Еще лет десять-пятнадцать назад в ответ на вопрос: "что такое мыло?" можно было слышать (практически без колебаний и раздумий) примерно такое: "вещество (жидкое или твердое), предназначенное для мытья рук, лица, тела и т.д.". Когда я задавал этот вопрос сейчас, то часто в ответ слышал встречный вопрос-уточнение: а в каком смысле! Это значит, что в современном употреблении слово мыло имеет такую широкую и часто тематически несовпадающую сферу употреблений, что без уточняющих или ограничивающих семантических конкретизаторов ответить однозначно на этот вопрос люди уже затрудняются. Вместе с тем, данное слово (и его производные) хорошо иллюстрирует один из ведущих механизмов развития языка - закон асимметричности языкового знака С. И. Карцевского. Кратко напомню суть этого закона: план содержания и план выражения слова находятся в состоянии динамического неравновесия - план выражения стремится передавать новое смысловое содержание, в свою очередь план содержания "ищет" новые способы языкового выражения. Карцевский приводит такой пример: "Предположим, что в разговоре

стр. 59

кто-то был назван рыбой. Тем самым был создан омоним для слова "рыба", ...но в то же время прибавился новый член к синонимическому ряду: "флегматик, вялый, бесчувственный, холодный" и т.д." (Карцевский С. Об асимметричном дуализме языкового знака // Звегинцев В. А. История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М., 1965. С. 90).

В литературном языке слово мыло не изменило значения, однако оно ведет чрезвычайно активную семантическую и словообразовательную жизнь в сфере жаргонов и профессионального просторечия, которые оказывают довольно сильное давление на современное языковое сознание. Именно поэтому слово мыло и вызывает множество ассоциаций - исходя из языкового опыта и повседневной жизни каждого конкретного человека. Если в XIX веке слово мыло имело две основные языковые ассоциации: "моющее средство" и - образованное по механизму метонимического переноса - производное значение "пот лошади (обычно в виде пены, напоминающей мыло )", то в XX веке вторая ассоциация постепенно отходила на задний план. Во второй половине XX века, и особенно в последнее десятилетие, в слове мыло (и его производных) отмечены новые значения, семантических наметок на которые раньше вообще не было. Эти новые значения концентрируются в области профессиональных обозначений (номинаций), выполняя роль вторичных названий для уже существующих имен.

Цель переноса слова мыло в область профессионального просторечия объясняется ментальным приемом олицетворения (персонификации), сохранившимся с эпохи анимализма до наших дней. Голландский историк культуры Йохан Хейзинга (1872 - 1945) очень точно характеризовал роль персонификации в современной жизни, культуре и науке: "Персонифицация - это привычная форма духовной деятельности, из которой мы в нашей повседневной жизни еще вовсе не выросли. Кто не ловил себя снова и снова на том, что вслух и вполне серьезно обращается к какому-нибудь неодушевленному предмету, скажем, к упрямой запонке, чисто по-человечески приписывая ей нежелание повиноваться и осыпая ее упреками за поведение, заслуживающее всяческого осуждения. Но, делая это, мы же не исповедуем веру в запонку как в некое существо или хотя бы идею. Мы входим, хотя не по собственной инициативе, в состояние игры" (Homo ludens. М., 1997. С. 137 - 138).

Перенос слова обычного языка на понятия специальных областей знания или занятий не случаен и не нов: такой семантический механизм позволяет новому понятию "встроиться" в систему привычных представлений человека путем его намеренного "занижения" и даже смыслового огрубления. Откуда же появились новые значения в слове мыло в современном языке, особенно в его жаргонно-профессиональных стилях? На этот вопрос мы и попытаемся ответить.

стр. 60

В современном употреблении слово мыло и его производные группируются вокруг нескольких семантических зон: телевизионной, публицистической, уголовной, технической и компьютерной; в некоторых из них эта лексема особенно популярна и богата словопроизводственными связями, в некоторых менее частотна и не так продуктивна в словообразовательном отношении. Под одной графической и фонетической "крышей" слова мыло в русском языке "собрались" самые различные по происхождению обозначения.

В публицистической речи слово мыло стало известно с начала 90-х годов XX века как калька с английского просторечного soap "мыльная опера" (сокращение от soap opera в том же значении). Сначала это употребление было фактом языка телевизионщиков, однако вскоре оно попало в рубрики газет и телевизионных программ, представляющих и рекламирующих разные телевизионные передачи, а затем - и на страницы общей прессы, перейдя из разряда экзотизмов (мексиканские, аргентинские, американские мыльные оперы) в группу просторечной лексики русского языка: отечественное "мыло" на экране; всё про "мыло": сериалы теперь можно читать; конкурс сценаристов "мыла"; российская глубинка безропотно смотрит подсовываемое ей "мыло" и т.д.

Обычно существительное мыло в телевизионном жаргоне (просторечии) рассматривают только как кальку с английского soap, однако, на мой взгляд, процессу закрепления этого слова могло способствовать также жаргонно-просторечное употребление данной лексемы в значении "что-то безвкусное, пресное (о пище)" (Елистратов В. С. Словарь московского арго. М., 1994. С. 259) с дальнейшим расширением значения (что вполне обычно в устном просторечии) до значения "что-либо скучное, примитивное, безвкусное (о любом произведении искусства)". Именно при поддержке русского просторечного употребления слова мало заимствованное значение смогло так быстро прижиться в русском языке. И не просто закрепиться, но и пустить словообразовательные корешки. В прессе встречаются омонимичные производные мыльник "создатель мыльной оперы": "От западных мыльников наши авторы переняли только некоторую технологию параллельных съемок, когда в одно время в разных павильонах снимались сцены и сразу же монтировались и озвучивались" (Олимп. 1996. N 1) "многосерийный сериал; мыльная опера" ("Мыльник ["Новый Принц из Бель Эйр"], длившийся более полугода, имел положительный резонанс в среде тинэйджеров и молодых домохозяек..." - Кино-Парк. 1999. N 10). Появление данного окказионализма в первом значении не случайно. В последние годы стала весьма активна словообразовательная модель на -ик со значением лица: аграрник, альтернативник "сторонник альтернативной военной службы; военнослужащий, проходящий такую службу", антиперестроечник, антирыночник, бюд-

стр. 61

жетник, гаишник, государственник, державник, контрактник, лагерник, льготник, налоговик, наперсточник, оптовик, перестроечник, рыночник и мн. др.

Во втором значении слово мыльник было образовано также по популярной словообразовательной модели типа боевик "остросюжетный приключенческий фильм" и регулярных разговорных усечений: (видео-, радио-) ролик "видеофильм, радиопередача рекламного, информационного характера", мультик "мультипликационный фильм", ужастик "фильм ужасов". Таким образом, активность словообразовательных моделей в разговорном языке и профессиональном просторечии способствовала созданию "модельного" слова мыльник. Его появление диктовалось как целями языковой экономии (однословность, краткость), так и стремлением к семантической новизне и экспрессивности.

Подвижные границы между жаргонами (особенно смежными или близкими) помогают "экспансии" слов. Так, из сферы телевидения термин мыльник "перекочевал" в жаргон (просторечие) литераторов, поэтому уже не удивительно встречать употребление данного слова по отношению к литературным произведениям: "Первый советский "мыльник" [рассказы Льва Овалова о майоре Пронине, созданные в 40-х годах XX века и бывшие очень популярными] благополучно дожил до начала пятидесятых годов" (Огонек. 2000. N 29).

Другим словообразовательным новшеством являлось сочетание существительного мыло с префиксоидами, также заметно активизировавшимися в языке последнего десятилетия: мексиканское телемыло; видеомыла сейчас предостаточно; этот фильм можно определить как кино-мыло-клип-рок-оперу; "телемыльный" актер Джерри Сайнфилд; дешевое "киномыло" (последний пример из словаря "Слова, с которыми мы все встречались" / Под общим руководством Р. И. Розиной. - М.: Азбуковник, 1999. С. 109). Таким образом, в телевизионном просторечии слово мыло обнаруживает словообразовательные возможности, обусловленные языковыми (семантическими и словопроизводственными) тенденциями в публицистике. Кроме того, приведенные выше новообразования практически сразу распознаются людьми и могут быть достаточно легко ими истолкованы.

Одной из ведущих особенностей слова мыло в современном употреблении является, конечно, его использование в компьютерной сфере: "электронное письмо" или "электронная почта". Такое значение сложилось в результате вольного фонетико-графического (основанного на языковой игре) прочтения компьютерщиками английского e-mail (сокращение от electronic mail "электронная почта"). Один из вариантов такого прочтения - слово мыло (весьма отдаленное в фонетическом и графическом отношении от исходного англицизма), другой - слова емеля, емелька (имитирующие англицизм хотя бы своим

стр. 62

фонетическим - и отчасти графическим - обликом). Кажется, в данном случае мы имеем дело также с косвенным влиянием просторечного употребления слова мыло, о чем уже шла речь ранее, и взаимодействии его с вольной адаптацией (русификацией) английского слова. Рассмотрим более подробно семантическое и словообразовательное поведение слова мыло в этой смысловой области.

Графическое разнообразие исходной формы мыло в компьютерной переписке поразительное, так что иногда даже трудно узнать начальный облик: мыл (в муж. роде), емыл, Е-мыл, е-мел, е-мыло, ё-мыл; ср. также деминутив мыльце. Словообразовательное гнездо "компьютерного" слова мыло весьма обширное. Это - производные: е-мыльный адрес, мыльник, е-мыльник "электронный почтовый ящик; адрес электронной почты". Появились и глаголы: мылить "отправлять электронную почту", отмылить (в том же значении), отмылиться (то же), намылить (в том же значении), е-мылить (то же). Сформировались устойчивые словосочетания: кинуть, бросить, оставить мыло "написать электронную почту, электронное письмо"; писать мылом "отправлять электронную почту, электронное письмо". Приведенные слова показывают, что существительное мыло (и его производные) полностью отвечает русским законам словоизменения, подчинившись флективному строю русского языка. Программа, которая позволяет отправлять и получать электронную почту, получила название мылер (по словообразовательной аналогии со многими словами английского происхождения на суффикс -er во всемирной паутине, то есть Интернете) и мылсерв (сервер электронной почты; см. "Большой словарь русского жаргона" В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной. СПб., 2000. С. 364), мыльница (в том же значении). Последнее существительное пришло в компьютерный жаргон, скорее всего, из смежных жаргонов: музыкального, технического или радиолюбительского.

Существительное мыльница известно в жаргонах уже несколько десятилетий. Это вполне обычное литературное слово получило свое переносное значение "крайне простой аппарат, приспособление, прибор" на основе коннотативных признаков "простота, несложность устройства", "незамысловатая форма", "массовость использования". Точное время формирования данного переносного смысла в существительном мыльница установить трудно, однако это произошло, по всей вероятности, в 40 - 60-е годы XX века. Так, уже в конце 40-х годов в среде радиолюбителей и радиоинженеров было известно это слово для обозначения микрофона МД-47, которым укомплектовывались отечественные магнитофоны вплоть до конца 70-х годов XX века. Немного позднее именно в этом жаргоне мыльницей стали обозначать любое радиотехническое устройство несложной конструкции (радиолы, радиоприемник, магнитофоны), предназначенные для массового

стр. 63

потребителя. Поэтому неудивительно перенесение слова в другие жаргоны: сначала технические, затем - смежные (музыкальный, фотолюбительский), позднее - компьютерный.

В "Большом словаре русского жаргона" В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной (СПб., 2000) в слове мыльница представлены самые разнообразные его "значения", которые - по сути - являются в семантическом отношении метонимическими переносами: "примитивный фотоаппарат", "микрофон на гибком витом проводе", "пластмассовый портфель-"дипломат", "портативный (обычно самодельный) радиоприемник", "магнитофон невысокого класса (обычно отечественного производства)", "автомобиль "Запорожец"". Такое разнообразие "значений" не представляет собой трудности для общения людей и не создает "информационного шума и помех", так как вполне допустимо, что весь спектр этих "значений" знает и может использовать в своей речи даже один человек, однако конкретность жаргонной ситуации, точность и ограниченность лексических средств в пределах данной смысловой зоны не препятствуют пониманию друг друга, для этого только необходимо знать языковой код данного жаргона.

Одним из самых последних семантических новшеств стало использование слова мыльница в публицистическом дискурсе с такой мотивацией: отмывать "грязные" (незаконные или нелегальные) доходы, деньги. Это устойчивое выражение появилось в русском языке как калька английского сленгового выражения to wash black money (букв. - "отмывать черные деньги"). Актуальность и популярность данной темы в средствах массовой информации, необходимость яркого словесного выражения для обозначения места, где происходит это "отмывание денег", способствовали рождению данного окказионализма в пределах публицистического жанра: "Мозамбик как "мыльница" нелегальных доходов бен Ладена" (заголовок). Этот окказионализм родился на "перекрестье" двух тенденций: потребности в языковой экспрессивности и давления лексической системы (в языке пока еще отсутствуют многие слова, обозначающие это новое понятие, поэтому журналисты ищут -более или менее удачно - соответствующие обозначения для формирующегося нового смыслового ряда). Очевидно, данное название останется только фактом публицистической речи, однако прогноз в этой лексической области напрашивается сам собой: число таких "экспериментальных" лексем будет расти.

Санкт-Петербург

Permanent link to this publication: