События, происшедшие во Франции осенью 2005 г., заставили заговорить о проблемах окраинных кварталов Парижа и других городов этой страны, а также об их обитателях, ставших основными действующими лицами конфликта. В статье анализируются идентификационные процессы и социальные изменения, которые происходят на протяжении нескольких десятилетий внутри магрибинского сообщества во Франции; взаимоотношения ее представителей с коренным населением страны; влияние этого сообщества на само французское общество, а также интеграционная политика, проводимая французским государством в отношении выходцев из стран Магриба1.

Волна массовой эмиграции из Северной Африки захлестнула Францию после Второй мировой войны. Уже на момент провозглашения независимости Алжира в 1962 г. численность алжирцев во Франции, только по официальным, заниженным (по некоторым оценкам - вдвое) данным, выросла к 1962 г. до 350 тыс. человек. Особенно усилился приток иммигрантов в 1960-е гг., в период экономического подъема, когда стране не хватало рабочих рук на промышленных предприятиях.

Повлияли на приток иммигрантов и события в самих странах Магриба, которые в конце 1950-х - начале 1960-х гг. были охвачены антиколониальным движением. Алжирская война 1954 - 1962 гг. дала новый стимул для эмиграции: теперь многие алжирцы покидали страну не только по экономическим, но и по политическим причинам, из-за несогласия с установившимся в стране режимом; в основном после независимости уезжали семьи тех алжирцев, кто служил во французской армии (харки). Вместе с тем после получения страной независимости алжирцы уже не могли свободно въезжать во Францию: соглашением от 10 апреля 1964 г. были введены ограничения на иммиграцию. В 1968 г. это соглашение было обновлено, причем было зафиксировано максимальное количество алжирцев, которые могли каждый год иммигрировать в бывшую метрополию (35 тыс. человек). В 1971 г. оно было скорректировано, ежегодная квота сократилась до 25 тыс. человек. Не случайно уже в 1947 г. президент страны начинает свою предвыборную кампанию с вопроса об иммигрантах. Все политические партии

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта "Миграционные процессы Юг-Север. Уроки для России". Проект N 06 - 02 - 02083а.

Тему иммиграции в Западную Европу затрагивают многие исследователи. См. например: [Ланда, 1999; Ланда, 2001(1); Ланда, 2001(2); Пономаренко, 1997; Потёмкин, 2002; Прожогина, 1998; Прожогина, 2001(1); Прожогина, 2001(2); Ageron, 1980; Begag, 1993; Ben Jelloun, 1984; Benachenhou, 1996; Cesari, 1994; Etienne, 1989; Jazouli, 1992; Kaltenbach, Tribala, 2002; Kepel, 1987; Khosrokhavar, 1997; Lacoste-Dujardin, 1993; Leveau, Kepel, 1988; Ramadan, 1994; Sayad, 1999; Tribalat, 1995; Weil, 1995; Weil, Hansen, 1998; Wiewiorka, Ohana, 2001; Wihtol de Wenden, 1998; Wihtol de Wenden, 2001].

стр. 83
выдвигают на первый план вопрос о трудоустройстве, работе и социализации иммигрантов.

Уделом иностранных рабочих была наиболее грязная и низкооплачиваемая работа. Обычно магрибинцы приезжали для работы на крупных предприятиях, и им выделялось общежитие на окраинах городов, таких как Марсель и Париж, где складываются поселения выходцев из Северной Африки. В то время французы рассматривали приток иммигрантов скорее как временное явление - в основном речь шла о мужчинах, приехавших в страну на заработки. Однако к концу 1960-х гг. ситуация меняется: магрибинские эмигранты, находя работу и закрепляясь во Франции, "выписывая" к себе оставшиеся за морем семьи, пускают в бывшей метрополии корни. Рождаемость в иммигрантских семьях была значительно выше, чем у французов - они имели по 5 - 6 детей (иногда и по 10 - во многом из-за того, что многодетные семьи могли получать пособия). Численность иммигрантов начинает увеличиваться в геометрической прогрессии. Постепенно складывается магрибинская диаспора, которая приобретает свойственные только ей специфические черты.

ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ ДИАСПОРЫ

При рассмотрении магрибинской диаспоры во Франции удобно опираться на схему эволюции социальных организмов, предложенную российским ученым З. И. Левиным: "Изучение сообществ живых объектов и социальных образований различного происхождения в разных условиях приводит к заключению, что в своем развитии они равно проходят несколько основных стадий. Первая - стадия выживания сообщества, отбора в нем наиболее жизнеспособных элементов; вторая - его количественный рост и структурирование; третья - зрелость, стабильное функционирование; и четвертая - стадия упадка, дезинтеграции, умирания" [Левин, 2001, с. 40].

Данная модель как нельзя лучше подходит для исследования эволюции магрибинской диаспоры. Прежде стоит отметить, что на формирование самосознания диаспоры оказали влияние несколько факторов. Во-первых, сами французы содействовали появлению "иммигрантских районов", "зон", определяя местожительство прибывших преимущественно на городских окраинах. Во-вторых, социальные условия жизни иммигрантов оказывались примерно одинаковыми: цель приезда - зарабатывание денег, место работы - французские промышленные гиганты, место обитания - дешевые "бетонные кварталы", среда общения - такие же, как и они, иммигранты. В-третьих, все они были связаны общей судьбой и общей целью, круг их контактов оставался крайне ограничен, а положение "временного" рабочего должно было гарантировать им лояльное отношение со стороны французских граждан.

По словам З. И. Левина, на первом этапе существования диаспоры, "чем труднее приходится мигрантам на первых порах, чем резче между ними и коренными жителями цивилизационные различия, тем суровее отбор... Именно от них, первых переселенцев, в основном людей, готовых преодолевать трудности, зависит, как сложится судьба диаспоры, ее жизнеспособность, устойчивость, влияние. От их активности зависит эффективность общинных институтов, от их качественного состава - образовательного, профессионального уровня - своеобразие менталитета диаспоры" [Левин, 2001, с. 41].

Первые магрибинские иммигранты были в основном выходцами из деревень, малограмотными людьми, согласными на любую черную работу, за которую им платили бы небольшие деньги (но даже эти деньги могли обеспечить сносное существование их семей на родине). Для французов они были лишь рабочей силой, согласной принимать условия "хозяев" и не претендующей на многое. Изначально иммигранты из стран Магриба не воспринимались как "равные" ни в социальном, ни в политическом, ни в культурном отношении. Уже на первом этапе формирования диаспоры магрибинское сообщество воспринималось не только как нечто чуждое принимающему обществу, но и

стр. 84
как стоящее на ступень ниже самих французов. С одной стороны, иммигранты и сами старались жить вместе, чтобы помогать друг другу; с другой - для большинства магрибинцев стена между ними и принимающим обществом была непреодолимой. Многие не знали французского языка, да и культура страны пребывания была чуждой для них; и сами французы сторонились более близких контактов с иммигрантами.

Основной целью иммигрантов-рабочих, прибывавших во Францию в 1960-е гг., было зарабатывание денег. Их не смущал низкий статус в обществе, они готовы были подчиняться правилам, диктовавшимся французской стороной, так как только такое поведение давало им шанс остаться на территории страны и получить работу. В это время ни государство, ни сами иммигранты не поднимали вопросов о создании каких-либо органов управления диаспорой, или ассоциаций, выступающих за права иммигрантов. И само понятие "диаспора" не использовалось по отношению к рабочим. На этом этапе говорить об однородности магрибинской диаспоры не приходится. Она представляла собой сплав разнородных групп, объединенных семейно-родственными связями. Иммигранты старались держаться "своих" - выходцев из одной семьи, деревни.

Вторым этапом формирования магрибинской диаспоры во Франции стало появление сплоченной общины2. Появлению такой общины способствовал массовый приезд семей североафриканских рабочих. Иммиграция постепенно стала не только трудовой, но и семейной. Иммигрант со временем начинал себя ощущать не просто "временным рабочим", но в известной мере членом того общества, в котором он находился, жил, работал, где учились его дети. С появлением в "бетонных кварталах" детей возникает вопрос о необходимости воспитания молодого поколения в духе магрибинских традиций и мусульманских норм. Вновь прибывающим иммигрантам (а они в основном приезжали, следуя примеру своих близких, родственников, односельчан) магрибинская община помогает закрепиться на французской земле, получить работу и жилье. Но первостепенной по значению функцией иммигрантских общин надолго остается сохранение национальной самобытности и "передача" ее атрибутов последующим поколениям. Присущие магрибинцам традиции большой семьи, поддерживающей патриархальный образ жизни, культивирующей обычаи еще родоплеменной солидарности, по-своему резко проявлялись в диаспоре, становящейся своего рода кланом и обладающей своей собственной иерархией. Обычно глава семьи работал на каком-либо промышленном предприятии, тогда как его жена оставалась дома и вела домашнее хозяйство. Круг общения такой семьи ограничивался такими же иммигрантами, "как и они". Зачастую они даже не выходили за пределы "своего" квартала, говорили в основном на родном языке, а образ их жизни практически не отличался от того, который они вели у себя дома.

Тогда начинают формироваться первые организации, которые помогали вновь прибывшим иммигрантам и их семьям обосновываться на французской земле, устраиваться на работу и подыскивать жилье. На этом этапе в диаспоре формируется целостное социальное образование - община, главной целью которой является сохранение национальных традиций и религии. Выходцы из Северной Африки, чья культура и религия столь отлична от французской, были "чужими" в принимающем их обществе. Мусульманские традиции, ревностно хранимые членами общины, были непонятны французам. Более того, к этому времени Франция вот уже на протяжении полувека была светской страной, да и 1960-е гг. с их многочисленными студенческими демонстрациями и "сексуальной революцией" не способствовали укреплению религиозных традиций в обществе. "Раскрепощенная" Франция приняла на своей территории лю-

2 Под общиной (или communaute) здесь понимается образование определенного социального организма, опирающегося на традиционные устои со своей, обусловленной религией, иерархией социальных отношений и постепенным структурированием этноконфессионального анклава.

стр. 85
дей, которые не только не стремились к "освобождению" от религиозных традиций, но и всеми силами старались их сохранить.

С середины 1960-х до начала 1970-х гг. диаспора постоянно росла. В годы формирования диаспоры во Францию все еще шел постоянный и довольно многочисленный приток мигрантов из Северной Африки. Вновь прибывшие иммигранты вливались в жизнь общины: большинство приезжало к родственникам, которые помогали им на первых порах с жильем и устройством на работу. В результате на протяжении многих лет магрибинская община не только не теряла своих связей с родиной, но и поддерживала с ней постоянные контакты, получая информацию от вновь прибывающих соотечественников. Благодаря постоянному притоку новых иммигрантов диаспора становилась все более многочисленной, и это позволяло ей выстраивать все более высокую стену между своими членами и автохтонами. Иммигранты во всем старались сохранить этнокультурное своеобразие: и в образе жизни, и в одежде, и в еде, а иммигрантские кварталы стали напоминать города Северной Африки. Повсюду слышалась арабская речь, на каждом шагу были халяльные мясные лавки, как и у себя на родине, мужчины пили чай в кафе, где царила восточная атмосфера. Для большинства иммигрантов Франция так и оставалась лишь страной с лучшими экономическими условиями, но никак не новой родиной.

На пике своего развития диаспора вступает в третий этап формирования - в стадию зрелой общины, которая складывается к середине 1970-х гг. В это время во Франции остро встал вопрос о будущем второго поколения иммигрантов из Алжира, Туниса и Марокко, т.е. тех, кто родился или вырос уже во Франции. Именно тогда французы осознали, что само по себе существование магрибинских общин в стране становится уже не временным, а постоянным явлением, и потому издается закон о приостановлении потока иммигрантов, даже в рамках семейной иммиграции. В ответ на эти меры в среде магрибинцев в 1970-е гг. появляются первые политизированные организации, проводятся марши протеста молодежи, а диаспора в целом начинает реагировать на общественное окружение, социально-политический контекст.

Североафриканская диаспора в этот период уже начала делиться на своеобразные внутренние анклавы, а устойчивые самоидентификации ее членов ("магрибинец", "иммигрант" и "чернорабочий") стали осложняться сформировавшимися еще в Магрибе этнонациональными различиями (берберы, арабы, евреи); тем не менее к этому моменту эти внутриобщинные различия не приобрели еще большого значения, на данной стадии община пока выглядит как единое целое. Именно на этой стадии развития общины магрибинцы становятся для французов уже не просто иммигрантами, а особой автономной частью их общества, некой структурной единицей, обладающей свойственными только ей этнокультурными чертами и особенностями. Община в 1970-х гг. становится устойчивым сообществом с развитой социальной инфраструктурой, системой культурных коммуникаций и сложившимся самосознанием.

Однако прочной адаптации этих людей к условиям принимающего общества, даже тех, кто тесно общается с французами, работает на них или с ними, мешает то, что у них все еще существует некий комплекс "второсортности". Он обусловлен социопсихологическими причинами, имеющими давнюю историю. В сознании среднего француза магрибинцы долго оставались "арабами" (именно так их чаще всего называют), "чернорабочими", "невеждами", "безграмотными" людьми, "bicots" ("козлами"). Подобное отношение к магрибинцам начало складываться еще в колониальный период.

Диаспора не может не меняться и не порождать свои "защитные" реакции. Когда общество отторгает человека как чужака, в нем пробуждается и обостряется конфессиональное сознание. Сама диаспора, свой "круг", свой окраинный район, населенный в основном иммигрантами, служит для магрибинцев своеобразным убежищем в этой ситуации. С одной стороны, этнические и конфессиональные отличия противопостав-

стр. 86
ляют магрибинцев окружающей среде и служат поводом для унижения, притеснения, дискриминации иммигрантов; с другой - они способствуют сплочению общины, укреплению ее самосознания.

Со временем, однако, начинается размывание магрибинской диаспоры. При этом помимо чисто географических аспектов ее эволюции заметен и процесс ее внутреннего "размывания", что особенно характерно для второго и последующих поколений иммигрантов, рожденных во Франции потомков представителей основной волны иммиграции 1960-х гг. Диаспора обособлена от принимающего общества, но не находится в полной изоляции от него. На уровне как отдельных представителей магрибинской диаспоры, так и целых поколений четко прослеживается зависимость степени адаптации от возраста.

Дети магрибинцев ходят в школу вместе с детьми французов, в то же время их матери-домохозяйки не говорят по-французски и стараются не покидать свой квартал. Чем старше поколение в диаспоре, тем сложнее ему адаптироваться в принимающем обществе, тем глубже культурный и социальный разрыв между его представителями и французами. Такой разрыв, конечно, очень силен и в случае представителей молодого поколения диаспоры, выросших уже на Западе, во многом из-за того, что родители пытаются привить своим детям "культуру предков", любой ценой сохранить их национальную самобытность. Но объективно происходит сокращение культурной дистанции между молодыми магрибинцами и французской молодежью, поскольку основное воспитание и образование проходит в учебных заведениях этой страны. Тем самым формирование новых поколений иммигрантов складывается из двух элементов - старого (социокультурных элементов, привитых родителями и общиной) и нового, связанного с нормами жизни принимающего общества. Существование наряду со "старым" и "нового" говорит о сокращении социокультурной дистанции между магрибинской общиной и окружающим социумом, свидетельствует о той или иной мере вытеснения этнокультурных доминант диаспоры и внедрения в иммигрантскую среду правил и устоев французского общества. Вместе с тем происходящие изменения отражают и степень зрелости самой общины.

В настоящее время, пожалуй, еще рано говорить о том, что магрибинская диаспора вступила в четвертый из описанных З. И. Левиным этапов, стадию упадка, когда самосознание представителей диаспоры и восприятие ими окружающего мира практически совпадает с самосознанием и мировосприятием принимающего общества. Магрибинское сообщество еще не готово полностью приспособиться к западному образу жизни, еще не ослабло влияние этнокультурных традиций. Тем не менее уже можно говорить о некой "пластичности" диаспоры: выходцы из этого сообщества, представители второго и третьего поколений, постепенно вливаются в жизнь европейского общества, чему всячески способствует и политика государства. И хотя на нынешней стадии в жизни диаспоры еще преобладает "старое" (религиозные и культурные традиции), а сама диаспора больше похожа на некую компактную этническую группу, тем не менее появившиеся у представителей диаспоры элементы нового самосознания важны для ее дальнейшего развития. Она начинает жить по новым законам и нормам, которые уже включают в себя элементы норм жизни "чужого" общества.

РЕАКЦИЯ ПРИНИМАЮЩЕГО ОБЩЕСТВА

В научных центрах Франции, занимающихся изучением иммигрантов и иммиграции, в 1970-е гг. начинают проводиться многочисленные исследования, нацеленные на выявление возможности интеграции магрибинских иммигрантов во французское общество. Однако первые результаты этих исследований были неутешительными. Социальные психологи того времени отмечают, что если попросить "обычного" француза нарисовать психологический портрет магрибинца, то первыми словами будут "наг-

стр. 87
лость", "бесцеремонность", "притворство". Это, однако, вполне естественно в сложившейся ситуации: североафриканцев практически причисляют к "низшей касте", и это не может не вызывать ответную реакцию. Агрессивность, вызываемая неприязненным отношением к ним со стороны французов, становится одним из способов выживания, порой нормой поведения, в основном у молодых людей, для которых такая жизненная позиция - способ и самовыражения, и самоутверждения.

Отношения между французским обществом и магрибинской диаспорой - это отношения, отягощенные исторически сложившимися стереотипами восприятия друг друга. Конечно, магрибинцам приходилось и приходится искать оптимальные варианты выживания в чуждом для них этническом и социальном окружении; это остается непростой задачей, несмотря на то что за годы колониализма Франция сумела донести до них некоторые особенности своей цивилизации. Однако проводимая колонизаторами культурная политика затрагивала в основном городское население, и влияние западной системы ценностей и усвоение особенности французской цивилизации коснулось лишь немногих - преимущественно представителей элиты алжирского, тунисского и марокканского обществ, получивших образование во французских школах и имевших возможность общения с колонистами. Большая же часть эмигрантов из стран Магриба -это выходцы из бедных районов, из сельской местности, деревень, приезжающие во Францию в качестве низкооплачиваемых рабочих. В массе своей иммиграция магрибинцев имела экономический характер; однако особенность взаимоотношений диаспоры и принимающей страны в данном случае состояла в том, что, оказавшись во Франции, магрибинцы становились здесь катализатором не только экономических и политических, но и социокультурных и социопсихологических изменений.

Возникновение нового, чужеродного для местного общества образования, магрибинской диаспоры, во многом нарушало устоявшееся течение жизни в принимающей стране, вызывало различного рода трансформации. Субъективно для французского общества магрибинцы по-прежнему остаются чужеродным телом; гораздо чаще, чем готовность принять и понять, у французов возникает реакция отторжения, иногда осознанного, иногда неосознанного, выражающегося в презрении и пренебрежении. И сегодня, почти через 50 лет после окончания Алжирской войны, определенные предубеждения сохраняются даже по отношению к тем, кто приехал на заработки много позже 1960-х гг.

Порой сам физический образ иммигранта вызывает неосознанное отторжение у местных жителей. Они взаимно чужды не только потому, что иммигранты не говорят (или плохо говорят) по-французски, не только из-за разности европейской логики и поведенческой психологии мусульманина в чужом мире, но и просто из самой совокупности всех обстоятельств, которые сами по себе являются знаковыми для всех, чьи "особенности" становятся таковыми именно в другом жизненном контексте. Уже сама внешность араба или бербера - своего рода символ, собрание всех качеств "другого", "чужого", которыми может обладать априори только иммигрант, чернорабочий, житель окраин, вообще североафриканец, как некий собирательный, отрицательный образ, зачастую навязываемый СМИ и накладывающийся на "негативные" воспоминания тех французов, которые пережили период антиколониальной борьбы.

Поэтому для французов магрибинец - прежде всего чужак, даже когда он не составляет им конкуренции на рынке труда, а на официальном уровне не проводится политика дискриминации иммигрантов. Вообще во Франции на "официальном уровне" не принято говорить о "расизме" (бытовом, конечно, не "концептуальном") - такого понятия в правительственных кругах избегают, придавая тому, что связано с этнорасовой или этноконфессиональной дискриминацией более обтекаемые формы. Однако предубеждение против "чужого" (формируемое с помощью тех же СМИ или кино) глубоко проникает в сознание коренного жителя, и тем самым подпитывается издавна су-

стр. 88
ществовавшее здесь ложное чувство превосходства своей нации по сравнению со всеми африканцами вообще.

Во Франции против магрибинцев существуют предубеждения не только этнического, но и религиозного характера. Для христиан ислам чаще связан с агрессивностью и мракобесием, и мусульмане в европейском обществе воспринимаются в целом как нечто противостоящее культуре и социальному устройству европейского общества. Мусульмане в представлении французов - "агрессивные мужчины", угнетающие своих жен, дочерей, культивирующие "мужское начало" и не способные влиться в цивилизованное общество. Особенно волнует положение жен и дочерей в мусульманских семьях французских феминисток, просто "помешанных" на равенстве полов.

Между тем основным законом, определяющим жизнь североафриканской общины во Франции, является Коран, который дает магрибинцам чувство не только этнической, но и духовной общности. Исламские обычаи и традиции (зачастую - нарочито культивируемые) играют для магрибинцев во Франции роль "заградительного занавеса", помогающего противостоять психологической агрессии, исходящей со стороны принимающего общества. Дети магрибинцев посещают светские французские школы, и не случайно некоторые магрибинские семьи, к примеру, заставляют девочек носить традиционное мусульманское платье, покрывать голову платком.

О проблемах интеграции иммигрантов в стране начали много говорить на правительственном уровне еще в начале 1970-х гг. При этом левые в этот период предпочитали употреблять термин "включение" ("insertion"), тогда как правые, находившиеся в то время в оппозиции, предпочитали употреблять термин "ассимиляция" [Khellil, 1991, с. 41]. В то же время и те, и другие упоминали о "социальной особенности ассимиляции" немцев, поляков, испанцев и итальянцев. Иными словами, речь шла об иммигрантах европейского происхождения, достаточно быстро враставших во французское общество, даже несмотря на ряд проблем, с которыми они в свое время здесь столкнулись.

Находясь у власти, "правые" в своей политике были вынуждены признавать "культурную разность" иммигрантов и французов. Тем не менее по-настоящему серьезных дискуссий по вопросам иммиграции в этот период не было. Речь в основном шла о практических вопросах, таких как регулирование режима въезда и пребывания иностранцев в стране. Левые, со своей стороны, говорили о необходимости не просто административно регулировать пребывание иностранцев во Франции, но законодательно оформлять их юридический статус.

В текстах существовавших на тот период законов не говорилось конкретно о том, какую политику выбирает государство - интеграции или ассимиляции. Закон от 9 октября 1974 г., в котором впервые были (достаточно размыто) сформулированы принципы политики по отношению к иммигрантам, подчеркивал, что Франция стремится к "тому, чтобы либо допустить повсеместную интеграцию иностранных рабочих, которые сами этого желают, на национальном уровне, либо позволить им сохранить социально-культурные связи с родной страной, для того, чтобы впоследствии все желающие могли вернуться к себе на родину" [Khellil, 1991, с. 42]. Иными словами, "интеграция" предполагалась как помощь в обретении французской национальности и предусматривала, до определенной степени, разрыв отношений между иммигрантами и их старой родиной. Таким образом, в тексте этого закона лишь подводился логический итог политики, проводившейся в отношении магрибинцев в предшествующие годы.

При этом закон 1974 г. уже противопоставлял тех, кто хочет остаться в стране, натурализоваться во Франции, полностью интегрировавшись в обществе, тем, кто собирается уехать на родину и сохраняет связи со страной, откуда он родом. В начале 1988 г. социалисты уточняют свою позицию: они утверждают, что "интеграция" предусматривает не полный отказ от культуры своего народа, но "ее трансформацию в целях наиболее безболезненного и результативного общения с культурой страны пребывания"

стр. 89
[Khellil, 1991, с. 43]. Тот факт, что в законе 1988 г. упоминается "культура другого народа", показывает, что власти начали склоняться в пользу "включения" как цели проводимой в отношении иммигрантов политики.

Однако, обсуждая проблему мигрантов, нельзя останавливаться лишь на юридической стороне вопроса, как это зачастую делали политики. Французские власти, естественно, не могут принимать решения за тех, кого предполагают ассимилировать. Ассимиляция - это процесс, который может быть результатом только совместно принятого (ассимиляторами и теми, кого предполагается ассимилировать) решения о том, будет она происходить или нет; активно участвовать в нем должны обе стороны - как французы, так и магрибинцы. Здесь не стоит забывать о том, что это происходит уже не в период колонизации, когда французы пытались проводить политику ассимиляции, направленную на аккультурацию местного населения. В современных условиях предстояло прислушаться в первую очередь к мнению представителей той группы, которую намеревались ассимилировать. А они не собирались пассивно воспринимать этот процесс: следовало ожидать или шагов навстречу ассимиляции, или отказа принять те условия, которые им предоставляло французское общество.

На протяжении уже более чем трех десятков лет во французском обществе часто слышны разговоры о том, что если магрибинцы хотят жить во Франции, то им необходимо "быть такими, как мы, говорить, пить, есть, как мы". У французов есть свое, совершенно четкое видение "нового араба", который должен забыть свою культуру, свои традиции и стать таким, "как все". Именно такая точка зрения присутствует у правых, которые проповедуют теорию полного поглощения иммигрантов французским обществом, полного отказа иммигрантов от своей "туземной" культуры - т.е. отказа от всего того, что, собственно, и составляет отличие иммигранта от француза. Правые при этом исходят из того, что ассимиляция магрибинцев, как и обретение французского гражданства, должна восприниматься как наивысшее, безусловное благо, быть верхом мечтаний, и ради этого магрибинцы должны быть готовы пойти на все, в том числе и на отречение от всего "своего", друг от друга и от самих себя. В то же время политики отдают отчет в том, что ассимиляция еще не стала реальностью; скорее это некая идеальная цель, к которой можно стремиться, но рациональные пути достижения которой пока неизвестны. Конечно, такая ассимиляция была бы наиболее легким путем разрешения всех конфликтов, но и правые, и левые приходят к одному общему выводу: магрибинцы в силу своего менталитета, религии и культурных особенностей быть ассимилированными пока еще не могут. Большинство магрибинцев, эмигрировавших во Францию, даже если они планируют остаться в стране или уже остались, не готовы к быстрой и полной ассимиляции.

Во многом сложность ассимиляции магрибинцев предопределена наличием "исламского фактора". Исламская культура не просто сохраняется, она пускает глубокие корни в среде выходцев из стран Магриба, постоянно живущих во Франции. Массовое обращение к исламским ценностям и институтам все больше выполняет функцию социально-психологической (а в последнее время - и политической) реакции иммигрантских масс на окружающую действительность. Для мусульман, проживающих во Франции, выходцев из стран Магриба, ассимиляция - это во многом именно угроза отказа от ислама и, что еще "страшнее", - потенциальная возможность принятия христианства. Для мусульманина ислам - неотъемлемая часть не только культуры, но и социально-политической жизни. Политические деятели, предлагающие магрибинцам принять все то, что является частью французского общества и европейской цивилизации в целом - и законы, и язык, и культура, во многом ассоциируется для магрибинцев именно с христианством. Политические деятели, ратующие за ассимиляцию, это, к сожалению, не учитывают.

На сегодняшний день население Франции представляет собой сплав различных этнических групп, прибывавших сюда на протяжении многих десятилетий в рамках не-

стр. 90
скольких миграционных потоков, и их культур. Однако сложнее всего ассимилироваться и адаптироваться оказывается именно "арабам", как их называют сами французы; иммигранты - выходцы из других стран Европы (Португалии, Италии, Польши и др.) ассимилировались в стране намного быстрее. Безусловно, в процессе их ассимиляции также возникали свои трудности, однако в культуре этих народов было много черт, объединявших их с французами, и в первую очередь христианская религия, что облегчало взаимопонимание между французами и иммигрантами и последующую ассимиляцию последних.

Ситуация с магрибинцами отличается от положения выходцев из других стран Европы кардинальным образом. Несмотря на проведение Францией еще в период колониализма целенаправленной культурной политики, Магриб в основе своей остался тем, чем он был до пришествия французов, а эта политика оказала влияние лишь на некоторую часть общества. Большинство жителей региона не ощутило на себе влияние колониального ассимиляционизма. Более того, основная часть магрибинцев, прибывавших во Францию, были вообще малограмотными выходцами из деревень, самыми типичными представителями традиционного мусульманского общества.

Франция, столкнувшись с новыми трудностями ассимиляции магрибинцев, решила изменить курс своей политики, принимая во внимание их особый менталитет, психологические особенности, культуру и религиозные традиции. Отказавшись от ассимиляции, Франция в начале 1990-х гг. перешла к попыткам интеграции. При этом в официальных документах "интеграция" стала рассматриваться не как что-то среднее между "ассимиляцией" и "включением" иммигрантов во французское общество (как это было в 1970 - 1980-е гг., когда эти понятия порой были взаимозаменяемы), а как специфический процесс, способствующий активному участию всех его членов в различных сферах жизни, несмотря на наличие у них разных этнических, культурных, социальных, этических, психологических особенностей. Политика интеграции призвана учитывать все особенности и интересы членов общества и предоставить каждому ее представителю возможность свободно жить в нем, соблюдая установленные общепринятые правила.

До конца 1980-х гг. проводимые государством политика иммиграции и политика интеграции в отношении иностранных граждан и лиц без гражданства, ищущих убежища на территории Франции, существовали параллельно, т.е. не учитывали особенности друг друга. И только в 1991 г. правительство начало предпринимать специальные меры, направленные на создание "французской модели интеграции". Были учреждены Министерство социальной деятельности и интеграции, Высший Совет по интеграции, а также приняты соответствующие поправки и дополнения в законодательство страны.

Сегодня французская политическая модель интеграции основана на принципе обретения национальности, гражданства3 и на присоединении к общественному договору ("право почвы"); в этом случае все формы так называемой этнической идентификации вытесняются из сферы государственной в сферу частную (что обусловлено светским характером французского государства). При этом подразумевается, что целью политики интеграции является индивидуальная ассимиляция каждого иммигранта через школу и другие институты.

В соответствии с демократическими традициями Франции в осуществляемой ими политике государственные органы не должны проводить различия по национальному признаку. Во французском праве не существует положений, дискриминирующих иностранцев по отношению к гражданам Франции. Иностранцы пользуются такими же

3 Кодекс законов о гражданстве введен в действие 19 октября 1945 г. (с изменениями от 1973, 1984, 1993, 1998 гг.). Он основывается как на "праве почвы" (jus soli), по которому человек является французом на основании его рождения и проживания на территории Франции, даже если его родители являются иностранцами, так и на "праве крови" (jus sanguinis), в соответствии с которым человек является гражданином Франции вне зависимости от его места рождения и проживания, если его родители - французы.

стр. 91
гражданскими, социальными и экономическими правами, как и остальные граждане страны; политические же права (активное и пассивное избирательное право) закреплены только за гражданами Франции. Однако, как это нередко бывает, политика государства - это одно, а реальная жизнь - другое. На практике в целом ряде областей французская модель "пробуксовывает", даже с учетом того, что трудности иммигрантов имеют не столько "этническую" (иностранное происхождение, национальная культура), сколько социально-экономическую природу (происхождение из низов, низкая квалификация).

ОСНОВНЫЕ ВИДЫ АДАПТАЦИИ

Магрибинское сообщество постепенно врастает в европейский социум. Если в середине XX в. его существование было для государства экономической необходимостью, то сегодня, потеряв свою основную функцию, в глазах коренных жителей оно становится скорее опасным придатком - как с политической, социальной, так и с культурной точки зрения. Об этнических магрибинцах, живущих на территории страны, все чаще вспоминают именно в связи с опасностью "терроризма" и угрозами со стороны исламских организаций, в связи с их влиянием на традиционную европейскую культуру, и - особенно после событий осени 2005 г. - в связи с угрозой социальной нестабильности, которую несут молодые люди из окраинных кварталов. Из "экономических иммигрантов" магрибинцы, приехавшие в страну, а также их дети, представители второго и даже уже третьего поколений, превратились в граждан страны, однако граждан, отличающихся от "других" и, более того, заявляющих о себе и своем особом месте во французском обществе.

Кто же они, эти молодые бёры4 (так называет себя второе поколение детей магрибинских иммигрантов)? Рассмотрим три основные группы молодых людей магрибинского происхождения, которые на данный момент существуют во французском обществе. Автор выделяет эти группы молодых людей, опираясь на проведенное в 2003 - 2004 гг. во Франции собственное полевое исследование, в основу которого легли интервью с представителями второго поколения магрибинских иммигрантов.

"Граждане окраин". Говоря об этой первой группе молодых людей магрибинского происхождения, стоит отметить, что если даже они и считают себя "французами" (гражданами Франции), то "их Франция" связана прежде всего со специфической территорией. Родившись в этой стране, они идентифицируют себя именно с тем местом, где они живут. Рассказывает 20-летний Б.: "Я француз из Сен-Дени. Здесь я вырос, моя семья живет здесь. Я знаю здесь каждый закоулок, вокруг меня мои стены, мои тротуары, по которым я хожу всю свою жизнь. Я отсюда!". Для этих молодых людей принадлежность к своему кварталу важнее каких-то связей с родиной их предков. Идентификация себя как гражданина Франции приравнивается для них к идентификации со своим кварталом.

Интересно, что в формировании их гражданской позиции большую роль играет их семья и те люди, с которыми им приходится ежедневно сталкиваться. "Их территория", их квартал, состоит в первую очередь именно из близких и семьи. В то же время для этих молодых людей страна предков является всего лишь мифом, историей. В "их мире" нет уже той страны, откуда родом родители, так как те существуют рядом с ними. Более того, именно с тем местом, где они выросли, они связывают свое будущее. Рассказывает 22-летний А.: "Однозначно я вижу мое будущее в этом квартале (Сен-Дени. - Е. Д.) Я здесь родился, мне здесь нравится. Здесь все мое. Я здешний, я принадлежу этому миру".

4 Слово "бёр" (beur) образовано от слова "араб" (arahe) путем переставления слогов наоборот, на жаргонном языке окраин - "верлане" (verlan).

стр. 92
У этой группы молодых людей родители, приехавшие на заработки во Францию, не помышляли вернуться обратно. Земля их предков осталась в прошлом, и наиболее, и даже единственно значимым для них стало то общество, в котором они оказались. Из проведенных автором интервью следует интересный факт: для молодых людей, родившихся во Франции, но в квартале, населенном преимущественно иммигрантами (чаще всего из стран Магриба), то место, которое они называют родиной, имеет не национальный, а локальный характер. У них существует привязанность к своему дому, городу, т.е. к своей собственной "территории" и соответственно собственной истории ("вокруг меня мои стены, мои тротуары"). В их самоидентификации большую роль играет "их жизнь", "их собственная история", "история их семьи", на протяжении многих лет живущей в этом квартале (у многих родители приехали в молодом возрасте), нежели легенда об их предках. Но можно ли говорить о том, что именно Франция стала для них родиной, той страной, с которой они себя идентифицируют?

Их образ жизни вовсе не "европеизирован", и, как замечали сами респонденты, они оказались в достаточно сложной ситуации. Их семья, покинув свою страну, вовсе не собиралась забыть ни свой язык, ни обычаи, ни религию. В то же время, живя в светском государстве, учась в школе, где делается акцент на республиканских традициях, они оказались в ситуации диссонанса. Та страна, где они живут, пытается воспитать из них граждан Франции, а семья стремится выделить их, напоминая, что они должны быть прежде всего членами "их" сообщества, говорить по-арабски и быть мусульманами.

Рассказывает Н.: "Мой отец настаивал, чтобы я говорил по-арабски. Он с нами говорил только по-арабски, прилагал немало усилий, чтобы мы говорили дома только на этом языке. Но с мамой мы всегда говорили по-французски, между братьями и сестрами тоже. Со временем мой отец тоже стал говорить с нами по-французски. Теперь мы говорим дома по-французски. С бабушкой, которая живет с нами, нам приходится говорить по-арабски, потому что она не понимает по-другому. Получается, что только с бабушкой я и говорю по-арабски, но с родителями - только по-французски".

Рассказывает Н.: "Мне часто задают вопрос: "Ты кто?" Я и сама не могу на него ответить. Как я себя чувствую - француженкой или марокканкой? Я здесь родилась. Я прожила здесь всю свою жизнь. Я знаю Францию намного лучше, чем Марокко. В Марокко я часто езжу на каникулы. Но живу-то я здесь, здесь!".

Говорит А.: "Арабский язык очень сложный. Я думал его выучить. Но для меня более важным сейчас является изучение других языков - английского и немецкого. Сложно учить арабский, но я все же буду его учить. Это же язык ислама! Каждый мусульманин должен знать арабский".

Для этой группы молодых людей идентифицировать себя с Францией не значит отрицать ислам. Но в то же время ислам в их интерпретации становится чем-то обыденным, повседневным. "В Алжире я ношу платок. Здесь - нет, потому что здесь светское государство. Здесь людям не нравится видеть меня в платке. Я им это и не навязываю. В Алжире же, наоборот, люди хотят, чтобы я носила платок. Если одни хотят одно, а другие другое - не могу же я навязывать им свое мнение. Я сделаю так, чтобы всем было удобно", - рассказывает 20-летняя Н.

Для этих молодых людей два мира взаимосвязаны и взаимозаменяемы. Для большинства бёров из этой группы столь же естественно справлять Рождество, как и мусульманские праздники. Они отмечают, что Рождество для них - это не религиозный праздник, а светский. "Просто приятно собраться дома всей семьей, запечь индейку и подарить друг другу подарки", - говорит Н. и затем продолжает: "Рождество - это ужин в семье, елка, подарки". Сами молодые люди отмечают, что, поскольку праздник стал коммерциализированным, они не видят в нем религиозного смысла.

стр. 93
Одна из основных проблем, с которой такой молодежи приходится сталкиваться в "их квартале", - безработица. Они не хотят, как их отцы, работать на заводах, но и не имеют должного образования, чтобы устроиться на более престижную работу. Их "Франция" невелика, их мир узок, их возможности самореализации ограниченны. Думаю, что именно эти молодые люди и были бунтарями, которые заявили о себе осенью 2005 г. Они знали, против кого они могут выступить, так как "их Франция" в их восприятии отделена от остальной Франции.

"Приспособленцы". На первый взгляд данная группа молодых людей похожа на предыдущую - однако есть немаловажное отличие. Для первой группы молодых людей мир имеет четкие рамки, жизнь подчинена правилам "своего" мира окраин, а остальной мир существует отдельно от них. Для "приспособленцев", однако, неприемлемо замыкаться внутри своего мира - скорее наоборот, они стремятся заявить о своей принадлежности к более широкому сообществу и доказать, что они "не такие, как все", но имеют равные возможности и равные права с остальными. Как и "граждане окраин", утверждая, что они "такие же граждане, как и все французы", молодые люди из этой группы все же стараются выделить свое этническое происхождение как фактор, выделяющий их из остального общества, но не мешающий им быть в нем полноправным членом. Ассимиляция приравнивается в их восприятии к исчезновению. Для них важно, будучи "как все", иметь свое этническое отличие, и, считая себя гражданами Франции, они не отрицают ни историю своего народа, ни его традиции, не ограничивая их сферой частного. "Мне нравится сама идея Республики - свобода, равенство, братство. Я думаю, что каждый человек имеет право жить своими идеями, своими привязанностями. Если мы ничего плохого не делаем людям, то кому это может помешать!", - говорит 28-летний А.

Зачастую именно такие молодые люди являются участниками маршей протеста и членами различного рода ассоциаций, от гражданских до религиозных. Вот что говорит Д., член ассоциации мусульман Франции: "Ассоциация, в которой я состою, представляет интересы мусульман Франции. Я активный ее участник, потому что мои цели совпадают с целями ассоциации - помочь врастанию мусульман в жизнь французского общества".

Для многих из этих молодых людей подобная двойственная позиция (гражданин Франции, но отличный от других по этническому происхождению) базируется на собственном жизненном опыте. Часто соприкасаясь со случаями проявления расизма и дискриминации, они вынуждены не ограничиваться сферой частного, когда это касается их этнической идентичности, и выходить в сферу публичного. Быть гражданином страны, но при этом заявлять о своем отличии - своеобразная защита, вызов французскому обществу, которое должно их воспринимать такими, какие они есть. "Я рада, что я француженка (здесь речь идет о гражданстве. - Е. Д.). Я думаю, что мне повезло, что я живу в этой стране. Мы здесь живем по республиканским принципам, у нас есть свобода. Более того, благодаря этому я стала мусульманкой. Во Франции есть различные структуры, которые обучают арабскому языку. Поэтому мне не было сложным, живя во Франции, стать мусульманкой. В то же время мне кажется, что это даже лучше, что я живу здесь, а не в Марокко. Там все более традиционно, и это меня пугает", - рассказывает 22-летняя Ф., марокканка по происхождению.

Не стоит отождествлять выступления этих молодых людей в рамках различных гражданских ассоциаций или маршей протеста с теми бунтами протеста, беспорядками, в которых участвуют молодые люди из первой группы. Если для первой группы молодых людей данный протест означает противостояние "другой" Франции, то для этой группы это прежде всего выступления, призванные добиться признания их прав в "их" государстве.

стр. 94
В формировании их идентичности немаловажную роль играет наследие, полученное от родителей, жизнь во французском обществе и само общество, выделяющее их. Для этих молодых людей одинаково важным является участие в разного рода мероприятиях, подчеркивающих их этническую и религиозную принадлежность, а также участие в выборах. Им важно показать, что они существуют в общественной и политической жизни государства "как все" граждане страны, но при этом отстаивать свои права и демонстрировать особость своей истории как детей иммигрантов.

Как и в случае первой группы, истоки подобной идентичности следует искать в истории их семей. Для семей этих молодых людей иммиграция была окутана ореолом трагедии: отъезд с родины, небольшие заработки отцов, нежелание родителей интегрироваться в принимающее общество, безработица, расизм. Многие отмечали, что их семья так и не вышла за пределы иммигрантского сообщества. Зачастую матери вообще не говорили по-французски, для многих из этих семей арабский язык остался основным разговорным в семье.

Эти молодые выросли в семье, практически не изменившейся за время жизни в иммиграции и строго следующей своим традициям и ритуалам; семья становится для них источником определенного давления. Если в первой группе респондентов в принципе возможно отмечать Рождество (пусть оно и приобретает светский и даже коммерциализированный характер), то среди семей данной группы этого не делается. Традиции предков остаются практически неизменными. В таких семьях достаточно прочны связи с Алжиром (Тунисом, Марокко), дети часто ездили туда на каникулы и вели тот же образ жизни, что и их родственники на исторической родине. "Сейчас дома мы уже говорим по-французски. Раньше - только по-арабски. Когда мы были совсем маленькими, мы говорили только по-арабски. Когда я пошла в школу, я стала дома говорить по-французски. Мама постепенно выучилась, она понимает по-французски, но отвечает мне по-арабски. Папа французский уже немного знал".

Но даже при столь строгом традиционном воспитании для многих из этих молодых людей религия все же остается выбором, а не просто традицией, которой надо неукоснительно следовать. Те же, кто считает себя мусульманином, стараются не только исполнять все предписания религии, но и каким-либо образом повлиять на то, чтобы "их религия" была признана и принята французским обществом. Здесь опять видна их двойственная идентичность: с одной стороны, приверженность к исламу, с другой - защита своих прав во французском обществе на правах его гражданина.

Однако не стоит считать, что эти молодые люди слепо подчиняются семье и традициям. Все эти респонденты подчеркивали свое право на выбор - быть или не быть мусульманином, соблюдать или нет традиции семьи. Для этих молодых людей столь же важны и республиканские принципы, в соответствии с которыми они хотят строить свою жизнь. Главное для них не разделение, а совместное сосуществование того, что могло бы быть только частным (традиции семьи и религия), и того, что по праву считается публичным (гражданство).

"Космополиты". Среди молодых людей магрибинского происхождения встречаются и те, кто ставит на первый план свою индивидуальность. Для них принадлежность какой-либо стране, обществу, культуре - это прежде всего результат выбора, а не нечто унаследованное. Для представителей этой группы важно выражать свою и только свою принадлежность той или иной стране, для них невозможно размышлять в понятиях "своего" сообщества. Главное для них - это индивидуальная позиция, не зависящая ни от семьи, ни от их иммигрантского сообщества, ни от той страны, в которой они живут.

Они считают себя олицетворением смешения культур, традиций и ценностей и при этом указывают на уникальность каждого отдельно взятого индивида, в каждом из которых может преобладать тот или иной компонент. Для них важно не замыкаться на

стр. 95
"своем" сообществе, а искать те особенности, которыми каждый из них обладает. Для этих молодых людей географическая принадлежность к той или иной стране не является решающим фактором. Две страны (Франция и страна, откуда родом их предки) для них равнозначны - просто в одной стране "по стечению обстоятельств" они живут, а в другой проводят каникулы и навещают оставшуюся там часть семьи.

Для представителей этой группы важнее эмоциональный фактор. Они считают себя "своими" там, где есть люди, которых они любят, где им хорошо. "Во Франции нам хорошо, здесь есть все что нужно. Свои проблемы есть и во Франции, но по сравнению с другими странами их намного меньше. Франция очень развитая страна. В другой стране у нас не было бы таких прав, как здесь. И это большой плюс", - рассказывает М.

Многие из респондентов, которых можно отнести к этой группе, отмечали, что Франция - прежде всего "удобная страна". Но это не говорит о том, что они чувствуют принадлежность к этой стране, идентифицируют себя с ней.

Ислам для этих молодых людей - прежде всего свободный выбор. Обычно они стремятся больше узнать о религии, а не подчиняться навязанным им в детстве традициям и ритуалам. Среди молодых людей, которых можно отнести к этой группе, немало студентов. Некоторые из них выбирают тему для своего исследования, связанную с традициями и религией своих предков, другие выбирают сюжеты, связанные с проблемами магрибинского сообщества - безработицей и дискриминацией, расизмом и ксенофобией.

Эти молодые люди под влиянием разных жизненных обстоятельств "вышли" из магрибинского сообщества, и их прошлое осталось для них в большей степени историей. Они не пытаются выставлять напоказ, как это делают молодые люди из второй группы, свои этнические корни, но и не скрывают их. Они скорее вообще не будут участвовать в каких бы то ни было маршах протеста, которые организуют представители магрибинского сообщества, но с энтузиазмом откликнутся на призыв выйти на демонстрацию против войны в Ираке. Молодые люди ощущают себя принадлежащими всему миру, а если их жизнь и связана с магрибинским сообществом, то в основном в профессиональной сфере (научной, общественной), где они выступают не столько как его представители, сколько как эксперты, хорошо знающие вопрос. Возможно, что представителей данной группы можно назвать "успешно интегрировавшимися" в европейское общество, именно европейское, так как среди этих молодых людей я не встретила тех, кто бы назвал себя "французом". Будучи успешными (хорошая работа, у многих неплохое образование) представителями бёров, они помнят те трудности, которые им пришлось преодолеть только потому, что они были выходцами из своей среды. Здесь можно "винить" как магрибинское сообщество, с трудом отпускающее от себя своих детей, так и французское общество, до конца не воспринявшее их как равноправных своих членов. Истории у всех респондентов разные, но очевидно одно: у них нет желания принадлежать ни тому, ни другому обществу, поэтому они выбирают "себя", раскрывая для самих себя свою индивидуальность.

* * *

В заключение хотелось бы отметить, что, рассматривая магрибинское сообщество, невозможно говорить о некоем едином типе или образе "араба", живущего во Франции. Исходя из истории появления магрибинцев на территории страны, из многолетней политики государства, да и проблем самого магрибинского сообщества внутри европейского общества, можно говорить о множестве факторов, повлиявших на складывание того или иного "характера" магрибинца, на его самосознание и место в европейском обществе.

стр. 96
Говоря об "арабах" во Франции, мы имеем в виду великое множество разных людей, судьбы которых складываются по-разному, в зависимости от различных жизненных обстоятельств. И нельзя утверждать, что молодой человек магрибинского происхождения, родившийся в иммигрантском квартале, обязательно станет преступником или террористом. Как нельзя сводить и проводимую Францией политику в отношении выходцев из этого сообщества к череде неудач.

В настоящее время и эксперты, и сами выходцы из иммигрантской среды признают наличие ситуации столкновения и кризиса идентичностей. Однако, исходя из наблюдений французских ученых, а также из проведенных мной интервью, можно говорить о том, что в сознании молодых людей североафриканского происхождения постепенно формируется целостная модель самовыражения и самоощущения. И принимающее общество, и иммигрантская среда переживают в данный момент взаимосвязанные трансформации, в основе которых - взаимодействие разных цивилизационных основ. При всей очевидности процесса глобализации и смешения культур нельзя не замечать и не слышать голоса нового поколения, требующего уважения своего права на "особость".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ланда Р. Г. История Алжира. XX век. М.: Институт востоковедения РАН, 1999.

Ланда Р. Г. Исламский терроризм в Алжире // Исламизм и экстремизм на Ближнем Востоке. М., 2001(1).

Ланда Р. Г. Парадоксы цивилизационных мутаций. Алжирское общество на рубеже веков // Восточный мир. Опыты общественной трансформации. М., 2001(2).

Левин З. И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). М.: Институт востоковедения РАН; Издательство "Крафт+", 2001.

Пономаренко Л. В. Африка и Франция: взаимодействие и взаимовлияние цивилизаций. М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 1997.

Потемкин Ю. В. Иммиграция в Западную Европу: уроки для России // Восток (Oriens). 2002. N 2.

Прожогина С. В. Между мистралем и сирокко: литература магрибинской диаспоры в конце XX века. М.: Издательская фирма "Восточная литература", 1998.

Прожогина С. В. Иммигрантские истории. М., 2001(1).

Прожогина С. В. Восток на Западе. Иммигрантские истории-II. М., 2001(2).

Ageron Ch.-R. France coloniale ou parti colonial? P.: PUF, 1978.

Ageron Ch.-R. Histoire de l'Algerie contemporaine. P.: PUF, coll. "Que sais-je?", 1980.

Begag A. Le gone du Chaaba. P.: Seuil, coll. Virgule, 1986.

Begag A. Ecarl d'identite. P.: Ed. du Seuil, 1993.

Ben Jelloun T. Hospitalite francaise. P.: Seuil, 1984.

Benachenhou A. Les vrais enjeux de l'emigration maghrebine en Europe // L'emigration maghrebine en Europe. (Exploitation ou cooperation?). P.: C.R.E.A., 1996.

Cesari J. Etre musulman en France. Paris-Aix-en-Provence: Karthala-IREMAM, 1994.

Etienne B. La France et l'Islam. P.: Ed. Hachette, 1989.

Jazouli A. Les annees banlieues. P.: Seuil, 1992.

Kaltenbach J. -H., Tribalat M. La Republique et l'Islam. P.: Gallimard, 2002.

Kepel G. Les Banlieues de l'Islam, naissance d'une religion en France. P.: Seuil, 1987.

Khellil M. Uintegration des maghrebins en France. P.: PUF, 1991.

Khosrokhavar F. V islam des jeunes. P.: Flammarion, 1997.

Lacoste-Dujardin С Yasmina et les autres de Nanterre et d'ailleurs. Filles de parents maghrebins en France. P.: Ed. La Decouverte, 1993.

Leveau R., Kepel G. Les musulmans dans la societe francaise. P.: Presse de la Fondation Nationale des Sciences Politiques, 1988.

Ramadan T. Les musulmans dans la la'icite. Lyon: Ed. Tawhid, 1994.

Sayad A. La Double Absence. P.: Seuil, 1999.

Tribalat M. Faire France, une enquete sur les immigres et leurs enfants. P.: Ed. La Decouverte, 1995.

Weil P. La France et ses etrangers. P.: Gallimard, 1995.

Weil P., Hansen R. Nationalite et citoyennete en Europe. P.: Ed. La Decouverte, 1998.

Wiewiorka M., Ohana J. La difference culturelle. P.: 2001.

Wihtol de Wenden C. L'immigration en Europe. P.: Ed. La Decouverte, 1998.

Wihtol de Wenden С La beurgeoisie. P.: CNRS Edition, 2001.

Permanent link to this publication: