекуна, то он возвратит его обратно; если же кто-нибудь из людей Мухаммада перейдет к курайшитам, они не обязаны возвращать его [Ибн Хишам, т. 2, с. 317 - 318; Б 2731; М 1783 - 1784]. Мог ли Пророк пойти на такое, если вероотступник заслуживал смертной казни?!³

В одной из версий об обстоятельствах сошествия айата 2:256 повествуется, как в Медину из Сирии прибыл караван торговцев маслом. И случилось, что в беседе с ними двое сыновей одного мусульманина-мединца вняли призыву караванщиков принять христианство и, когда те собрались в обратный путь, последовали за ними. Отец их бросился к Пророку, чтобы тот помог ему вернуть их силой. Но тут сошел указанный айат - "Нет принуждения в религии..." [ат-Табари, 1988].

Канонические своды повествуют об одном мединце-христианине, который принял ислам, стал читать суры 2 и 3 и записывать для Пророка [коранические откровения]. Но потом он вновь вернулся в христианство и стал утверждать: "Мухаммад знает лишь то, что я [от себя] записал для него". Через некоторое время отступник умер и был предан земле (Б 3617; 2781). В хадисе далее говорится, будто земля потом извергла его тело. Но для нас важнее другое. Данный случай имел место уже после сошествия указанных сур, т.е., когда власть ислама прочно утвердилась в Медине, и тем не менее сей человек не только отказался от ислама, но и позволил себе подобные оскорбительные слова в адрес Пророка, не претерпев никакого преследования со стороны Пророка и мусульман.

Те же своды рассказывают, как один бедуин, явившись к Пророку в Медину, поклялся ему на верность исламу (байа'ху 'аля аль-ислам). Но на следующий день тот бедуин заболел лихорадкой, пришел к Пророку и попросил освободить его от присяги. Трижды получив отказ, он тем не менее покинул город (Б 1883; М 1383). Как явствует из хадиса, бедуин, заболевший на следующий день после принятия ислама, связал постигшее его несчастье с фактом обращения и поэтому решил взять обратно свою присягу. Недвусмысленное отступление от веры, за которым, однако, не последовало никакого наказания!⁴

³ Согласно одной версии, Пророк, объясняя свою "уступку" курайшитам, изрек: "Кто от нас захочет перейти к ним, да избавит нас Бог от него!" (М 1784). И действительно, какая польза исламу от таких неискренних последователей?

⁴ Любопытно примечание, которым в русском переводе "Сахиха" аль-Бухари снабжен данный хадис: "Большинство комментаторов считает, что этот бедуин просил Пророка освободить его от обязательства перебраться в Медину, но не отказывался от клятвы на верность исламу, так как в подобном случае он заслуживал бы смерти за вероотступничество" [аль-Бухари, 2003, с. 335]. Как видно из этого, поборники высшей меры наказания за отступничество, сталкиваясь с однозначно противоречащим их мнению свидетельством, не останавливаются перед явным искажением смысла хадиса.

стр. 52

Хадисы о смертной казни для вероотступников

Каноническая Сунна повествует лишь о двух случаях из жизни Пророка, когда он приговорил к смерти вероотступников. Но оба случая только демонстрируют истинность вывода о том, что не сама перемена веры обрекает человека на смертный приговор, а преступные деяния, совершенные им и заслуживавшие наказания.

Первое свидетельство относится к шестому году хиджры. В Медине к Пророку прибыли несколько человек из родов укль и урайна племени баджиля и приняли ислам. Климат Медины неблагоприятно сказался на их здоровье, и Пророк отправил их в окрестности для восстановления здоровья. С ними он послал своего пастуха со стадом верблюдиц, чтобы они пользовались их молоком. Когда же баджилиты поправились, они убили пастуха и увели стадо. Узнав об этом, Пророк выслал вслед за ними отряд, который схватил баджилитов, и они были преданы смерти (Б 4192; М 1671). Очевидно, что баджилитов приговорили к смерти не по причине их отступничества, а за убийство пастуха.

Второе свидетельство, датируемое восьмым годом хиджры, сообщает о трех вероотступниках, которых при завоевании Мекки Пророк объявил вне закона. В отношении двух из них - Ибн Хаталя и Микйаса - смертный приговор был исполнен. За третьего же, Абдаллаха ибн Сада, заступились, и он был помилован. По содержанию этого свидетельства ясно, что смертникам вменялось в вину не просто вероотступничество, но воссоединение с воюющими против мусульман язычниками, в случае с первыми двумя усугубленное еще содеянными ими убийствами. Так, Ибн Хаталь, отправленный Пророком из Медины на сбор милостыни-закята, в пути рассердился на слугу-мусульманина за то, что тот не приготовил вовремя еду, и убил его [Ибн Хишам, т. 2, с. 409 - 411]. У Микйаса же был брат, мусульманин, которого случайно убил мусульманин из Медины во время одного из походов Пророка. Прибыв в Медину под видом мусульманина, Микйас принял выкуп за брата, а затем вероломно покончил с мединцом, отрекшись от веры и вернувшись к мекканским язычникам [Ибн Хишам, т. 2, с. 293].

Абдаллах ибн Сад ничего подобного не совершал. В Медине он служил писцом у Пророка, но потом отрекся от ислама, вернувшись к мекканским язычникам. Опровергая божественность Корана, Абдаллах приводил в доказательство некоторые случаи, когда он от себя исправлял айаты, продиктованные ему Пророком, а тот с ним якобы соглашался. Помилование у Пророка за Абдаллаха испросил будущий халиф Усман, в правление которого тот самый Абдаллах стал даже наместником Египта [Ибн Хишам, т. 2, с. 409; Д 2683; Н 4067].

История с Абдаллахом сама по себе говорит о несостоятельности утверждения о высшей мере как о Божьем наказании за вероотступничество. Ибо всем хорошо известна другая история, которая имела место в те же дни и которую обычно приводят как подтверждение принципиальности Пророка. В воровстве была уличена знатная курайшитка, и ее сородичи стали ходатайствовать за освобождение ее от наказания (обычно в таких случаях отсекали руку) через любимца Пророка Усаму. Пророк разгневался на Усаму за то, что тот дерзнул заступиться за виновную и заслужившую предписанное Богом наказание. Он созвал курайшитов и заявил им: "Воистину, это и погубило прежние народы! Если проворовывался знатный, его освобождали от наказания, а если то был низкого происхождения человек, его карали как положено. Клянусь Тем, в Чьей деснице душа моя, если бы даже моя родная дочь Фатыма пошла на воровство, я бы и ей отсек руку!" (Б 4304; М 1688). А коли это так, то спрашивается: если за отречение от ислама полагается Богом высшая мера, разве стал бы Пророк принимать ходатайство за вероотступника (случай с Абдаллахом ибн Садом), так решительно отказав в смягчении наказания при менее тяжком преступлении?!

стр. 53

В свете сказанного о коранических заповедях и о пророческой традиции хадис "Убейте того, кто поменяет свою религию" (даже если признать его аутентичным) следует понимать не в его буквальном звучании, а в сугубо частном, ограниченном смысле - применительно к тем отступникам, кто перешел на сторону врага. Впрочем, сами средневековые факихи вынуждены были отказаться от универсалистской трактовки этого хадиса. Иначе за отход от ислама казни должны были бы подвергаться не только взрослые мужчины, но также женщины и несовершеннолетние дети. Переход язычника или христианина в ислам также следует карать смертью. Такой меры заслуживает и человек, который обратился, скажем, из иудаизма в христианство. Богословы же считали, что в подобных случаях этот хадис неприменим⁵.

Обращает на себя внимание и то, что хадис о перемене веры, хотя и приводится в авторитетном своде от аль-Бухари (Б 6922), не встречается во втором из двух наиболее авторитетных сводов ("Сахихов") - от Муслима. Следует помнить при этом, что данный хадис является чуть ли не единственным свидетельством касательно указанной темы.

Кроме того, хадис об убийстве переменившего веру относится к категории "одиночных" (ахад) преданий, т.е. восходящих к одному-единственному передатчику. А такие свидетельства многие правоведы, особенно среди ханафитов, не считают достаточным основанием для каких-либо нормативных установлений юридического или догматического характера.

Заставляет сомневаться в аутентичности хадиса и еще одно обстоятельство. В развернувшейся среди сподвижников Пророка дискуссии относительно законности военных действий против участников движения отступничества-ридды, вспыхнувшего в Аравии после смерти Пророка, Абу Бакр и другие сторонники применения силы не ссылались на этот хадис, который был бы решающим в споре с оппонентами (в частности, с Умаром). Видимо, в то время возводимые к Пророку слова хадиса еще не были в обиходе.

Подлинность хадиса об убийстве переменившего веру спорна не только со стороны содержания (матн), но и со стороны цепочки передатчиков (иснад). Ибо Икрима, передавший хадис якобы со слов Ибн Аббаса, принадлежал к радикальной секте хариджитов, а сам хадис был призван дискредитировать халифа Али, противника хариджитов - тот, мол, предал некоторых еретиков (занадика) огню, хотя Пророк запрещал такой вид наказания. Большинство хадисоведов считали свидетельства Икримы ненадежными. Согласно некоторым преданиям, когда Икрима умер, мусульмане отказались совершить над ним заупокойную молитву.

В то же время именно хадис Икримы, как уже было сказано, служит главным основанием смертного вердикта для вероотступников. Порой в его пользу приводят и хадис со слов Ибн Аббаса, по которому жизнь мусульманина может быть отнята лишь в трех случаях, один из коих - "если он отступится от своей религии и покинет общину" (Б 6878; М 1676). Но и к этому хадису следует подходить с тех же позиций, так как он относится к военному времени, а применение смертной казни к вероотступнику обусловливается не самой переменой религии, а дезертирством/изменой. Показательно, что в некоторых версиях последнего хадиса от других передатчиков четко сказано, что речь идет о человеке, "который отошел от ислама, сражаясь против Бога и Посланника Его" - такова, в частности, версия от Абу Килябы (Б 6899) и от Айши (Д 4353; Н 4048).

На вооружении у ригористов остается еще один канонический хадис, в котором, правда, имеется лишь косвенная ссылка на Пророка. В хадисе повествуется, что в Йе-

⁵ Правда, шафииты, маликиты и ханбалиты (в отличие от ханафитов и шиитов-джафаритов) распространяют хадис и на женщин, а некоторые шафииты и некоторые ханбалиты распространяют его и на переходящих из одной немусульманской конфессии в другую.

стр. 54

мене к Абу Мусе аль-Ашари, наместнику Пророка в одном округе, как-то прибыл другой наместник Пророка в соседнем округе - Муаз ибн Джабаль. Еще не спешившись (по другой версии - не усевшись), Муаз заметил при Абу Мусе некоего арестованного и, осведомившись о нем, он выяснил, что это - иудей, который принял ислам, а потом вернулся обратно в иудаизм. "Я не спешусь (не сяду), пока он не будет казнен - таково решение (када') Бога и Посланника Его!" - воскликнул Муаз. И тут же отступника казнили (Б 4342, 6923; М 1824).

Сразу заметим, что имеются иные версии хадиса, согласно одной из которых к тому времени Абу Муса в течение более двадцати дней⁶ тщетно добивался раскаяния отступника, а другая версия не упоминает о предоставлении срока для раскаяния, третья же и вовсе отрицает такое предоставление (Д 4355). Кроме того, если в одной версии говорится о немедленной казни отступника, притом можно понять, что это Абу Муса велел казнить виновного, то другая версия приписывает Муазу попытку склонить отступника к раскаянию, и только не добившись раскаяния, сам Муаз казнил его. Наличие столь различающихся версий заставляет усомниться в достоверности данного хадиса.

Ссылка Муаза на "решение Бога и Посланника Его" могла быть адекватной лишь в том случае, если к отпадению виновного от ислама присоединились бы отягощающие обстоятельства. Таким образом, даже если признать подлинность хадиса и правоту Муаза, здесь весьма вероятно, что отступник содеял еще нечто такое, за что и заслужил суровое наказание. Кроме того, источники не сообщают, произошла ли данная история еще при жизни Пророка или уже после его кончины, и неизвестно, как реагировал бы сам Пророк на слова Муаза.

Серьезное возражение вызывает и следующее: по хадису выходит, что даже такой видный сподвижник и наместник Пророка, как Абу Муса, а с ним и все его окружение, не были осведомлены о подобном "решении Бога и Посланника Его"!

Итак, даже этот хадис свидетельствует, что смертный вердикт за отступничество еще не был утвержден во времена Пророка. Более того, в течение еще многих десятилетий после ухода Пророка из жизни мусульмане расходились в определении меры наказания за отход от ислама, и никакого консенсуса (иджма') на сей счет не было. В этом убеждают, в частности, следующие исторические факты.

Как передает ат-Табари, многие мужчины - участники движения "отступничества" (ридда) - попадали в плен к мусульманам, и их не предавали смертной казни. И даже сам халиф Абу Бакр отпустил на волю некоторых таковых, включая Уяйну ибн Хисна [ат-Табари, [б.г.], ч. 4, с. 231, 233 и др.].

Повествуют, как халифу Умару доложили о завоевании одной области. Халиф поинтересовался, не было ли при этом какого-нибудь "чрезвычайного происшествия" (мугриба), и ему сообщили о мусульманине, который перешел на сторону неверных, а потом был схвачен мусульманами и казнен. "Почему же вы не заперли его в каком-либо доме в течение трех дней, давая ему каждый день по лепешке и предлагая ему раскаяться? Боже, я не был при этом, я не приказывал этого и, когда мне сообщили об этом, я этого не одобрил!" (Малик Муватта, хадис N 1445) [см. также: Абу Йусуф, 2001, с. 314]. Средневековые законоведы оставили без внимания весь толерантно-гуманный пафос слов Умара, сделав лишь вывод, что отступнику следует давать три дня на раскаяние.

Следующий эпизод свидетельствует, что тот же Умар не считал смертную казнь обязательной мерой наказания за отпадение от веры, даже при соединении отрекшегося с врагами. Слушая доклад об одном походе мусульман и об убийстве ими некоторых представителей племени бакр-ибн-ваиль, халиф спросил:

- А что они содеяли?

⁶ По одной из версий, называют срок в два месяца [см.: Абу Йусуф, 2001, с. 314].

стр. 55

- О, повелитель правоверных, они отреклись от ислама и примкнули к язычникам, а таковые заслуживают только смерти.

- Попали бы они ко мне живыми, мне это было бы угодней, чем все золото и серебро Поднебесной! - воскликнул Умар.

- А как бы ты с ними поступил, о, повелитель правоверных?

- Я бы им предложил вновь войти в те же врата [ислама], откуда они вышли. Если бы они согласились, я бы принял их решение, в противном случае я бы заключил их в темницу [ас-Санани, 1972, т. 10, с. 166; Ибн Хазм, т. 11, с. 221].

А вот свидетельство, относящееся к более позднему времени. Как-то в одной из областей халифата были захвачены отступники, и наместник направил халифу Умару ибн Абдаль-Азизу (правил в 717 - 720 гг.) письмо с просьбой дать ему разъяснение, как следует поступать с теми виновниками. И халиф ответил: "Возьми вновь с них джизйу и отпусти их с миром" [ас-Санани, 1972, т. 10, с. 166]. Заметим еще раз: даже наместники халифа не знали, как поступать с отступниками.

Добавим к этому, что два выдающихся богослова второго столетия ислама - Ибрахим ан-Нахи (учитель Хаммада, наставника Абу Ханифы) и Суфйан ас-Саури считали, что для раскаяния вероотступнику предоставляется срок до конца его жизни [ас-Санани, 1972, т. 10, с. 166]. И еще в XI в. ригористу Ибн Хазму приходилось подробно оспаривать мнение тех, кто не признает какого-либо наказания за отступничество [см.: Ибн Хазм, [б.г.], т. 11, с. 201 - 223 и др.].

Поборники последнего мнения ссылались, в частности, на факты "отступничества" со стороны мунафиков⁷.

Снисходительность Пророка к мунафикам

Великодушие Пророка к тем деяниям мунафиков, подобные которым средневековые законоведы однозначно квалифицируют как заслуживающие смертной казни акты вероотступничества, служат яркими уроками подлинной толерантности, не вполне освоенными богословами-ригористами. Список таких деяний довольно длинный, поэтому мы ограничимся лишь несколькими примерами.

Когда Пророк во главе мусульманского войска направлялся к горе Ухуд для сражения с мекканскими язычниками, его путь пролегал через сад аусита-слепца Мирбы ибн Кайзы. Хозяину пришлось не по нраву, что его сад потопчет войско, и он набросился на мусульман с оскорбительными словами, назвав Пророка самозванцем. По одному свидетельству, Мирба, потрясая зажатым в кулаке комом грязи, поклялся: "Видит Бог, Мухаммад, будь я уверен, что не попаду ни в кого другого, так бы и запустил этим тебе в лицо!" Товарищи Пророка бросились к Мирбе, чтобы прибить его на месте, но Пророк остановил их: "Не убивайте его, ибо он слеп не только зрением, но и душой" [Ибн Хишам, [б.г.], т. 2, с. 65].

На шестом году хиджры, во время одного похода, между ансаритами и мухаджиритами вспыхнула драка из-за водопоя. И тут выступил хазраджит Ибн Убайй: "Да как смеют они поднять на нас руку, эта курайшитская чернь?! Теснить нас, расположившись на нашей же земле?! Воистину с давних времен говорится: раскорми своего пса, он же тебя и проглотит. Ей-богу, вот вернемся в Медину, и достойнейший прогонит оттуда ничтожнейшего!" Потом Ибн Убайй отрекся от своих слов, но с его разоблачением низошли айаты 1 - 8 суры 63. Тем не менее Пророк не стал вменять ему наказание, а пылкого Умара, который требовал расправы над нечестивцем, он поучал: "Чтобы люди потом говорили: дескать, Мухаммад убивает своих сторонников?!" [Ибн Хишам, [б.г.], т. 2, с. 291 - 293; Б 4900 - 4906; М 2584].

⁷ Мунафики (араб.) - "лицемеры", "маловеры" из числа мединских язычников (ауситов и хазраджитов) и иудеев, которые приняли ислам из чисто корыстных побуждений.

стр. 56

Впоследствии Ибн Убайй сотворил еще немало, за что заслужил в мусульманской литературе прозвище "главы мунафиков". Несмотря на все это, Пророк не переставал проявлять к нему снисходительность, надеясь, что тот опомнится. Но мунафику так и не было суждено ею воспользоваться, и он скончался в маловерии. Пророка попросили прочитать над ним заупокойную молитву, и он дал свое согласие - при том, что в недавно сошедшей суре 9 о таких мунафиках, как Ибн Убайй было сказано: "Проси за них прощение иль не проси, / Проси за них [хоть] семьдесят раз, / Бог не простит им" (9:80). Только Пророк встал у тела, как к нему подскочил Умар: "О Посланник Божий, неужели ты станешь молиться над врагом Божьим?! Ведь этот Ибн Убайй произнес то-то и то-то тогда-то и тогда-то". И Умар стал перечислять злоречия и злодеяния самого заядлого из мунафиков. Когда Умар выговорился, Пророк с улыбкой на лице изрек: "Угомонись, Умар! Мне был представлен [в айате] выбор, и я его сделал... Знал бы, что помолись я более семидесяти раз и ему простится, я бы помолился!" [Ибн Хишам, [б.г.], т. 2, с. 552; Б 4670 - 4672; М 2274].

К Табукскому походу, состоявшемуся на девятом году хиджры, относятся несколько историй с мунафиками, нашедших отражение в суре 9. Согласно этой суры, некоторые "преступные люди" насмехались и издевались "над Богом и Его учением (айат), над Посланником Его" (9:62 - 65)⁸; другие же произнесли "слово неверия" (калимат аль-куфр), "отступив от веры" (9:74); третьи "измышляли [скверну], коим она не удалась" (9:74): на обратном пути из Табука, во время ночного перехода, когда Пророк верхом на верблюдице ехал по крутому обрыву, некоторые мунафики, с покрывалами на лицах, подкрались к нему с умыслом столкнуть его в пропасть (М 2779; X 23280).

И ни один из этих мунафиков не был наказан. Подобное великодушие Пророк многократно проявлял и в отношении других мусульман не из числа мунафиков. Вспомним хотя бы случай с Хатыбом ибн Балтаа. На восьмом году хиджры, когда Пророк в глубокой тайне делал приготовления к походу на Мекку, Хатыб отправил язычникам-курайшитам письмо, уведомляя их о намерениях мусульман. С неба низошло оповещение о содеянном, Хатыба разоблачили, и некоторые мусульмане потребовали покончить с предателем. Однако Пророк отпустил Хатыба с миром [Ибн Хишам, [б.г.], т. 2, с. 398 - 399; Б 3983, 4890; М 2494).

В такой снисходительности Пророка нашла свое выражение толерантная установка Корана, воплощенная, в частности, в айатах 5:116 - 118. Согласно этим откровениям, в беседе со Всевышним Иисус категорически отрицал свою причастность к тем христианам, которые обожествили его и его мать помимо Бога. Но вместе с тем в отношении таковых он воззвал: "Если накажешь Ты их, / То ведь они - рабы Твои; / Если же простишь им, /То ведь всемогущ Ты и премудр!" Передают, что однажды эти слова Корана Пророк целую ночь, до самого утра, беспрестанно повторял (Ж 1350; Н 1010). А в другой раз Пророк благовестил, что в Судный День этими же словами Иисуса он будет заступаться за тех его последователей, которые после его ухода из жизни отступили от истинной веры (Б 4625 - 4626; М 2860).

⁸ В комментариях к этим айатам, а также у Ибн Хишама (т. 2, с. 522 - 525, 551) приводятся разные версии: аль-Джуляс ибн Сувайд назвал мусульман "хуже ослов"; кто-то отозвался о чтецах Корана (курра') как о "наиболее прожорливых, наиболее лживых, наиболее трусливых в бою"; в пути в Табук пропала верблюдица Пророка, и мунафик Зайд ибн аль-Лясыт злословил: "Мухаммад утверждает, что он - пророк, получающий вести с неба, а сам не может сказать, где его верблюдица"; Вадиа ибн Сабит и Мухашшин ибн Хумайир стали поговаривать, нагоняя страх на правоверных: "Неужто вам кажется, что битва с ромеями похожа на сражение арабов между собой! Ей-богу, ясно как день: завтра мы в путах".

стр. 57

Ридда есть вооруженное восстание, а не отказ от закята

Сторонники высшей меры наказания за вероотступничества часто ссылаются на движение ридда ("отступничество"), которое, начавшись в самые последние месяцы жизни Пророка, вскоре после его смерти охватило многие области Аравии, и которое военным путем было ликвидировано при халифе Абу Бакре. При этом отступничество усматривают не только в следовании пророкам-самозванцам (Мусайляме, аль-Асваду, Саджах, Тулайхе и др.), но и в самом факте отказа от уплата закята в центральную казну. Более того, на этом основании они делают вывод о распространении смертного вердикта и на случаи непризнания или отказа от исполнения тех или иных культовых и практических предписаний религии. Такая интерпретация ридды слишком упрощена, а в сути своей неверна.

Начать с того, что сам Пророк, при всем, естественно, неприятии претензий иных лиц на пророческий сан, остался верным принципу непринуждения в религии. Повествуют, как Пророк рассказал товарищам о посетившем его видении - на его руках оказались два золотых браслета, на кои он подул, и те слетели. И Пророк истолковал эти два браслета в смысле двух лжепророков: аль-Асвада и Мусайлямы [Ибн Хишам, т. 2, с. 576 - 577; Б 4373 - 4374; М 2273 - 2274]. Но Пророк не определил для самозванцев какой-либо меры наказания. А при встрече с Мусайлимой, прибывшим в Медину с депутацией от соплеменников-ханафитов и требовавшим признания его соучастником пророческой миссии (или согласно другой версии, - преемником), Пророк категорически отказался сделать это, пригрозив ему, однако, не привлечением к людскому суду, а к суду небесному: "Если ты отвратишься, Бог непременно поразит тебя" [см. там же]. И в ответе на письмо Мусайлямы, где тот объявляет себя соучастником его пророческого дела и требует раздела пополам владений, Пророк, назвав Мусайляму самозванцем, ограничился цитированием айата 7:125 - "Воистину земля принадлежит Богу: / Он дарует ее в наследие, кому хочет из рабов Своих..." [Ибн Хишам, [б.г.], т. 2, с. 600 - 601]. И мусульманам Пророк так ничего и не завещал в плане наказания таковых или ведения военных действий против них.

Далее, движение "ридда" было чрезвычайно неоднородным, и далеко не соответствует действительности распространенное представление о его участниках как об отпавших от ислама из-за отказа от уплаты закята, сочетавшегося со следованием лжепророкам. Не вдаваясь в подробности, ограничимся следующим замечанием Ибн Хазма: "Люди ридды были двух разрядов. Один разряд составляли те, кто никогда не уверовал [в Пророка], как, например, Мусайляма и Саджах - это агрессоры (харбийун), которые отнюдь не обращались в ислам... Второй разряд - это те, кто принял ислам, не обратился вспять в неверие (лям йакфур), но лишь отказался платить закят Абу Бакру, посему он и воевал с ними. Не исключено, что среди последних были и такие, кто и вовсе отпал от ислама (иртадд), наподобие уверовавших в Тулайху, но об этом мы не имеем надежных сведений" [Ибн Хазм, [б.г.], т. 11, с. 193]. Добавим к этому, что пророчица-самозванка Саджах была христианкой [ат-Табари, [б.г.], ч. 4, с. 239], прибывшей в Аравию из Ирака⁹.

Кроме того, Абу Бакр приступил к применению силы против участников ридды только после того, как те пошли войной на мусульман¹⁰. Некоторые племена, обитавшие к востоку от Медины, даже решили захватить город и, получив отпор, "они набро-

⁹ Это - одно из свидетельств вмешательства извне в события ридды, и в таком вмешательстве можно усмотреть определенный мотив внешних выступлений мусульман за пределами Аравии по окончании ридды.

¹⁰ Сведения о том, что сам Пророк организовал военные действия против участников ридды, - внеканонические, и они нуждаются в дополнительной проверке. Но даже если они окажутся достоверными, то и в отношении к ним справедливо данное замечание.

стр. 58

сились на своих мусульман, зверски расправляясь с ними". И именно тогда Абу Бакр поклялся отомстить за этих мусульман [ат-Табари, [б.г.], ч. 4, с. 224, 227 и др.]. Подобная ситуация наблюдалась и в других областях Аравии. Очевидно, что военные выступления неверных и вероотступников (если таковые действительно были), когда судьба молодого мусульманского государства в буквальном смысле висела на волоске, фактически закрывали путь к более спокойному, мирному разрешению конфликта с теми, кто только отказывался от уплата закята халифу.

Но даже если дело и сводилось бы к конфликту вокруг закята, то перед нами имеет место не столько акт невыполнения некоторыми индивидами определенного религиозного предписания, сколько акт коллективного неповиновения политической власти, угрожающий целостности государства. И Абу Бакр, апеллируя к силе против уклонившихся от уплаты закята, принял не столько религиозное, сколько политическое решение, которое было исторически оправданным, хотя в собственно религиозном аспекте оно вызывает споры (вспомним хотя бы о позиции Умара), как спорны и некоторые мероприятия Абу Бакра в отношении такой группы участников ридды. В частности, "ханафиты и шафииты единогласны в том, что на таковых никак не распространяется статус вероотступников (муртадд), и в отличие от Абу Бакра они не называют их вероотступниками (ахль ридда)" [Ибн Хазм, т. 11, с. 193]. Это прежде всего касается присвоения имущества и пленения семей. Примечательно, что и у Умара на сей счет было иное мнение, нежели у Абу Бакра. Поэтому в его правление он вернул пленников (комментарий аль-Аскаляни, к хадису Б 6924).

О том, что сам по себе отказ от уплаты закята не может быть причиной причисления к отступникам, а, стало быть, и не заслуживает соответствующей меры наказания, свидетельствует хорошо известная история с ансаритом Салябой ибн Хатыбом, которая приводится во всех комментариях к Корану и книгах по "причинам ниспослания" в связи с айатами 9:74 - 75. Как-то Саляба попросил Пророка вымолить для него перед Богом побольше богатства. "Лучше иметь мало и постоянно благодарить за это Бога, чем много, с чем тебе не справиться", - Пророк постарался вразумить Салябу. Но Саляба настаивал: "Клянусь Тем, Кто послал тебя с истиной, если ты вымолишь у Бога для меня состояние, я каждому вымолю то, что ему надлежит". Тогда Пророк воззвал к Богу. И вот Саляба приобрел несколько овец, и те, волей Божьей, стали так обильно плодиться, что он все время пропадал с ними на пастбищах, пропуская даже совместную пятничную молитву. Узнав об этом, Пророк трижды произнес: "Несчастный Саляба!" И когда был предписан закят и к Салябе от Пророка явились сборщики закята, чтобы принять от него положенную долю, тот всячески уклонялся и в конце концов обозвал закят "податью" (джизйа). После ниспослания айатов 9:75 - 78 с упреками Божиими Саляба не раз сам приходил с закятом к Пророку, но тот отказывался что-либо принимать от него до самой своей смерти. Не желал принимать от него закят и халиф Абу Бакр, потом Умар, а за ним - Усман, в правление которого Саляба и умер.

Над этой историей следовало бы более серьезно задуматься тем ригористам и экстремистам, которые обвиняют в вероотступничестве и приговаривают к смертной казни даже тех, кто по лености не исполняет ритуальной молитвы¹¹!

Как некоторые богословы останавливались на полпути

Обсуждая выше (в предыдущей статье) вопрос о вооруженном джихаде против неверных, мы не раз упоминали о различного рода "противоречиях" в установлениях законоведов-факихов относительно применения насилия в отношении неверных: объявляя целью джихада распространение истинной веры/единобожия во всем мире ("чтобы

¹¹ В предыдущей статье мы обсуждали хадис от Ибн Умара, на который порой ссылаются поборники воинственной интерпретации борьбы против ридды.

стр. 59

вся религия принадлежала только Аллаху/Богу", "чтобы Слово Божье было превыше всего"), они одновременно допускают взятие в плен язычников, взимание джизйи с иноверцев (при всем их отступлении - с точки зрения этих богословов - от правоверия), включая многобожников, или легитимизируют мирные договоры, притом бессрочные, с таковыми даже без уплаты какой-либо джизйи; полагая само неверие/безверие других основанием для сражения с ними, богословы тем не менее не дозволяют убийство женщин, стариков, монахов-отшельников и всех тех, кто не участвует в боях; и т.д.¹² Подобная непоследовательность, осознана она или нет, в действительности представляет собой определенный шаг в направлении к правильному, толерантному пониманию коранической/пророческой установки касательно джихада и применения насилия вообще.

В рассуждениях законоведов ханафитского толка относительно отступничества (ухода из ислама в иную религию) мы обнаруживаем еще более решительное и сознательное продвижение в этом направлении. Как представители самого либерального толка суннитского права они вплотную подходили к истинному, подлинному постижению учения Корана и Сунны о неверии и вероотступничестве, но, оставаясь в плену средневековой ментальности, с ее преимущественно конфронтационным подходом к иным верованиям, они лишь наполовину сформулировали правильный вывод на сей счет.

Дело в том, что в отличие от других толков суннитского фикха, объявивших смерть наказанием и для вероотступников, и для вероотступниц, законоведы-ханафиты не распространяли высшую меру на женщин. Обосновывая свою точку зрения, они совершенно справедливо отмечают, что вера - личное дело каждого в его отношении с Богом, и, следовательно, отошедший от ислама наказывается не за перемену веры, а за враждебность к исламу, выражающуюся в вооруженном выступлении против мусульман.

Так, автор хорошо известной книги "аль-Хидайа", аль-Маргинани (ум. 1197), доказывая нераспространение смертного приговора на вероотступниц, ссылается на хадис Пророка с запретом на убийство женщин в сражениях с неверными и заключает: "Это потому, что исходный принцип, регулирующий воздаяние [за веру или неверие], состоит в откладывании суждения до будущей жизни, ибо ускорение его [т.е. применение воздаяния в этой жизни] идет вразрез с назначением [Божьего] испытания. Отход же от данного принципа допустим лишь ради пресечения имеющегося налицо злодеяния - вооруженного действа (хираба), а такого нельзя ожидать от женщины, поскольку она по своей конституции не способна к нему" [аль-Маргинани, [б.г.], т. 2, с. 165].

Комментируя это высказывание, другой видный ханафитский богослов, Ибн аль-Хумам (ум. 1457), замечает: "Убийство за вероотступничество призвано пресечь зло вооруженного действа, но не является наказанием за сам акт неверия" [Ибн аль-Хумам, [б.г.], т. 6, с. 72]. Данную мысль высказывал еще ас-Сарахси (ум. 1097): "Неверие - одно из самых тяжких преступлений, но оно остается между человеком и Господом, поэтому наказание за него откладывается до Судного дня. Поскольку же вероотступник предается смерти именно по причине вооруженного действа, а женщина к таковому неспособна по самой своей конституции, то она не предается смерти за неверие - ни за первоначальное, ни за привходящее" [ас-Сарахси, 1986 - 1987, т. 10, с. 110]¹³.

К сожалению, эти поистине замечательные слова так и не были доведены до логического конца. Ибо вместе с факихами других толков те же ханафитские законоведы считают любого мужчину из числа неверных или отрекшихся от ислама "военно опас-

¹² Более того, исходя из возводившихся к Пророку наставлений ("Оставьте турок в покое, покуда они вас не трогают"; "Оставьте эфиопов в покое, покуда они вас не трогают" - см. хадисы Д 4302, 4309; Н 3176; X 22644), законоведы остерегали от инициирования каких-либо военных походов против турок (которые тогда еще не приняли ислам) и эфиопов.

¹³ Под первоначальным (асли) неверием подразумевается неверие, предшествующее принятию ислама, а под привходящим (тари') неверием - отступничество от ислама.

стр. 60

ным" (харби), потенциально могущим воевать против мусульман, а значит, - заслуживающим смертной казни (если, конечно, тот не обратится в ислам или не раскается). При такой логике смертный вердикт надо было бы распространить и на всех детей мужского пола - ибо они вырастут и смогут сражаться с мусульманами! Но ведь справедливое законодательство, не говоря уже о Божьем, предусматривает наказание на основе реальных фактов, осуществленных действий, а не исходя из потенциальных, вероятностных актов, которые могут иметь место в будущем.

Далее, если само неверие не наказуемо в земной жизни, то как может быть наказуемо то или иное отступление от него - например, неисполнение салята. А ведь значительная часть ханафитов - вразрез с логикой вышеизложенной установки о вере как о личном деле - согласилась с представителями остальных правовых толков относительно суровых мер наказания за нарушение даже в области культа.

Словно на полпути к правильному толкованию коранических заповедей касательно неверия/отступничества остановился и ряд средневековых богословов, которые, казалось бы, вполне адекватно постигали фундаментальное значение провозглашенного айатом 2:256 принципа "непринуждения в религии", настаивая на том, что такой айат не может быть "отменен", "модифицирован" (мансух) какими-либо другими айатами или хадисами. Так, знаменитый богослов и комментатор Корана ас-Суйути (ум. 1505), собрав все "отмененные" айаты, относительно которых единогласно мнение богословов, обнаружил, что таких айатов всего двадцать один [ас-Суйути, 1969, с. 118]. А среди последних нет айата 2:256.

Еще до этого ат-Табари (ум. 923) критиковал тех, кто считает айат 2:256 отмененным последующими айатами, дозволяющими мусульманам сражаться с неверными/иноверными, ибо этот айат носит явно общий характер в отношении предписания и предостережения. А такого рода айаты, заключает он, не могут быть отмененными. Слова же айата "Уже ясно проступает отличие истинного пути от ложного" комментатор понимает в том смысле, что "отклонившийся от водительства [истинной веры] после уяснения его будет иметь дело с самим Господом, который и распоряжается его наказанием в потусторонней жизни". Однако, вопреки этому адекватному пониманию, ат-Табари, принявший как аксиому якобы единогласие мусульман в том, что Пророк "принуждал" к исламу арабов-язычников и отступивших от него, вынужден был идти на "ограничение", "спецификацию" (тахсыс) сферы действия айата, распространяя его только на иудеев, христиан и представителей других конфессий, с которых дозволяется взимание джизйи [ат-Табари, 1988]. О каком же единогласии по этому поводу может идти речь, если Ибн Таймийа (ум. 1328) и его ученик Ибн аль-Кайим (ум. 1350) считают очевидным, что Пророк никого не принуждал к исламу!

Склонившийся к сохранению за айатом 2:256 его всеобщего звучания Ибн Касир (ум. 1372) истолковывает заповеди айата таким образом: "Не принуждайте никого к принятию религии ислама, ибо она является очевидной, не нуждающейся в принуждении к ней... А кто слеп сердцем, у кого глаза и уши запечатаны, тому не поможет насильственное обращение в ислам" [Ибн Касир, 1981].

В том же смысле, но более категорично, высказался Ибн Таймийа, отстаивая буквальное/всеобщее звучание айата 2:256: "[В айате] дана нам общая заповедь - никого не принуждать к религии. Если бы неверному грозили смертью, чтобы он стал мусульманином, то это было бы величайшим принуждением в религии... И никто не может сказать, что он (Пророк) кого-либо принуждал к исламу... И нет пользы от такого обращения" [Ибн Таймийа. Ка'ида...].

В духе такого адекватного понимания айата надо было бы заявить, что равным образом нет пользы от насильственного удержания кого-либо в исламе или в принуждении кого-либо к тем или иным обрядам - заключение, перед которым, видимо, остановились указанные богословы.

стр. 61

Завершить начатое факихами-ханафитами и другими теологами движение к подлинно исламскому, толерантно-либеральному законодательству, заложенному в Коране и Сунне, - вот задача, стоящая сегодня перед мусульманской богословско-правовой мыслью.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абу Йусуф. Китаб ал-Харадж (Мусульманское налогообложение). СПб., 2001.

Аль-Аскаляни. Фатх аль-Бари би-шарх Сахих аль-Бухари. Бейрут, 1990.

[Аль-Бухари]. Сахих аль-Бухари. М., 2003

Ибн Касир. Тафсир аль-Кур'ан аль-'азым. Бейрут, 1981.

Ибн Таймиййа. Ка'ида фи кыталь аль-куффар // www.alshreef.com/book.

Ибн Хазм. Аль-Мухалля. Бейрут: Дар аль-афак аль-джадида, [б.г.].

[Ибн Хишам]. Ас-Сира ан-набавиййа ли-Ибн Хишам. Изд. ас-Сакка М. и др. Бейрут-Джидда, [б.г.].

Ибн аль-Хумам. Шарх Фатх аль-кадир. Бейрут: Дар аль-фикр, [б.г.].

Игнатенко А. А. Ислам и политика. М., 2004.

Аль-Маргинани. Аль-Хидайа. Бейрут: аль-Мактаба аль-исламиййа, [б.г.].

Ас-Санани, Абд ар-Раззак. Аль-Мусаннаф. Бейрут, 1972.

Ас-Сарахси. Китаб аль-Мабсут. Бейрут, 1406 х. [1986 - 1987 гг.].

Ат-Табари. Джами' аль-байан 'ан та'виль аи аль-Кур'ан. Бейрут, 1988.

Ат-Табари. Тарих аль-умам ва-ль-мулюк. Бейрут: Мактабат Хаййат, [б.г.].

Торнау Н. Изложение начал мусульманского законоведения. [Репринт изд. 1850 г.]. М., 1991.

Permanent link to this publication: