Прежняя моноцентричная геополитическая конструкция управлявшейся Россией Центральной Азии (ЦА) ушла в историю вместе с распадом СССР, и новообразовавшийся регион стремительно вступил в процесс геополитической плюрализации. Система/подсистема международных отношений (МО) в Центральной Азии развивается и усложняется, что происходит в условиях кардинальных перемен в системе МО в целом. Суть перемен заключается, в первую очередь, в сломе традиционных подходов к практике международных отношений, состояние которых быстро меняется.

Сложившаяся в своем современном облике система отношений между государствами Центрально-Азиатского региона (ЦАР) примечательна и своеобразна. Более чем десятилетняя история существования новых независимых государств ЦА оказалась недостаточна для того, чтобы они свыклись с новой обстановкой, утвердились в системе МО. Этот отрезок времени оказался недостаточен и для того, чтобы государства других регионов мира сформулировали свою концепцию внешней политики по отношению к ЦА, и многие из них длительный период довольно сдержанно относились к событиям в регионе и инициативам составляющих его стран. Между тем хрупкий с точки зрения безопасности и стабильности Центрально-Азиатский регион остро нуждался в срочном и активном признании со стороны внешних сил, в институционализации сложившихся отношений. Начиная с 1992 г. в регионе начался процесс формирования различных институтов (механизмов и режимов) безопасности, продолжающийся и по сей день. Учрежденные в Центральной Азии региональные институты по обеспечению безопасности и стабильности, контекст договоренностей о создании которых подразумевает существование международных режимов безопасности, начинают постепенно набирать силу. Становление институтов безопасности в регионе тесно переплетается с динамикой расстановки сил на мировой арене и с формирующейся глобальной постбиполярной системой МО.

Что дают такие режимы безопасности государствам ЦА в международном плане? Рассмотрение региональной безопасности в Центральной Азии в ракурсе международных режимов безопасности может дать продуктивный исследовательский результат и способствовать, таким образом, выделению и осмыслению некоторых ее особенностей. Первичным условием подробного рассмотрения международных режимов является изучение, так сказать, теории их создания.

Становление теории международных режимов безопасности относится к периоду 1970 - 1980-х гг. У ее истоков стояли представители либерального течения международно-политической теории. Общепризнанно, что они внесли огромный вклад в изучение политико-экономической ситуации 1970 - 1980-х гг. и впервые серьезно исследовали международные организации как весомые факторы и субъекты международных процессов. Их усилия стимулировали интерес специалистов к изучению

стр. 91

международного сотрудничества. Многими исследователями подчеркивалось, что механистическое описание международно-правовых институтов не в полной мере отражает их содержание, что вне поля зрения остаются "закулисные", неформальные моменты официальных договоренностей, процесс и процедура их согласования. Акцентировалось внимание и на том, что исследователям следовало бы рассмотреть правила и установления, лежащие в основе международных режимов безопасности. Эти обстоятельства дали толчок переносу акцента с изучения международных организаций на анализ правил и установлений (международных режимов. - С. Ш. ), которыми руководствовались международные акторы [Сафронов, 2003].

Наряду с представителями либерального направления, к вопросу о международных режимах обратились и представители школы политического реализма. Многие концепции международных режимов являются плодом совместных исследований "реалистов" и "либералов" [об этом см., например: Goldstein, 2004]. К числу видных западных исследователей международных режимов относятся Р. Аксерольд, С. Краснер, Р. Кохейн, Ф. Краточвил, Дж. Миршаймер, Дж. Най, Дж. Рагги, А. Стейн, О. Янг и др. [см.: Axerold, Keohane, 1985; Keohane, 1989; Krasner, 1983; Kratochwil, Ruggie, 1986; Mearsheimer, 1994; Nye, 1987; Ruggie, 1983; Young, 1989; Young, 2004], которые, собственно и создали теорию международных режимов.

В российской политологической науке проблемами международных режимов безопасности (на примере АТР) занимается В. Е. Петровский. В своей работе "Азиатско-тихоокеанские режимы безопасности после "холодной войны": эволюция, перспективы российского участия" (М., 1998) автор сосредоточился преимущественно на политических аспектах обеспечения военной безопасности в АТР.

Как явствует из некоторых источников, понятийный аппарат теории международных режимов еще не сформировался. Многие ученые признают, что до сих пор не существует единого определения международного режима [Введение в теорию..., 2001, с. 83]. Впервые понятие "международные режимы" использовал в 1975 г. Дж. Рагги, который дал им классическое определение: "Международные режимы являются набором взаимных ожиданий, правил, планов, организационных и финансовых установлений, принятых группой государств" [излагается по: Петровский, 1998, с. 57].

В период своего содержательного становления понятие "международные режимы" стало объектом острых дискуссий между неолибералами и неореалистами. Неореалисты указывали на следующие обстоятельства:

1. Существование режима связано с серией предшествующих переговоров, инициированных в целях дальнейшего сотрудничества. Следовательно, не режим стимулирует сотрудничество, а сотрудничество лежит в основе режима и является следствием установленного режима;

2. Если правила распределения выгод от сотрудничества, существовавшие до установления режима или в его рамках, не учитывают исходного (до установления режима) положения более сильных государств и не способствуют его сохранению и укреплению, то никакие выгоды от сотрудничества не побудят их к согласию на создание режима или к соблюдению правил режима, если он установлен ранее;

3. Данная теория (международных режимов. - С. Ш. ) не уделяет должного внимания вопросам власти и силы в международных отношениях и тому обстоятельству, что именно распределение силы в международном масштабе составляет основу режимов [Международные отношения..., 2004, с. 58].

Нормы и правила международных режимов, считают неореалисты, действуют постольку, поскольку существует баланс сил. Эти нормы и правила чувствительны ко всяким изменениям баланса сил, который существует в рамках международных режимов [Международные отношения..., 2004, с. 58]. Иными словами, вопросы силы и мощи имеют большое значение в становлении и развитии международных режимов безопасности.

стр. 92

Несмотря на внешне консенсусный характер международных режимов безопасности, в них проявляется иерархическая структура взаимоотношений между участниками. Международные режимы безопасности, в которых участвует мощная держава, оказывают значительное влияние на международную деятельность других государств и некоторых субъектов международной жизни и, таким образом, на всю систему международных отношений. Для малых государств возникает дилемма: вне режимных рамок им грозит анархия, а внутри них приходится подчиниться иерархической системе. Великие державы по мере необходимости навязывают свою волю более слабым по мощи странам и определяют тем самым содержание, параметры и структуры международных режимов безопасности. Вышестоящие в подобной иерархии государства в реализации своих целей используют различные средства и инструменты. Как указывает В. Е. Петровский, в рамках режимов одни участники добиваются безопасности, другие - автономии. Более сильная держава обеспечивает безопасность менее сильных, увеличивая тем самым автономию принятия решений; слабая региональная держава получает гарантии безопасности в обмен на обещание следовать политическому курсу более сильной державы [Петровский, 2004].

Режимы безопасности, в силу отсутствия своей прямой кодификации, являются слабоустойчивыми институтами. Самое незначительное изменение политики безопасности государства, участвующего в том или ином международном режиме безопасности, легко может нарушить его функционирование и даже в состоянии разрушить его. Выход, например, Узбекистана из Ташкентского договора нанес значительный политический и военный ущерб режиму безопасности этой группировки.

Международные режимы способствуют поддержанию атмосферы транспарентности и предсказуемости в системе МО и благоприятно отражаются на их динамике. Как отмечает современный исследователь-международник Дж. Гольдштейн, международные режимы обеспечивают (международную. - С. Ш. ) стабильность в отсутствии мирового правительства [Goldstein, 2004, р. 120]. Государства создают или присоединяются к таким режимам в целях формирования условий для долговременного сотрудничества, иногда даже в ущерб своим интересам.

Другой исследователь Оран Янг считает, что международные режимы - это социальные институты, управляющие действиями заинтересованных сторон (или принятые наборы действий). Как и все социальные институты они признаны образцами поведения или практики, вокруг которой сходятся ожидания сторон [Young, 2004, р. 732]. Они предполагают наличие субъективного - человеческого - фактора в процессе принятия того или иного решения. Тем не менее международные режимы снижают опасность того, что другие участники нарушат ранее достигнутые договоренности, и являются гарантом выполнения различных соглашений. Режим, по мнению О. Янга, устанавливается государством или производной от него международной организацией и распространяется также на частные компании [излагается по: Введение в теорию..., 2001, с. 84].

Международные режимы появляются тогда, когда возникает взаимодействие сторон в результате согласования интересов, целей и ценностей разнообразных акторов, основывающихся на совместном принятии решений. Типичным примером режима является собственно общество. Основанное на договоре его граждан, в том числе и относительно возможности использования силы для разрешения споров, оно образует режим (благодаря тому) в силу того, что ограничивает свободу поведения своих граждан [Введение в теорию..., 2001, с. 84]. В отличие от общества, государство находится на арене, где (в той или иной мере пока еще) все равны и где действует принцип суверенного равенства. В широком смысле международные режимы безопасности являются обязательной составной частью международных институтов по обеспечению комплексной безопасности. Но, как отмечают некоторые исследователи,

стр. 93

само понятие международного режима постепенно уступает место понятию международного института, что расширяет возможности анализа формирования правил сотрудничества между государствами [Международные отношения..., 2004, с. 59].

Еще на заре исследовательских изысканий по режимам многие спорные положения часто приводили к подмене понятийного аппарата. И лишь введение понятия "международные институты" стало рассматриваться как один из способов преодоления этих трудностей. Как указывает М. Сафронов, именно неореалист Дж. Миршаймер дал институтам удовлетворительное определение: институты - это набор правил, определяющих способы осуществления отношений сотрудничества и конкуренции между государствами [Сафронов, 2003 http://www.intertrends.ru//one/006.html . Артур Стейн дополняет эту мысль, считая, что международные организации могут функционировать как режимы. Для нас же важно знать, на основе каких международных организаций функционируют те или иные модели режимов безопасности в регионе ЦА?

В ЦАР существуют различные модели международных режимов безопасности. Важно отметить, что практически большинство из них инициированы и сформированы внерегиональными участниками, а государства ЦА являются или соучредителями или же рядовыми участниками этих режимов. Свершившимся фактом постсоветской реальности является "соразмерное" участие в различных центральноазиатских делах наряду с РФ США и КНР. Регион в какой-то степени может служить одним из индикаторов, определяющих характер взаимоотношений между собой великих держав.

События 11 сентября 2001 г. изменили подходы вышеназванных государств к проблемам глобальной и региональной безопасности, в частности к региональной безопасности в ЦА. При беглом взгляде на сложившуюся обстановку в ЦА можно выявить два латентно "конкурирующих" "менеджера" обеспечения региональной безопасности, действующих параллельно. Конкуренция их проявляется в определенной коллизии интересов традиционного и нового арбитров в регионе, коим выступают преобразованная Россия и США. (Схожее мнение изложила Д. Б. Малышева [Малышева, 2004, с. 56].) Естественно, по многим параметрам между обоими арбитрами имеются точки соприкосновения, но общие позиция и взгляды на обеспечение безопасности в регионе у них отсутствуют. Стоит отметить, что поведение великих держав в регионе не хаотично и имеет определенную логику. Оно в большинстве случаев согласованно. Современная Россия предпочитает вновь углубить возможности своего присутствия в регионе вместе или без КНР. Действуй РФ в одностороннем порядке, она могла бы оказаться младшим партнером КНР, однако присутствие США после 11 сентября 2001 г. дало ей возможность "нейтрализовать" Китай. "Соперничать РФ (выделено мною. - С. Ш. ) с Америкой, - как пишет З. Бжезинский, - было бы бесполезно, а заключить союз с Китаем означало бы подчиниться ему" [Бжезинский, 2004, с. 137].

Представленная США позиция своеобразна по своему содержанию и заключается в том, что они воздерживаются от участия в многосторонних региональных структурах и механизмах безопасности. Ко многим подобным структурам под своим патронажем США относятся не так настойчиво. Это касается и Центральноазиатского батальона (объединенные воинские подразделения Узбекистана, Казахстана и Кыргызстана под эгидой НАТО) и ГУААМ. Как показывает практика, США больше опираются на двухсторонние механизмы взаимодействия со странами региона. Они заинтересованы в стабильности и, как считает помощник секретаря по делам Европы и Евразии Е. Джонс, их стратегические интересы в Центральной Азии определяются следующими целями. Это:

безопасность, включающая борьбу против терроризма, незаконного оборота наркотиков и содействие нераспространению ОМУ;

энергетический вопрос, касающийся транспортировки каспийского нефти и газа на мировой рынок;

стр. 94

внутренние реформы, затрагивающие укрепление демократии, рыночной экономики и другие вопросы [Jones, 2003].

Единственным легально оформленным стратегическим партнером США в регионе является Узбекистан, с которым подписан Договор о стратегическом партнерстве, хотя ранее, в 1994 г. была подписана Хартия о демократическом партнерстве с Казахстаном. Вторым подспорьем военно-политическому присутствию США в ЦА является Афганистан, где медленно, но неуклонно укрепляются их позиции. Это создает им определенные возможности для усиления своего присутствия в регионе.

Однако, несмотря на преимущественно параллельный характер действий США и РФ в регионе, определенные рамки международного режима безопасности в отношениях между ними существуют, что частично отражено в Совместной декларации Президента В. В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между РФ и США [об этом см., в частности: Петровский, 2004, с. 141 - 143]. В ней зафиксировано, что Россия и США признают общий интерес в ЦА в стабильности,

суверенитете и территориальной целостности всех государств этого региона и отвергают несостоятельную модель соперничества "великих держав", которое может усилить конфликтный потенциал в этом регионе [см.: Совместная декларация Президента..., 2003, Т. IV. с. 460 - 461]. Необходимость сотрудничества и взаимодействия США и РФ в этом регионе неоднократно подчеркивалась во время выступления официальных лиц обеих стран. Естественно это далеко еще не говорит о том, что большинство позиций РФ и США по ЦАР совпадают. З. Бжезинский, например, считает, что в процессе обустройства Мировых Балкан (включая Центральную Азию. - С. Ш. )¹ . Америке нечего ждать от России, и стоит рассчитывать только на подлинного партнера - Европу [Бжезинский, 2004, с. 94 - 95]. Нынешняя стратегия России и стратегия США пока совпадают по вопросу Афганистана. Но стратегические цели и задачи США (стратегия США - "перемалывание" Евразии, по А. Д. Богатурову) и РФ (стратегия реинтеграции пространства СНГ) диаметрально противоположны. РФ заявила только о своей поддержке действий США по искоренению очага терроризма и экстремизма в Афганистане и дальнейшей стабилизации в нем в рамках антитеррористической коалиции и подключилась к переговорному процессу с республиками ЦА относительно предоставления США военных и гражданских аэродромов. Это была вынужденная мера, и потому американское военно-политическое присутствие в регионе стимулировало РФ к активизации своих действий и укреплению своих позиций в ЦА. Россия построила в 2003 г. военный аэродром в г. Кант (Кыргызстан) и подписала в 2004 г. комплекс договоров и соглашений с Таджикистаном, имеющих стратегический характер.

Создание антитеррористической коалиции во главе с США стало одним из проявлений глобального международного режима безопасности (в том числе и в ЦА), в основу которого в период его зарождения лег лозунг, озвученный Дж. Бушем-младшим: "Кто не с нами, тот против нас". Естественно контекст данного лозунга означал жесткое подавление США всяких других - параллельных или противоположных действий. Антитеррористическая кампания, начавшаяся после сентября 2001 г., по своей логике, форме и содержанию четко отражает сложившийся мировой порядок, и дает все основания рассматривать Соединенные Штаты как будущего мирового гегемона. Поэтому в США считают, что "стоит антитеррористической миссии потерять смысл - потому ли, что терроризм исчезнет, потому ли, что американцы устанут либо утратят чувство общей цели - глобальной роли Америки быстро настанет конец" [Бжезинский, 2004, с. 17].

Двухсторонний механизм сотрудничества в регионе между РФ и КНР косвенно упомянут в Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР от

¹ Имеется в виду треугольник от Суэцкого канала до Синьцзяна и от российско-казахстанской границы до юга Афганистана (по З. Бжезинскому).

стр. 95

16 июля 2001 г., в котором говорится: "Договаривающиеся Стороны всемерно способствуют укреплению стабильности, утверждению атмосферы взаимопонимания, доверия и сотрудничества в регионах (подчеркнуто мною. - С. Ш.), прилегающих к их территориям и содействуют усилиям по созданию в этих регионах соответствующих их реалиям многосторонних механизмов взаимодействия по вопросам безопасности и сотрудничества" [см.: Договор о добрососедстве..., 2003, т. IV, с. 525]. КНР заинтересована в ЦА и с геоэкономической (как один из крупных мировых потребителей нефтепродуктов) и с геополитической точки зрения (как, возможно, будущая сверхдержава).

Государства региона предпринимают попытки извлечь максимальную выгоду из двусторонних и многосторонних отношений с другими региональными державами и США и при этом сохранить баланс во взаимоотношениях с ними. В условиях центральноазиатской реальности представляется абсурдным отдавать приоритет тому или иному государству. Модели международных режимов безопасности в рамках некоторых международных институтов в Евразии подробно изложены В. Е. Петровским [Петровский, 2001, с. 25 - 36].

Модели международных режимов безопасности представлены в регионе следующими международными институтами:

1. Система ООН;

2. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ);

3. Содружество Независимых Государств (СНГ);

4. Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ);

5. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС);

6. Совет евро-атлантического партнерства (СЕАП) и программа "Партнерство ради мира" (ПРМ) НАТО;

7. Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА).

В рамках данных и других институтов, действующие режимы безопасности в ЦАР обеспечивают многоформатную и разноуровневую политику по поддержанию безопасности. Все вышеуказанные международные институты являются взаимосвязанными и взаимодополняемыми элементами международных режимов безопасности в регионе. Субъекты международных отношений в ЦА, сотрудничая на разных уровнях и в разных форматах, согласовывают свою политику с другими региональными и нерегиональными участниками, международными институтами, регламентируют свое поведение. Многообразие международных режимов безопасности в той или иной степени обеспечивает акторов различными инструментами воздействия на другие государства. Каждая организация имеет специфический характер и свою концепцию международной безопасности в регионе (табл.).

Таблица

стр. 96

Одним и пока единственным глобальным международным центром согласования политики государств является система ООН. Многоструктурная система ООН охватывает одновременно несколько международных режимов. Многие специализированные учреждения ООН участвуют в обеспечении социально-экономической, духовно-культурной и информационной безопасности государств мира, в том числе ЦАР. Лишь единожды миротворческие силы от имени ООН (Миссия наблюдателей и миротворческие силы ООН в Таджикистане) участвовали в урегулировании межтаджикского конфликта. Практически во всех государствах ЦА реализуются Программы Развития ООН, Всемирного Банка, МВФ, УВКБ ООН, МОТ, ЮНЕСКО и др. Система ООН принимает участие в комплексной стабилизации положения во всех сферах жизни и деятельности государств ЦА. ООН служит хорошей площадкой для обсуждения многих вопросов, касающихся государств ЦА, что образовывает режимный формат в рамках ООН.

Другим важным механизмом безопасности в регионе является ОБСЕ - единственная европейская организация такого характера, в которую в силу исторических причин включены государства Центральной Азии. ОБСЕ является форумом для государств-участников, способствует в определенной мере достижению безопасности и стабильности в регионе, поддержанию тесных связей с европейскими государствами. ОБСЕ, как и ООН, не имеет военной составляющей, и многие ее документы носят рекомендательный характер. Важной вехой в развитии организации стало подписание участниками "Парижской хартии для новой Европы", "Хартии европейской безопасности" и "Лиссабонской декларации по модели общей и всеобъемлющей безопасности для Европы в XXI веке". Многие ее положения отражают принципы-цели (твердая приверженность демократии, единое пространство безопасности), нормы (безопасность, основанная на сотрудничестве) и правила (не укреплять свою безопасность за счет безопасности других) режимов безопасности. В 2003 г. была разработана Стратегия противодействия угрозам стабильности и безопасности в XXI в., призванная, по мнению секретаря Совета безопасности РФ (бывшего министра иностранных дел) И. С. Иванова, стать "дорожной картой", определяющей повестку дня для ОБСЕ на предстоящие годы. Уникальность ОБСЕ заключается в ее принципиальной ориентации на общую и кооперативную безопасность. После распада биполярной системы международных отношений ОБСЕ во многом утратила свой авторитет, и сегодня РФ и многие бывшие республики СССР прилагают усилия по восстановлению былого авторитета этой организации. Страны СНГ в совместном заявлении от 3 июля 2004 г. выражают недоумение по поводу того, почему деятельность в гуманитарной сфере сводится к мониторингу ситуации в области прав человека и строительству демократических институтов на пространстве СНГ и Югославии. По их мнению, выборочное повышенное внимание к одним странам при игнорировании проблем в других государствах-участниках является нарушением мандата ОБСЕ и свидетельствует о наличии в Организации практики двойных стандартов и селективных подходов, нежелании учитывать реалии и особенности отдельных государств [см.: Дипломатический вестник, 2004, N 7]. Острым кризисом во взаимоотношениях ОБСЕ со странами СНГ стало небрежное и неадекватное, по их мнению, отношение ОБСЕ к событиям на Украине в ноябре 2004 г. В системе ОБСЕ сегодня наблюдается явный диспаритет "трех корзин". Правовые вопросы активно вытесняют обсуждение в ее рамках социально-экономических и военно-политических вопросов.

Все государства региона входят в интеграционное поле СНГ, которое способствует поддержанию некоторых старых связей и противодействуют центробежным тенденциям, действующим на постсоветском пространстве. Существование СНГ позволило бывшим республикам цивилизованным путем выйти из состава СССР и сохранить в той или иной степени общее интеграционное поле, что предотвратило превращение

стр. 97

пространства бывшего СССР в Большие Евразийские Балканы. СНГ конечно не имеет реального политического веса, в том числе и для самих участников, но многие договоренности в его рамках позволяют вести равноудаленную или равноприближенную политику по вопросам безопасности. Например, статья 11, раздел III Устава СНГ гласит, что государства-члены проводят согласованную политику в области международной безопасности, разоружения, контроля над вооружениями, строительства вооруженных сил и поддерживают безопасность в Содружестве, в том числе с помощью групп военных наблюдателей и коллективных сил по поддержанию мира. Со временем, вероятно, понятие СНГ будет использовано в географическо-пространственном контексте, а его место займут более устойчивые и действенные организации.

Отдельным механизмом обеспечения безопасности является ОДКБ (в прошлом ДКБ и Ташкентский договор), в которую входят такие центральноазиатские страны, как Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. ОДКБ представляет собой модель регионального режима коллективной безопасности. В 1999 г. из него вышел Узбекистан, ссылаясь на его бездейственность в период активных военных действий Исламского движения Узбекистана против центральной власти в южном и юго-восточном районах страны. Поначалу ОДКБ являлась важным сдерживающим фактором для нестабильного Афганистана, позже она институционализировалась как организация по обеспечению коллективной безопасности и обороны. ОДКБ является в какой-то степени гарантом международной безопасности для вышеназванных государств, но в момент зарождения ее единство было ослаблено межгосударственными трениями среди некоторых ее участников (к примеру, военное противостояние между Арменией и Азербайджаном). Даже Ташкентский договор, согласно которому страны-участницы обязались воздержаться от практики применения силы и угрозы силой, разрешать все разногласия между собой и другими государствами мирными средствами (Ст. I. Т. IV), оказался не в состоянии урегулировать взаимоотношения между странами-участницами. В состав ОДКБ входят Коллективные силы быстрого реагирования, созданные на базе 201-й мотострелковой дивизии Министерства Обороны РФ (на территории Таджикистана), и их авиационный компонент (Кыргызстан).

Относительно новым международным институтом по обеспечению безопасности в регионе является недавно созданная организация - ШОС (в прошлом Шанхайская "пятерка"). ШОС является самой крупной по охвату в Евразии организацией. У истоков данной организации в свое время стояли РФ и КНР, которые позже стали рассматривать ее в качестве важнейшего инструмента утверждения на евразийском континенте, прежде всего в Центральной Азии, мира, безопасности и сотрудничества - основных факторов будущего строительства многополярного миропорядка, основанного на международном праве [см.: Совместная декларация РФ и КНР..., 2004]. Позже, в 1996 г., к Шанхайским соглашениям присоединились Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, а с 2001 г. - Узбекистан. Изначально ШОС (Шанхайская "пятерка", форум) ограничивалась вопросами о мерах доверия (1996 г.) и взаимном сокращении вооруженных сил (1997 г.) в районе государственных границ. Позже ее деятельность сконцентрировалась на решении вопросов стабильности и мерах доверия в регионе (1998 г.), борьбе против национального сепаратизма и экстремизма (1999 г.). Несомненно, югославские события 1999 г. сильно отразились на деятельности организации, и поэтому Бишкекская (1999 г.) и Душанбинская (2000 г.) декларации отражают отношение участников к тенденциям развития гегемонизма (например, США) в практике современных международных отношений. В 2001 г. была формально создана ШОС, а в 2002 г. была принята ее Хартия и Соглашение о Региональном антитеррористическом центре (РАТЦ) в г. Бишкеке, в 2003 г. был учрежден Секретариат ШОС в г. Шанхае и РАТЦ переведен из Бишкека в Ташкент.

стр. 98

Таким образом, эволюционируя от рассмотрения лишь приграничных к политическим и экономическим вопросам, ШОС может послужить эффективным инструментом согласования и координации тактической и стратегической политики КНР с ЦАГ и РФ. Режимный механизм на примере ШОС несет в себе большой потенциал и имеет широкие перспективы.

Взаимодействие в рамках Совета евро-атлантического партнерства и дополняемой его Программы "Партнерство ради мира" (ПРМ) НАТО также является важной составляющей системы региональной безопасности ЦА. Сегодня в них активно участвуют все государства региона. Программа ограничивается пока некоторым переоснащением вооруженных сил новых независимых государств, обучением их состава, обменом информацией и т.д. Ее режим безопасности базируется в первую очередь на прочном фундаменте американского влияния. Планируется дальнейшая активизация осуществления данной программы и, возможно, ее трансформация в активно действующий механизм по обеспечению безопасности. К настоящему времени военная составляющая НАТО имеет несколько флангов военного базирования, в том числе и на юго-восточном направлении, т.е. в Афганистане, что дает возможность развивать сотрудничество с центральноазиатскими государствами и постталибским Афганистаном. Войска, находящиеся в Афганистане в рамках НАТО, судя по всему, обосновались там прочно и надолго, и в перспективе ближайших десятилетий вопрос о возможном их выводе из этой страны выглядит сомнительным. К этому времени Афганистан может стать одним из важнейших геополитических коридоров на азиатском континенте, и тогда залогом стабильного регулирования транспортировки энергоносителей и обеспечения безопасности в зоне к северу от Индийского океана выступят подконтрольные США и частично ЕС войска НАТО.

Будущее режима безопасности Программы ПРМ НАТО малопредсказуемо как для государств региона, так для РФ и КНР. Распространение на территории постсоветского пространства революционных волн (подобных грузинской и украинской революций, а также событий в Кыргызстане и Узбекистане) вызывает опасения относительно сохранения status quo в регионе в среднесрочной перспективе.

Отдельным совещательным форумом по вопросам безопасности в Азии является Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), инициированное в ноябре 1992 г. на 47-й сессии ГА ООН президентом Казахстана Н. А. Назарбаевым. Оно является неким аналогом ОБСЕ, но со слабее выраженной формой и содержанием. Совещательный характер форума пока до конца четко не определен. В его состав входят 16 государств-участников (десять из которых являются мусульманскими странами) и 10 государств-наблюдателей. В сентябре 1999 г. министрами иностранных дел государств-участников СВМДА был подготовлен и принят проект Алматинского акта (Декларация глав-государств СВМДА), который в ноябре 2001 г. был подписан на первом созванном саммите глав 16 государств-участников.

Процесс институционализации СВМДА пока идет очень медленными темпами, что обусловлено различными субъективными и объективными факторами. Участниками совещания, например, являются Индия и Пакистан, Израиль и Палестина. Принципиальное несогласие по ключевым вопросам усложняет переговорный процесс и становление форума, как постоянного действующего международного института. СВМДА в перспективе могло бы стать чем-то большим, чем азиатский аналог ОБСЕ в случае, если в этом будут заинтересованы ведущие государства континента. На фоне противостояния и возрастающего усиления мощи КНР и Индии механизм СВМДА послужил бы хорошей платформой для смягчения полувековых трений между ними. При сохранении нынешней политической обстановки в мире и постепенном ослаблении влияния ОБСЕ, СВМДА, возможно, будет испытывать затруднения при выполнении возложенной на него миссии.

стр. 99

В заключение необходимо отметить следующее:

1. Существование режимов безопасности в институционализированном виде свидетельствует о том, что в современном, глобализирующемся мире концепции коллективной безопасности или гегемонистской стабильности не в состоянии обеспечить комплексную безопасность. Потому имеется необходимость в использовании концепции кооперативной безопасности. Это подтвердили события 11 сентября 2001 г., когда налицо была слабость и уязвимость самой великой державы - США;

2. Характер и способы взаимодействия режимов безопасности в регионе по-прежнему будут определяться балансом сил, создаваемым такими державами, как Россия, США, КНР, а также Иран, Турция, Пакистан, Афганистан, страны ЕС как целое и Индия. Они в состоянии выстраивать нужную, в первую очередь для них самих, конфигурацию или иерархию в рамках созданных ими или другими государствами режимов безопасности;

3. В рамках вышеизложенных и других международных режимов безопасности, действующие системы в ЦАР образовывают многоформатную и разноуровневую политику по обеспечению безопасности. Вышеуказанные институционализированные режимы безопасности в ЦАР и связанных с ним регионах регулируют и регламентируют поведение государств и в определенной мере снижают уровень хаотичности во взаимоотношениях между ними;

4. Большое количество режимов говорит о поиске оптимальной модели и основных этапах эволюции международных режимов безопасности в регионе. Многие параметры режимов в форме международных институтов дублируют друг друга, что снижает эффективность их деятельности. Дублирование имеет определенное преимущество в том отношении, что связывает соседние государства в рамках ЦАР. Это дает возможность системе международных отношений в целом и государствам региона в отдельности оказывать влияние на того или иного субъекта. Если, например, Ташкент не участвует в ОДКБ, то возможно влияние на его международное поведение посредством ШОС;

5. Существующие международные режимы безопасности в ЦА позволяют сохранить status quo и баланс сил в регионе и не дают возможности Узбекистану и Казахстану утверждать свое превосходство друг над другом;

6. В ЦАР, несмотря на избыточность международных режимов безопасности, вероятнее всего, еще будут создаваться другие режимы безопасности для поддержания стабильности в регионе. К этому времени государства региона завершат поиск модели магистрального развития и вступят в более "зрелый возраст" в международных отношениях.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бжезинский З. Выбор: мировое господство или мировое лидерство / Пер. с англ. М.: Международные отношения, 2004.

Введение в теорию международных отношений и внешней политики: Учебное пособие / Ломагин Н. А (рук. авт. колл.), Кузнецов В. Е. и др. СПб.: Изд. дом "Сентябрь", 2001.

Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР // Внешняя политика и безопасность современной России. М., 2003.

Договор о коллективной безопасности // Внешняя политика и безопасность современной России. М., 2003.

Заявление государств-участников СНГ относительно положения дел в ОБСЕ. Москва, 3 июля 2004 г. // Дипломатический вестник. 2004. N 7.

Малышева Д. Центральная Азия и Южный Кавказ: региональная безопасность в эпоху нового миропорядка // Центральная Азия и Кавказ. 2004. N 2(32).

стр. 100

Международные отношения: теории, конфликты, организации: Учеб. пособие / Под ред. Цыганкова П. А. М.: Альфа-М, 2004.

Петровский В. Е. Россия и безопасность Евразии. Региональные режимы безопасности в Центральной Евразии на рубеже XXI века // Проблемы Дальнего Востока. 2001. N 2.

Петровский В. Е. Роль политико-дипломатических средств в обеспечении Евразийской безопасности // Безопасность в Европе: новые вызовы и проблемы. Сборник научных трудов. М.: МГИМО(У) МИД РФ, 2004.

Петровский В. Е. Азиатско-тихоокеанские режимы безопасности после "холодной войны": эволюция, перспективы российского участия. М.: Памятники исторической мысли, 1998.

Петровский В. Е. Новые парадигмы безопасности Евразии // http://www.rau.su/observer/N4_2004/4_02.htm

Сафронов М. Современные подходы к изучению международных отношений // http: // www.inter-trends.ru//one/006.htm

Совместная декларация Президента В. В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между РФ и США от 24 мая 2002 г. // Внешняя политика и безопасность современной России. М., 2003.

Совместная декларация РФ и КНР, принятая В. Путиным и Х. Дзиньтао 14 октября 2004 г. в Пекине // http://www.ln.mid.ru/brp_4.nsf/sps_/723D6C718186E6CAC3256F2E0023EC0C

Axerold R., Keohane R. Achieving Cooperation under Anarchy: Strategies and Institutions // World Politics. Vol. XXXVIII. N 1 (October 1985).

Keohane R. Neoliberal Institutionalism: A Perspective on World Politics // International Institutions and State Power: Essays in International Relations Theory / Ed. by R.O. Keohane. Boulder, 1989.

Krasner S.D. Structural Causes and Regime Consequences: Regimes as Intervening Variables // International Regimes / Ed. by S.D. Krasner. Ithaca-London: Cornell Univ. Press, 1983.

Krasner S.D. (ed.). International Regimes. Ithaca-London: Cornell University Press, 1983.

Kratochwil F., Ruggie J. International Organization: A State of the Art and an Art of the State // International Organization. 1986. N 40(4).

Mearsheimer J.J. The False Promise of International Institutions // International Security. 1994. N 15(3): 5 - 49.

Nye J. Nuclear Learning and U.S. -Soviet Security Regimes // International Organization. 1987. N 41(3): 371- 402.

Ruggie G.J. International Regimes, Transactions and Change: Embedded Liberalism in the Postwar Economic Order // International Regimes / Ed. by S.D. Krasner. Ithaca-London: Cornell Univ. Press, 1983.

Young O.R. International Cooperation: Building Regimes for Natural Resources and the Environment. Ithaca: Cornell University Press, 1989.

Goldstein J.S. International Relations. 5^th Ed. American University, Washington, D.C., 2004.

Jones A. Elizabeth. Central Asia: Developments and the Administrations Policy // http://state.gov/p/eur/rls/rm/2003/25798.htp

Young O.R. Regime Dynamic. The Rise and Fall of International Regimes // International Relations. Critical Concepts in Political Science. Vol. 2 / Ed. by A. Linklater. London-N.Y., 2004.

стр. 101

Permanent link to this publication: