Одним из многих советских востоковедов, ставших жертвами репрессий конца 30-х годов, стал Артур Рудольфович Зифельд-Симумяги (1889 - 1939). Сейчас имя его забыто, хотя в 20 - 30-е годы было достаточно известно. Его научные работы имеют лишь историческое значение, однако он сыграл заметную роль в организации востоковедения и подготовке научно- педагогических кадров в Азербайджане того времени. На наш взгляд, личность и биография этого своеобразного человека тоже могут представлять интерес. Нами использовано следственное дело А.Р. Зифельда-Симумяги за N Пр 22326, хранящееся в Центральном архиве Министерства национальной безопасности Азербайджана*
Артур Рудольфович Зифельд (вторую часть фамилии он добавил позже), эстонец по национальности, родился в 1889 г. в Ревеле (Таллин). Его юность прошла в Одессе, где он, по собственным показаниям, "в 1912г. прослушал курс историко-филологического факультета" (упомянутое дело, л. 21, далее ссылки только на номера листов) в университете. Неясно, был ли у него диплом, хотя в советское время А.Р. Зифельд-Симумяги имел звание профессора. Но главным его занятием в Одессе была подпольная революционная деятельность, причем, как он сам признавал, его политическая ориентация неоднократно менялась. В 1906 г. А.Р. Зифельд вступил в партию эсеров, в 1907 г. перешел к "народным социалистам" (партия правее эсеров), но в 1908 г. оказался во главе отколовшейся от них группы "Анархо-социалистов". т.е., по-видимому, снова приблизился к позициям левых (л. 21, 35 - 36). В 1912 г. А.Р. Зифельд-Симумяги был выдан провокатором, перешел на нелегальное положение, а затем выехал в Германию по подложному паспорту (л. 31, 39).
Спустя год из-за неясностей с паспортом А.Р. Зифельд-Симумяги был выслан из Германии и переехал в Швейцарию, где, в основном в Цюрихе, прожил до 1917 г. По его словам, еще в Одессе под влиянием трудов Г.В. Плеханова он стал переходить на социал-демократические позиции и с 1911 г. считал себя марксистом. Приехав в Швейцарию, А.Р. Зифельд-Симумяги познакомился в Г.В. Плехановым, возглавлявшим небольшую группу так называемых меньшевиков-партийцев, и стал членом Заграничного бюро меньшевиков- партийцев (л. 37). После начала Первой мировой войны он разошелся с Плехановым, занявшим оборонческие позиции, и попытался найти контакт с большевиками, которые тогда отказались иметь с ним дело (л. 37 - 38). Вместе с бывшим депутатом Второй думы А.Г. Зурабовым А.Р. Зифельд-Симумяги в конце 1914 г. создал в Цюрихе "Объединение социал-демократов интернационалистов",
* Авторы выражают благодарность сотрудникам министерства, предоставившим нам возможность ознакомиться с делом. Данная работа входит в состав подготавливаемой нами к печати книги "Репрессированная тюркология", выполненной при содействии Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), грант N96 - 04 - 06221.
стр. 104
стоявшее на антивоенных позициях; сам он впоследствии назовет это объединение "сбродом различных политических течений, политическим Ноевым ковчегом" (л. 39). В 1915 г. А.Р. Зифельд-Симумяги все же перешел к большевикам, и с этого года впоследствии стал исчисляться его партийный стаж.
Но еще в эмиграции А.Р. Зифельд-Симумяги увлекался лингвистикой. Молодого революционера заинтересовала обсуждавшаяся в то время в науке урало-алтайская гипотеза, согласно которой финно-угорские, самодийские, тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские языки (иногда также корейский и японский) объединялись в имеющую общее происхождение большую урало- алтайскую семью. Современная наука 1 подтверждает эту гипотезу, хотя и в измененном виде: уральские (финно-угорские, самодийские) и алтайские (тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский) языки вместе с индоевропейскими и рядом других входят в гигантскую ностратическую макросемью, но отдельной урало-алтайской семьи не было. Однако в 10 - 30-е годы XX в. ни доказать, ни опровергнуть урало- алтайскую гипотезу было невозможно уже потому, что многие уральские и алтайские языки еще не были описаны. Но начинающий ученый, вряд ли имевший хорошую лингвистическую подготовку, хотя в Одессе он мог слушать лекции крупного языковеда А.И. Томсона, не отдавая себе отчета в сложности проблемы, в свободное от политической борьбы время строил смелые гипотезы. Он не боялся привлекать любой материал, вплоть до шумерского, хотя брал его в основном из вторых и третьих рук.
В 1916 г. произошло событие, многое определившее в дальнейшей жизни А.Р. Зифельда-Симумяги. В качестве журналиста он присутствовал в Лозанне на Третьей конференции национальностей (так в деле). Российскую делегацию возглавлял видный тюркский ученый и политический деятель Юсуф Акчурин, впоследствии эмигрант. В это время он редактировал выходящий в Стамбуле журнал "Тюрк юрду". А.Р. Зифельд-Симумяги предложил ему статью о связях тюрок с шумерами, статья была опубликована (л. 32). Так началось сотрудничество молодого энтузиаста с тюркологами.
В Цюрихе А.Р. Зифельд-Симумяги познакомился с В.И. Лениным и сотрудничал с ним, что специально отмечалось в период подготовки его реабилитации (л. 132). Вслед за первой группой эмигрантов, в которую входил В.И. Ленин, из Швейцарии через Германию и Швецию приехала в Россию вторая группа, в которую входил и Артур Рудольфович (л. 40). Деятельность его в 1917 - 1923 гг. безусловно была активной, но в следственном деле отражены лишь отдельные ее эпизоды: в 1919 г. он воевал на Северном Кавказе в партизанском отряде Тонконогова (л. 21), в 1920 г. работал в полпредстве РСФСР в Грузии, тогда еще меньшевистской (л. 26).
Не позже 1923 г. А.Р. Зифельд-Симумяги был направлен на работу в Баку. Здесь он жил до начала 30-х годов, потом некоторое время работал в Тбилиси, а с 1935 г. до ареста - вновь в Баку (л. 75). Первоначально он находился на партийной работе, но довольно скоро целиком ушел в науку. В 20-е годы и в начале 30-х годов А.Р. Зифельд-Симумяги работал в Бакинском университете и в Обществе по изучению Азербайджана; после 1935 г. - в Азербайджанском филиале АН СССР, где в 1935 - 1937 гг. был директором Института языка и литературы; а в 1937 г., недолго, - директором объединенного Института истории, языка и литературы; одновременно он был членом президиума филиала АН СССР и главным редактором издаваемых им "Известий".
В Баку А.Р. Зифельд-Симумяги пользовался высоким авторитетом и благодаря революционному прошлому, и благодаря обширным знаниям и преданности науке. Там его считали крупным ученым. Однако на современного читателя его главные труды 2 производят довольно странное впечатление. Начав с идеи об урало-алтайской семье языков, ученый затем подпал под влияние авторитетного тогда "нового учения о языке" акад. Н.Я. Марра. Академик, в частности, отвергал языковое родство и языковые
стр. 105
семьи, объясняя сходство языков либо их "скрещением", либо сходством экономического развития соответствующих народов.
Приняв это учение, А.Р. Зифельд-Симумяги не просто следовал за Н.Я. Марром, но пытался с ним соревноваться. Сохранив идею урало-алтайских языков, отрицавшуюся Н.Я. Марром, имевшую для А.Р. Зифельд-Симумяги личное значение как для эстонца (уральца), жившего среди азербайджанцев (алтайцев), теперь он понимал эти языки уже не как семью, а как "федерацию" языков, связанных экономической общностью 3 . К урало-алтайским он относил самые разные языки - от шумерского до латышского и некоторых славянских: "Великороссы являются в значительной мере ославяненными поволжскими финнами... дунайские болгары - лишь ославяненные потомки поволжских булгар (тюрок. - Ф.А., В.А.)" 4 . Он привлекал материал гигантского количества языков, но брал его из недостоверных источников, в частности из "Стоязычного словаря" А.В. Старчевского. В целом труды А.Р. Зифельд-Симумяги - пример научного дилетантизма. Вот одна цитата, по нашему мнению, не требующая комментариев: "В фонетике горских пастушеских сообществ имеется много общего, напр. сильное развитие задненебных гортанных звуков в языках швейцарских и кавказских горцев; в языках флегматичных народов северных стран - от Голландии до Якутии - развитие долгих гласных" 5 . О бескорыстии ученого и несколько маниакальной преданности своим идеям свидетельствует и такой факт: единственную дочь, родившуюся в 1927 г., он назвал Уралтаей (л. 13).
Человек жил в мире своих фантазий, мало обращая внимания на земные дела вроде административных обязанностей в руководимом им институте. Об этом свидетельствовали многие. Его заместитель Гулам Багиров: "Хороший ученый, плохой администратор и организатор" (дело ПР. 21729, л. 33). Секретарь парткома Азербайджанского филиала АН СССР С. Тевосов: "Мы знаем, что Зифельд в организационных делах профан" (дело ПР 21729, л. 37). Этнограф А.А. Климов уже в период реабилитации: "Как человек он был слабохарактерным, доверчивым, старался никого не обижать. Как администратор был слабым, в основном отдавался науке, мало интересовался хозяйственной жизнью института, передоверил ее другим ответственным работникам института - Зейналлы (ученый секретарь. - Ф.А., В.А.), Багирову Гуламу и др." (л. 132).
И одна особенность отличала А.Р. Зифельда-Симумяги от других бакинских профессоров нетюркского происхождения - это его знание азербайджанского языка. Большинство профессоров - русских, евреев и армян - не владели азербайджанским языком и мало общались с местной интеллигенцией. Артура Рудольфовича сама урало-алтайская гипотеза сближала с тюркской интеллигенцией, он был если и не "пантюркистом", как его именовали на следствии, то, по крайней мере, тюркофилом. И во время следствия, не признаваясь в "контрреволюционной деятельности", А.Р. Зифельд-Симумяги ни мог отрицать близкое знакомство с уже уничтоженными к тому времени азербайджанскими и другими тюркскими учеными, жившими в Баку:
Б.В. Чобан-Заде, Г.С. Губайдуллиным, В. Хулуфлу, Г. Зейналлы, А. Таги-Заде, Х.С. Ходжаевым и др. (л. 24 - 29); те также упоминали его. Одним из "доказательств" необходимости его ареста послужило такое высказывание, переданное Г.С. Губайдуллиным и, возможно, имевшее какую-то реальную основу: "Человек сразу не может сделаться марксистом-коммунистом. Восточный работник обычно приходит к коммунизму так: сначала он делается местным националистом, потом пантюркис-том, пантуранистом и, наконец, интернационалистом" (л. 3). Сам А.Р. Зифельд-Симумяги говорил, что был пантюркистом до 1924 г., потом отошел от пантюркизма (л. 46). Явно он имел в виду, что до 1924 г. признавал родство тюркских языков (в 1938 г. это считалось "пантюркизмом"), но под влиянием работ Н.Я. Марра изменил точку зрения. Но, конечно, следствие иначе интерпретировало его слова.
стр. 106
Вероятно, тесная связь А.Р. Зифельд-Симумяги с тюрками сыграла роль в его трагической судьбе. Мы уже описывали в ряде публикаций, каким страшным репрессиям подвергалась в конце 30-х годов работавшая в Баку интеллигенция тюркских народов 6 . В то же время нетюркские специалисты пострадали в значительно меньшей степени. По крайней мере, среди ученых- гуманитариев помимо людей, в прошлом связанных с троцкистской оппозицией, репрессирован был только один Артур Рудольфович. Характерно, что Институт истории, языка и литературы после окончания волны репрессий, во время которых пострадал весь его руководящий состав, возглавил А.А. Климов, русский этнограф, не владевший азербайджанским языком.
Все же в две первые кампании арестов (январь-март и июнь 1937 г.) А.Р. Зифельд-Симумяги не попал. Но положение его стало ухудшаться после ареста в начале 1937 г. Г. Зейналлы, Б.В. Чобан-Заде и других сотрудников возглавляемого им института. В деле Г. Багирова (ПР 21729) подшит (л. 25 - 29, 31 - 38) протокол заседания парткома Азербайджанского филиала АН СССР от 14 февраля 1937 г. А.Р. Зифельд-Симумяги в это время еще был членом этого парткома, он вместе с другими критиковал своего заместителя Г. Багирова, исключенного на этом заседании из кандидатов в члены партии. Но в выступлениях других членов парткома уже заметна критика самого директора института. Его обвиняли в "либерализме", а также в том, что он отстранился от дел института, в результате чего там "орудовал Зейналлы" (л. 37). Было и еще более серьезное обвинение. В январе 1937 г. Б.В. Чобан-Заде и Г. Баги-ров вместе отдыхали в Кисловодске, где Б.В. Чобан-Заде был арестован. А.Р. Зифельд-Симумяги в письме Багирову в Кисловодск передал Чобан-Заде привет. На заседании был задан "зловещий" вопрос: "Почему вы в письме к Багирову написали привет Чобан-Заде?" (л. 34). В итоге было заявлено: "У Зифельда есть либерализм, мы постараемся его перевоспитать и, если нужно будет, поставим вопрос резко" (л.35).
Вскоре сильно уменьшившийся в составе из-за арестов Институт истории, археологии и этнографии был объединен с Институтом языка и литературы. А.Р. Зифельд-Симумяги недолго оставался директором объединенного института, так как спустя некоторое время "вопрос был поставлен резко" и в сентябре 1937 г. его сняли, хотя арестовали не сразу. К моменту ареста он был лишь "профессором-консультантом по истории Древнего Востока" филиала АН СССР (л. 13).
А затем было организовано новое дело - о "вредительстве" в филиале. В феврале-апреле 1938 г. по этому делу были арестованы еще четверо: А.Р. Зифельд-Симумяги; его бывший заместитель Гулам Багиров; его преемник по руководству Институтом истории, языка и литературы языковед Идрис Гасанов; а также химик, ученый секретарь филиала Кязимов. Артур Рудольфович был арестован первым 11 февраля 1938 г.
К тому времени на А.Р. Зифельда-Симумяги были собраны показания многих его знакомых и сослуживцев, почти все из которых уже были расстреляны. Не все из них назвали его "членом организации", но и уже имевшихся материалов было достаточно. В справке на арест начальник 4 Отдела УГБ НКВД Азербайджана Рассказчиков делает вывод, что А.Р. Зифельд-Симумяги "достаточно изобличается" показаниями Г.С. Губайдуллина, Б.В. Чобан-Заде и Али Назима Махмуд-Заде (л. 6). Далее идут постановление о мере пресечения, подписанное зам. наркома Т.М. Борщевым 7 (л. 7), ордер на арест за его подписью (л. 8), протокол обыска от 11 февраля 1938 г. (л. 9) и протокол личного обыска от того же дня (л. 12), где в числе изъятых вещей назван "парсигар". В этой же части дела подшито и более позднее, от 29 марта 1939 г., постановление об "уничтожении путем сожжения" рукописей, писем и книг (л. 10). Так что о неопубликованных работах ученого (а в 30-е годы он печатался мало) мы никогда уже не узнаем.
стр. 107
Вскоре после ареста, 20 февраля 1938 г., А.Р. Зифельд-Симумяги был допрошен следователем Мустафаевым (л. 24 - 34). А затем в деле нет ни одного документа более чем за год. И лишь в конце марта 1939 г., когда, очевидно, решили покончить с затянувшимся делом, протоколы допросов вновь появились. На протяжении суток с 26 по 27 марта 1939 г. следователем Дранишниковым составлены три протокола (л. 35 - 55). Зафиксировано, что допросы велись до 17 часов 26 марта, затем был перерыв до 23 часов, потом допрос продолжался всю ночь и закончился в 10.30 утра следующего дня (л. 43).
Ряд показаний приведен выше. А.Р. Зифельд-Симумяги подробно рассказал о своем богатом событиями прошлом, признался в былом "пантюркизме", перечислил "врагов", с которыми был знаком. Он покаялся в том, что в 1931 г., когда встал вопрос об увольнении "пантюркиста" Б.В. Чобан-Заде, взял его под свою защиту на партсобрании и помог остаться на работе (л. 32). Еще одно покаяние в связи со знаменитым тюркским словарем Махмуда Кашгарского (XI в.): "Я признаю, что я недостаточно изучал эту книгу и рассматривал ее как редчайший экземпляр в лингвистике в отношении многих вымерших уже языков" (л. 47). Тогда словарь Махмуда Кашгарского был объявлен "пантюркистским", а работа Х.С. Ходжаева над его переводом стала основанием для расстрела этого ученого. Но главного обвинения - принадлежности к "организации" - ученый так и не признал, хотя его, несомненно, подвергали "физическим методам воздействия" (в отношении его самого у нас нет данных, но его "однодельцы" позже об этом заявляли). В ответ на показания ранее осужденных А.Р. Зифельд-Симумяги заявил, что все клевещут на него, так как он их разоблачал, при этом он не понимает, почему против него дает показания Г.С. Губайдуллин, с которым у него были хорошие отношения (л. 51). Он пытался доказать, что его "Урало-алтаика" направлена против пантюркизма и панисламизма, поскольку связывала тюркские народы с другими, мусульманские - с немусульманскими (л. 47).
Следствие не проявило интереса ни к эстонским корням профессора, ни даже к его эсеро-меньшевистскому прошлому, так как было запрограммировано на "контрреволюционную пантюркистскую организацию". Далее в деле (л. 58 - 108) подшиты показания на А.Р. Зифельд-Симумяги. К показаниям 1937 г. добавлены показания Г. Багирова (двое других не дали желаемых материалов) и свидетельские показания Я.Д. Козина, С.П. Тевосова и А.А. Климова, занимавших в 1938 - 1939 гг. руководящие должности в филиале Академии наук. Отметим, что все трое не заявили ничего о "контрреволюционной деятельности" А.Р. Зифельд-Симумяги, подтвердив лишь организационные неполадки в возглавлявшемся им институте и его дружеские отношения с Б.В. Чобан-Заде, Г.С. Губайдуллиным, Г. Зейналлы и др.
После длившегося сутки допроса 27 марта 1939 г. был составлен протокол о его окончании, на котором подследственный написал, что не согласен с обвинением и признает лишь, что "финансово-хозяйственную работу Института] языка и литературы передоверил б[ывшему] уч[еному] секретарю Зейналлы", за что готов нести ответственность (л. 109). 1 апреля 1939 г. Дранишниковым и Мустафаевым было составлено обвинительное заключение (л. 110 - 113), утвержденное заместителем наркома Керимовым. А.Р. Зифельд-Симумяги обвинялся в принадлежности к "организации", участии в переводе "пантюркистской книги автора М. Кашгарского" и "во вредительском планировании научно-исследовательской работы АзФАНа" (л. 110). Зафиксировано, что виновным себя не признал. Дела всех четверых арестованных было решено отослать в Москву на Особое совещание - орган, рассматривавший дела, признанные второстепенными, и не выносивший смертные приговоры. Для 1939 г., когда волна репрессий после снятия Н.И. Ежова пошла на спад, это была стандартная процедура.
стр. 108
Перед заседанием Особого совещания 3 марта 1939 г. московский прокурор Кузьмин составил "Заключение", где, в частности, писал: "Виновным себя Зифельд не признал, указав, что он к пантюркистам примыкал лишь до 1924 г., после чего от них отошел. Позднее лишь догадывался о наличии пантюркистской организации в Аз.ФАН. На ряду (так. - Ф.Л., В.А.) с этим Зифельд не отрицает, что действительно в 1931 г. брал под свою защиту пантюркиста Чобан-Заде" (л. 123). Казалось бы, после таких слов прокурор мог задуматься, виновен ли арестованный. Но он делает вывод, что арестованного надо осудить на 8 лет лагерей. Такой приговор и вынесло всем четверым Особое совещание 21 июня 1939 г. (л. 126).
Как позже писала Сарра Яковлевна Хованская (жена А.Р. Зифельд-Симумяги), 16 июня 1939 г. (за 5 дней до заочного приговора!) он был вывезен из Баку, затем в конце ноября он писал из Владивостока, что всех бакинцев (т.е. Г. Багирова, И. Гаса-нова и Кязимова. - Ф.А., В.А. ) отправили на Колыму, а его и "других стариков" отправляют в места с более мягким климатом" (л. 129). Из сопоставления этих дат с другими очевидно, что конец ноября - время получения письма, которое было написано раньше. Но ученого обманули: его отправили именно на Колыму. Если более молодые, Г. Багиров и И. Гасанов, выдержали колымские лагеря и вернулись оттуда после войны (И. Гасанов умер в начале 50-х годов в повторной ссылке, Г. Багиров дожил до реабилитации, судьбу Кязимова мы не выяснили), то Артур Рудольфович прожил там очень недолго.
В деле есть медицинская справка, составленная в Баку 19 марта 1939 г., где сказано, что он практически здоров, к физическому труду годен, северный климат переносить может (л. 15). А дальше мы находим акт о смерти, где сказано, что А.Р. Зифельд-Симумяги умер 6 декабря 1939 г. в лагерной базе, название которой написано неразборчиво (несомненно лишь, что оно начинается с буквы X); там же указано, что он прибыл на базу (где, видимо, была больница) 29 ноября из Нижнего Дебина (а это Колыма) с диагнозом "старческая дряблость, истощение", умер он от "сердечной слабости" (л. 127). Не страдавший болезнями энергичный 50-летний человек после 16 месяцев тюрьмы и полугода этапов, пересылок и Колымы превратился в дряхлого старика и умер.
Реабилитационная часть дела начинается с заявления жившей в Баку С.Я. Хованской от 7 декабря 1955 г. (л. 129). Все люди, вынужденно оговорившие профессора, уже либо были реабилитированы, либо готовились к реабилитации (л. 130). Повторно допросили бывших свидетелей А.А. Климова и С.П. Тевосова, оба дали покойному положительную характеристику (л. 132 - 138). Заключение прокурора (л. 139 - 140) датировано 22 июня 1956 г., протест в Верховный суд в порядке надзора (л. 141 - 144) - 27 июня 1956 г., судебное определение о прекращении дела (л. 145) - 3 июля 1956 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: С.А. Старостин. Алтайская проблема и происхождение японского языка. М., 1991.
2 А.Р. Зифельд-Симумяги. Uralo-Altaica. Кн. 1. Баку, 1927; он же. Тюркологические этюды. Баку, 1930.
3 А.Р. Зифельд-Симумяги. Uralo-Altaica, с. 23.
4 Там же, с. 29.
5 Там же, с. 20.
6 Ф.Д. Ашнин, В.М. Алпатов. Гибель профессора Губайдуллина. - Altaica. Кн. 2. М., 1998; Ф.Д. Ашнин, В.М. Алпатов. Дело профессора Б.В. Чобан-Заде. - Восток, 1998, N 5.
7 Т.М. Борщев был расстрелян вместе с М.Д. Багировым (первый секретарь ЦК КП Азербайджана в 1933 - 1953 гг.) и двумя другими руководящими работниками НКВД Азербайджана в мае 1956 г, как организатор массовых репрессий в республике.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Kyrgyzstan ® All rights reserved.
2023-2024, LIBRARY.KG is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Kyrgyzstan |