УДК 903

А. П. Деревянко¹, Д. Олсен², Д. Цэвээндорж³, С. А. Гладышев¹, Т. И. Нохрина¹, А. В. Табарев¹

¹ Институт археологии и этнографии СО РАН

пр. Академика Лаврентьева, 17, Новосибирск, 630090, Россия

E-mail:gladyshev@archaeology.nsc.ru

² Департамент антропологии Университета Аризоны

Department of Anthropology, University of Arizona

Emil W. Haury Anthropology Building

1009, East South Campus Drive

Tucson, Arizona, 85721 - 0030, U.S.A.

E-mail: jwo@arizona.edu

³ Институт археологии Монгольской академии наук

Institute of Archaeology, Mongolian Academy of Sciences

Zhukoviyn Gudamzh, 77, Ulaanbaatar, 51, Mongolia

E-mail: dtseveen@yahoo.com

Статья продолжает серию публикаций, посвященных материалам грота Чихэн-Агуй, одного из немногочисленных стратифицированных археологических объектов на территории Монголии. В предыдущих работах приводились доказательства трактовки грота Чихэн как сезонного поселения охотников эпохи раннего голоцена. В данной публикации комплекс археологических находок рассматривается с позиций мультифункционального подхода. Многочисленные бусы из скорлупы яиц страусов в предвходовой части грота, остатки столба в центре полости, основы вкладышевых орудий у очагов, заготовка бифаса и обломок подвески из экзотического для этих мест сырья характеризуются как изделия, связанные с неутилитарными технологиями. Исходя из этого, строится предположение, что контекст археологического объекта в гроте Чихэн сложнее, чем представлялось ранее. На это указывает целый ряд предметов, присутствие которых в "жилом" комплексе нельзя объяснить исключительно "бытовыми" задачами. Интенсификация эксплуатации природных ресурсов, адаптация к ландшафтным условиям сопровождались и соответствующими процессами в духовной сфере - ритуализацией специфических элементов рельефа. Именно с этим культурным фоном и может быть, по мнению авторов статьи, связан ритуальный эпизод в гроте Чихэн.

Введение

Большая часть памятников каменного века на территории Монголии не имеет погребенного культурного слоя; археологический материал залегает на поверхности. В связи с этим особое значение приобретает изучение немногочисленных стратифицированных комплексов, к которым относится многослойный археологический объект в гроте Чихэн-Агуй (в первой публикации - Чихэн-Хувэр) [Деревянко и др., 1989] (рис. 1). В ходе работ в 1996 - 1998, 2000 гг. грот был раскопан практически полностью [Археологические исследования..., 1998, 2000]. Археологический материал принадлежит двум культурным горизонтам: верхнему - ран-

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проекты N 06 - 01 - 00522а "Промысел лосося в архаических и традиционных культурах тихоокеанского бассейна" и N 07 - 01 - 00417а "Генезис и периодизация стратифицированных верхнепалеолитических комплексов Северной Монголии и Забайкалья".

Рис. 1. Местоположение грота Чихэн.

неголоценовому и нижнему - плейстоценовому. К двум верхним литологическим слоям (2, 2а) приурочены остатки голоценового времени, к нижнему (3, 3а) - позднеплейстоценового. Микропластинчатый комплекс голоценового этапа зафиксирован на всей раскопанной площади (57 м²), а плейстоценовый сохранился на площади примерно в 13 м². Описание и интерпретация археологического материала и стратиграфических разрезов грота, а также список дат опубликованы в ряде работ [Деревянко и др., 2001; Гладышев, Нохрина, 2003; Орлова, Кузьмин, Лбова, 2005; Гладышев, Нохрина, Табарев, 2007; Derevianko et al., 2003]. В них грот Чихэн обоснованно трактуется как сезонное поселение охотников. Мы не оспариваем этот вывод, а предлагаем взглянуть на весь комплекс археологических находок несколько иначе, с позиций мультифункционального подхода.

Каждый тип деятельности связан с особым способом организации пространства обитания. Разделение типов деятельностеи, как и пространства, не всегда возможно, поскольку "в каждой из деятельностеи содержатся и подчиненные ей начала других деятельностеи, а каждое из пространств до известной степени не чуждо и пространствам другого рода..." [Флоренский, 2000, с. 112]. Исходя из этого можно предположить, что контекст археологического объекта в гроте Чихэн сложнее, чем это представлялось. Обнаружен целый ряд предметов, присутствие которых в "жилом" комплексе нельзя связывать с решением исключительно "бытовых" задач (рис. 2).

В большинстве последних публикаций, посвященных археологии пещерных комплексов эпохи палеолита - неолита на территории Северной и Центральной Азии, детально рассматриваются стратиграфия отложений, хронология слоев, палеофауны; приводятся подробные морфотипологическое и технологическое описания орудийного набора, продуктов и отходов расщепления камня. На основе результатов и комплексного анализа этих

Рис. 2. План грота Чихэн с наиболее примечательными

объектами. 1 - костяное орудие; 2 - украшение-подвеска; 3 - костяной вкладышевый кинжал; 4 - предмет из нефрита; 5 - очаг N 44; 6 - очаг N 40; 7 - фрагмент деревянного столба, обложенного камнями; 8 - костяное орудие; 9 - проколка; 10 - очаг N 4; 11 - место скопления бусин.

данных оценивается функциональное назначение грота как памятника долго- или кратковременной эксплуатации сезонной или промысловой стоянки, мастерской и т.д. Артефакты "неутилитарного" назначения, за редким исключением [Деревянко, Рыбин, 2003; Зенин, Кандыба, 2006; Маркин, 2000], фиксируются, описываются и включаются в категорию украшений или культовых предметов, но не анализируются как атрибуты церемоний или ритуала. В этой публикации мы предлагаем еще один, дополнительный подход в интерпретации комплекса находок голоценового времени.

Гипотеза "поселенческого эпизода" в гроте Чихэн

Предположение об использовании полости как охотничьей стоянки неоднократно излагалось в различных публикациях [Гладышев, Нохрина, 2003; Derevianko et al., 2003]. Вкратце еще раз приведем аргументы, положенные в его основу.

1. Обитатели грота не испытывали трудностей с получением литоресурсов. Они прекрасно знали месторождения и места выходов каменного сырья. Для изготовления орудий широко использовались разнообразные кремни и кварциты, реже окварцованный и неокремненный песчаник и очень редко - нефрит [Кулик, Нохрина, Милютин, 2005]. Вблизи грота кремень и кварциты отсутствуют, следовательно, это сырье приносили. Представители раннего голоцена хорошо знали сырьевые возможности своего района. Например, ближайшие выходы нефрита находятся примерно в 90 км от грота, у северо-восточного склона горного массива Шинэжинст.

2. Основным занятием обитателей грота Чихэн была, скорее всего, охота. Охотники подстерегали животных на водопое, около ключа. Недалеко от пещеры (в 350 м) находится ущелье с вертикальными стенками, по которому животные двигались, вероятно, к этому ключу. Ущелье длиной более 100 м является идеальным местом для охоты как на стадных (дзерэн, сайга, лошадь, верблюд), так и на одиночных животных (см. рис. 1). В голоценовых слоях грота были обнаружены преимущественно мелкие обломки костей копытных животных. Определимых костей немного. Удалось идентифицировать следующие виды животных: заяц-толай (Lepus capensis), альпийская пищуха (Ochotona cf. Alpind), сурок (Marmota sp.), суслик (Spermophilus sp.), тушканчик (Dipodidae indet.), кулан (Equus hemionus), дзерэн (Procapra gutturosa), сибирский козел (Capra sibirica sibirica). Часть костей обожжена [Барышников, 1998, с. 309, табл. 1].

3. Грот комфортен для обитания. Он сухой, хорошо освещен солнцем. С предвходовой площадки можно обозреть окрестности на большое расстояние. Рядом имеется источник. Климатические условия того времени ненамного отличались от современных; в раннем голоцене климат был чуть-чуть более влажным и теплым, что подтверждается анализом гуминовых кислот, выделенных из осадков отложений грота [Деревянко, Дергачева и др., 2006; Деревянко, Феденева и др., 2006]. В окрестностях грота на многие сотни километров простирались сухие и опустыненные степи и пустыни. Среди растительных сообществ господствовали пустынные виды - эфедра, маревые, полынь и небольшое количество разнотравья. В целом биоклиматическая обстановка в период формирования осадков стоянки в гроте Чихэн была более благоприятной, чем в настоящее время.

4. В полости у стен были обнаружены два участка, выстеленные слоем сухой травы [Гладышев, Нохрина, 2003]. Они расположены симметрично относительно друг друга, между ними имеется проход. У левой стенки участок длиной ок. 3 м и шириной

ок. 2 м. У правой стены зафиксированы два участка травяного настила размерами примерно 1,5 х 1,5 м. Между этими участками расположены очаг и кострище. Очаг четырехугольной формы, размерами 30 х 30 см, по периметру обложен вертикально стоящими плитками известняка. Заполнение очага составляют прослойки угля и прокаленной земли. В верхней углистой прослойке отмечено скопление чешуек, мелких отщепов и обломков микропластин. Кострище овальной формы, размерами 25 х 15 см. Оно находилось практически у самой стенки грота. Примерно в 1 м от травяных настилов, практически посередине полости, вдоль капельной линии зафиксировано большое кострище длиной 100 см и шириной 80 см с мощным заполнением. Исходя из этого можно сделать вывод, что грот использовался в качестве жилого помещения группой охотников во время сезонного промысла. Однако есть несколько аргументов против такого заключения. Площадь грота мала, а высота незначительна. В полный рост можно стоять только под капельной линией. Уже в метре от входа нужно пригибаться, а там, где расположены травяные настилы, можно только сидеть или лежать. Не отвергая в целом концепцию "поселенческой" функции грота, мы предлагаем следующую, уточненную ее вариацию.

Грот Чихэн был сезонным охотничьим лагерем, но его полость не использовалась для жилья. Костры обогревали людей и освещали место работы, на них готовили пищу. На циновках из травы сидели. У капельной линии и в правой половине грота древние обитатели обрабатывали камень, обновляли охотничий инвентарь, изготавливая новые орудия взамен пришедших в негодность или утерянных инструментов. Обо всем этом свидетельствует анализ количественного распределения находок по квадратам раскопа: артефакты сконцентрированы на участке, ограниченном кв. В, Г, Д по линиям 4 - 7. На участке, расположенном в кв. В, Г, Д по линии 7, обнаружены два скопления каменных артефактов [Милютин, Нохрина, 2005]. К первому скоплению относятся 23 скола из светло-серого полупрозрачного халцедона. Они получены от одного желвака небольших размеров или нуклеуса; восемь сколов собираются в один блок. Второе скопление насчитывает 102 скола. Они от одного призматического нуклеуса (темно-зеленый непрозрачный кремень); шесть сколов также собираются в один блок. Кроме того, на этом же участке обнаружены преформы с подготовленными ударными площадками и нуклеусы для получения микропластин (рис. 3, 29 - 33), сделанные из мелких (80 х х 60 х 50 мм) уплощенных желваков халцедона. На предвходовой площадке, в основном около скальной стенки, зафиксированы немногочисленные скопления отщепов из одной породы. Сопоставив полученные данные, можно предположить, что наиболее активная деятельность по расщеплению камня - подготовка мелких желваков халцедона к раскалыванию и снятие микропластин с нуклеусов - происходила у входа и под сводом пещеры вокруг большого кострища. Об этом свидетельствуют локализация сколов, снятых с одного нуклеуса, а также наличие почти в каждом скоплении всех категорий технических сколов. Типологический состав орудий из голоценовых отложений грота следующий, шт.:

Как видим, среди орудий ведущими являются вкладыши и ретушированные пластинки. Все остальные типы, например, обломки острий (рис. 3, 7, 14), резцы (рис. 3, 16, 17), наконечники стрел (рис. 3, 9 - 13), пластинки с выемками, скребки (рис. 3, 25 - 27), проколки и геометрические микролиты (рис. 3, 1 - 4), занимают подчиненное положение. Это вполне естественно, т.к. вновь сделанные и отремонтированные орудия охоты и переработки ее продуктов из грота уносили и использовали

Рис. 3. Каменные изделия из грота Чихэн. 1 - 4 - трапеции; 5, 6, 8 - орудия геометрической формы; 7, 14 - острия; 9 - 13 - наконечники стрел; 15 - оригинальное изделие; 16, 17 - резцы; 18 - 20 - пластинки с ретушированными поперечными краями; 21 - медиальный фрагмент пластинки; 22 - 24 - пластинки с элементами ретуши на боковых краях; 25 - 27- скребки; 28 - пластина без следов ретуши; 29 - 33 - нуклеусы.

непосредственно на месте добычи. Не было никакого смысла нести туши животных к гроту вверх по крутому склону. Кроме изделий из камня, в голоценовых отложениях грота найдены три костяных орудия, деревянный предмет и украшения - бусы, сделанные из скорлупы яиц страуса, и подвеска из серпентина-антигорита.

Гипотеза "ритуального эпизода" в гроте Чихэн

Рассмотрим находки, которые не совсем вписываются в функциональную модель грота как сезонного охотничьего лагеря. В обкладке очага, расположенного примерно в 2,5 м от входа и почти посередине

Рис. 4. Костяные (1, 3, 4) и каменные (2, 5) изделия из грота Чихэн.

1 - проколка; 2 - фрагмент подвески; 3 - основа вкладышевого кинжала; 4 - костяное орудие; 5 - предмет из нефрита.

грота найден предмет из светло-зеленого нефрита (рис. 4, 5). Напомним, что ближайший источник нефрита находится примерно в 90 км от грота, следовательно, его сознательно подобрали и поместили в обкладку очага. В глубине грота, на последней линии раскопа, найдена подвеска из серпентина-антигорита с вкраплениями магнетита (рис. 4, 2). Минерал относится к подклассу слоистых силикатов. Предмет сломан. Его изогнутая сохранившаяся часть прямоугольной формы, размерами 60,2 х 17,3 х 7,3 мм. Поверхность зашлифована и заполирована. Продольная и поперечная грани изделия заглажены. Около сохранившегося конца имеется сквозное отверстие, просверленное с двух сторон. С одной стороны наружный диаметр отверстия 5,5 мм, внутренний - 2,6 мм; с другой стороны - 7,1 и 3,1 мм соответственно. По всей видимости, во время сверления произошло расслоение серпентина и сверление было продолжено с другой стороны. Внутри отверстия сохранились остатки вещества розового цвета (возможно, зола, смешанная с прокалом).

Примерно в 2 м от входа в грот практически у стены, в небольшой ямке было найдено скопление фрагментов скорлупы яиц предположительно страуса.

На предвходовой площадке отмечено скопление бусин, сделанных, вероятно, из скорлупы яиц страуса. Основная масса бусин (15 шт.) концентрируется на участке, ограниченном кв. А-1, Б-2 и В-1 (см. рис. 2, 11). Бусины двух видов - круглые и многоугольные. У круглых предметов внешний диаметр колеблется от 4 до 4,8 мм, внутренний - ок. 2 мм. Изделия многоугольной формы несколько больших размеров. Их внешний диаметр от 5,2 до 5,6 мм, а внутренний - ок. 1,8 мм. Отдельные бусины (по одной-две) встречались и в других квадратах раскопа, но скоплений не обнаружено.

У левой стены грота почти в 2 м от капельной линии рядом с настилом из травы был отмечен остаток столба, вертикально вкопанного в грунт и укрепленного у основания камнями (см. рис. 2, 7). Диаметр столба у основания 18 см.

В культурных слоях найдены остатки 44 древних кострищ. Кострища, как правило, овальной формы, лишь некоторые неправильно-четырехугольной. Чаще всего это зольные пятна с углистой окантовкой, изредка с остатками прокала. Основная часть кострищ находилась в предвходовой зоне недалеко от капельной линии. Внутри грота очагов мало. Первый очаг размерами 30 х 30 см представляет собой сложную конструкцию. Он четырехугольной формы, по периметру обложен вертикально стоящими плитками известняка. Заполнение очага состоит из прослоек угля и прокаленной земли. В верхней углистой прослойке зафиксировано скопление чешуек, мелких отщепов и обломков микропластин. В обкладке этого очага находилось изделие из нефрита, рядом располагалась костяная основа однопазового вкладышевого кинжала (см. рис. 4, 3). Насад изделия и проксимальный конец плоские. Глубина паза по всей длине неодинаковая: 1,2 мм у конца, 3,3 мм в середине и 1,3 мм у насада. Второй очаг (кострище) размерами 25 х 15 см овальной в плане формы располагался практически у самой стенки грота. Рядом с ним был обнаружен деревянный однопазовый наконечник, вертикально воткнутый в грунт. Длина изделия 13,8 см, диаметр 1,8 см. Паз прорезан почти по всей длине орудия, не прослеживается лишь у черешка. Основание-черешок изделия закруглено (обстругано).

Анализ каменного инвентаря грота Чихэн позволяет интерпретировать памятник в рамках традиционной охотничье-промысловой версии. Вместе с тем некоторые артефакты из раннеголоценовых отложений в пещере демонстрируют неутилитарный характер использования. Поэтому мы предлагаем в качестве рабочей гипотезу ритуального эпизода в гроте Чихэн. Впервые она была кратко озвучена на археологической конференции в Иркутске в 2007 г. [Гладышев,

Нохрина, Табарев, 2007]. Каркас гипотезы составляет следующая смысловая цепочка: социальная структура общества на рубеже палеолита - неолита - престиж и престижные технологии - ритуал как форма реализации престижа - малые пещеры как ритуальное пространство.

В современной археологической литературе описано немало интересных моделей структуры обществ, основу экономики которых составляло присваивающее хозяйство (охота-собирательство-рыболовство). Одна из таких моделей предлагает разделение обществ на эгалитарные и трансэгалитарные [Owens. Hayden, 1997]. Эгалитарные общества имеют доступ к достаточно скудным природным ресурсам, практически не располагают возможностью накапливать продукты питания, испытывают трудности в связи с колебаниями биомассы. В таких коллективах действует механизм равного распределения; их жизненная стратегия подчинена задачам выживания. Трансэгалитарные общества эксплуатируют высокопродуктивные ниши; располагают широким диапазоном природных ресурсов, возможностью комбинировать различные формы присваивающего хозяйства и создавать запасы пищи для сглаживания трудностей, обусловленных межсезонными циклами; у них развиваются специализированные промыслы. В трансэгалитарных обществах включается механизм социальной соревновательности, активно проявляется стремление к обретению и сохранению приоритетных позиций индивидов, групп, кланов, линиджей и т.д. Это стремление реализуется в контроле над промысловыми угодьями; в развитии разнообразных престижных технологий; торгово-обменных процедурах; погребении с сопроводительным инвентарем; создании экономически выгодных семейно-брачных альянсов; организации праздников и церемоний, системы долговых обязательств, тайных обществ и закрытых ритуалов. Таким образом, престижные технологии обслуживают ритуал, который становится формой достижения и поддержания особого социального статуса.

Перечень следов престижных технологий в археологических контекстах достаточно обширен; специалистами называется до 25 - 30 таких признаков [Beaune de, 1995; Clark, 1986; Costin, 1991; Hayden, 1998; Hayden, Adams, 2004]. Для каменного века выделяются в первую очередь орудия и заготовки, имеющие необычные размеры или изготовленные из необычного сырья. В этот ряд следует включить также разнообразные украшения, предметы из редкого сырья, специальные контейнеры (из дерева, камня, плетеные и др.), погребения умерших или принесенных в жертву с сопроводительным инвентарем в виде изделий из нетрадиционных материалов и т.д. Весьма значимым признаком является и непривычное положение артефактов.

Согласно многочисленным этнографическим описаниям, вход в пещеру и выход из нее как из сакрального пространства (обряд перехода) сопровождаются символической платой [Ван Геннеп, 2002]. В нашем случае это могут быть бусины из скорлупы яиц, скопление которых прослежено у входа в грот (см. рис. 2). Как показывает анализ археологических материалов из других районов Монголии и Забайкалья, в качестве формы деятельности изготовление бус и других украшений могло сложиться еще в начале верхнего палеолита (см. напр.: [Лбова, Волков, 2007; Ташак, 2002]). Скорлупа служила, видимо, и небольшим сосудом (контейнером, в нем сохранились остатки зерна), который был зафиксирован у основания укрепленного камнями столба внутри пещеры. Этот столб (его аналоги в виде Мирового древа, горы, волшебного посоха, стел и т.п.) мог играть роль макроритуального комплекса - axis mundi.

В слое прослежены два очага (N 40, 44), рядом с которыми найдены основы вкладышевых инструментов. Рядом с очагом N 44 изделие было помещено в вертикальном положении. Такое сочетание можно трактовать как микроритуальный комплекс с вертикальным символом. Аналоги в виде шестигранных каменных столбиков, отполированных каменных жезлов-сэкибо или бифасиальных изделий отмечены на памятниках финального палеолита - неолита на среднем Амуре (Баркасная Сопка-3), в Приморье (Устиновка-4, Суворово-4, Богополь-4) и Японии (Ивато, Масугата и др.) [Крупянко, Табарев, 2001, 2005; Tabarev, 2006]. В очаге N 40 среди камней обкладки обнаружен предмет из необычного для данного района сырья - нефрита (см. рис. 4, 5), до ближайших выходов которого человеку приходилось добираться не менее трех-четырех дней. Изделие было намеренно помещено в пространство очага. Не менее примечательна и еще одна находка, отмеченная у дальней стенки грота, - фрагмент изящной подвески из "экзотического" сырья - серпентина-антигорита с мелкими вкраплениями магнетита (см. рис. 4, 2).

Как подчеркивалось выше, исследователи пещерных памятников при описании и анализе неутилитарных изделий редко выходят на уровень их функциональной интерпретации в рамках всего комплекса и, как правило, ограничиваются лишь сырьевыми и технологическими характеристиками. Очевидно, это можно объяснить влиянием устаревших стереотипов. Согласно одному из них, свидетельствами использования пещеры в качестве ритуального объекта могут быть лишь яркие образцы наскального или мобильного искусства, остатки культовых сооружений или жертвенников, клады изделий, следы проведения палеоастрономических наблюдений, а также погребения с богатым сопроводительным инвентарем. Однако совершенно очевидно, что все перечисленное отражает

лишь малую часть церемоний, а точнее, лишь обряды с богатыми декорациями. Ритуалы, в которых гораздо большее значение имели содержание и процедура, чем атрибутика, не оставили следов.

Второй стереотип связан с представлением о том, что для отправления культа могли использоваться лишь крупные пещерные полости с несколькими залами, входами или галереями, малые гроты и навесы эксплуатировались главным образом как места для проживания или отдыха во время промыслового сезона. Но факты свидетельствуют о том, что и малые гроты, и скальные навесы для человека всегда были привлекательным элементом ландшафта, объектом сакрализации. В основе выбора полости лежали самые разные основания. Например, пещера была единственным в своем роде природным объектом на значительной по площади территории, находилась в непосредственной близости от мест промысла (охоты, рыболовства, сбора дикоросов), имела внешние специфические признаки (скрытый вход, необычные конфигурация свода и цвет) и т.п. Есть и еще один, весьма значимый момент, который определяет не только функциональное, но и ритуальное использование грота или навеса - наличие следов пребывания в пещере представителей предшествовавших культур. Речь идет о каменных орудиях, нуклеусах, фрагментах керамических сосудов и пр. Для новых обитателей такие находки имели особое значение; им однозначно приписывались магические свойства и волшебная сила. Например, мексиканские индейцы учиоль верили, что обломки древних каменных наконечников, которые периодически им попадались в ходе проведения сельскохозяйственных работ, обладали исцеляющей силой. Традиция обязывала передавать такие находки местному знахарю (шаману), а он прятал их в священных гротах или пещерах, где происходил контакт с духами-покровителями и духами предков. Вместе с древними изделиями в пещеры помещали также сосуды с росписью, мелкие украшения и кусочки яркой ткани [Weigand, 1970, р. 366 - 367]. Горные майя, проживающие в северо-западной части Гватемалы, собирают в джунглях наконечники, обсидиановые пластины, полиэдрические нуклеусы и фрагменты керамики доколумбовой эпохи, а затем в качестве объектов поклонения кладут их на алтари рядом с фигурками христианских святых. Местные врачеватели широко используют антиквариат в лечебных целях [Brown, 2000, р. 326 - 328]. Индейцы томпсон (территория Плато) высоко ценят каменные наконечники и ножи, переделанные из старинных артефактов. По их мнению, древние предметы были изготовлены их тотемным предком Вороном; они отличаются особой эффективностью и обладают магической силой [Lowrey, 1999, р. 56].

Частичное нарушение голоценовых отложений и их спрессованность не позволяют установить точную связь между отдельными находками. Тем не менее мы полагаем, что вышеперечисленные артефакты из грота Чихэн (бусы в предвходовой части грота, остатки столба в центре полости, основы вкладышевых орудий у очагов, заготовка бифаса и обломок подвески из редких для данной местности видов сырья) вписываются в круг изделий, связанных с престижными технологиями, и считаем, что в истории грота был ритуальный эпизод (эпизоды).

Каково было содержание и назначение ритуалов, проводившихся в гроте Чихэн? Позволяют ли данные находки высказать какие-либо предположения?

Ряд интересных гипотез предложен в последнее время специалистами, изучающими пещеры в Западной Европе и Африке [Beaune de, 1995; Clottes, 1992, 1996; Hayden, 2003; Lewis-Williams, 1994; и др.]. Пространство пещер, по мнению ряда исследователей, не позволяло участвовать в ритуале группе более чем из 20 - 25 чел. [Beaune de, 1995, p. 238]; примерно такими по численности были тайные общества и группы, описанные этнографами у многих народов [Owens, Hayden, 1997, p. 153 - 155]. Практически на всех исследуемых пещерных памятниках прослеживаются следы присутствия детей или подростков (погребения, рисунки, следы, отпечатки ладоней и др.), что предполагает участие в ритуалах именно этой возрастной группы [Clottes, 1992, р. 59]. К таким ритуалам относятся обряды, посвященные рождению, различным этапам взросления, вступлению в половую зрелость, инициациям, тренировкам шаманов, первому участию в охоте и т.д. К атрибутам этого круга ритуально-обрядовых практик могут быть отнесены и находки в гроте Чихэн.

Заключение

По образцам угля из древних кострищ грота получена представительная серия радиоуглеродных дат, охватывающих большой период - примерно 6 тыс. лет (см. таблицу). Правда, степень достоверности дат различна. Первая (5630 ± 250 л.н. (СОАН-3732)) имеет низкую степень достоверности и по мнению канд. геол.-минер. наук Л. А. Орловой должна быть отброшена или принята как ориентировочная. Вторая дата (6870 ± 105 л.н. (GX-23893)) получена по заполнению, взятому из норы грызуна. Естественно, она фиксирует время жизни грызуна, а не человека. Большинство же дат приходится на интервал от 7850 ± 110 до 11545 ± 75 л.н. Мы предполагаем, что рассматриваемый нами комплекс относится именно к этому временному отрезку, скорее всего к его финалу.

Сопоставляя материалы голоценовых отложений грота Чихэн с одновременными комплексами сопре-

Радиоуглеродные даты для грота Чихэн

дельных территорий, отметим, что, судя по опубликованным материалам, ни в Монголии в шабаракской культуре [Berkey, Nelson, 1926; Gabori, 1962; Mania, 1963; Kozlowski, 1968; Fairservis (jr), 1993], ни в Китае в микролитических индустриях [Jia Lanpo, Huang Weiwen, 1985; Gai Pei, 1985; Kwangchih Chang, 1986] изделия геометрических форм пока не найдены. Среди артефактов, относимых к мезолиту, такие изделия встречаются в удаленной от Монголии Западной Индии [Щетенко, 1979; Sali, 1990, р. 231, fig. 37]. Отметим, что среди микролитических орудий геометрической формы из западной части Индии преобладают сегменты, трапеции чрезвычайно редки [Sali, 1990, р. 235]. На территории к северо-западу от грота Чихэн орудия геометрической формы становятся характерным элементом технокомплексов мезолитического времени.

Ближайшие аналоги каменного инвентаря из голоценовых слоев в гроте Чихэн имеются в коллекциях из северной части Внутренней Монголии (Китай), исследованных американско-китайской экспедицией в конце 1980-х - начале 1990-х гг. [Bettinger et al., 1990; Bettinger, Madsen, Elston, 1994; Madsen et al., 1996; Elston et al., 1997]. По данным этой экспедиции, переход от палеолита к неолиту в этом районе происходил на фоне позитивных изменений климата и фауны, которые, в свою очередь, обусловили смену охотничьих стратегий и совершенствование охотничьего снаряжения на основе широкого распространения микропластинчатой техники. В духовной сфере отражением интенсивной эксплуатации природных ресурсов, адаптации к природным условиям стала ритуализация специфических элементов рельефа. Именно с этим культурным фоном и может быть, по нашему мнению, связан ритуальный эпизод в гроте Чихэн.

Благодарности

Авторы выражают глубокую и искреннюю благодарность профессору Брайану Хэйдену (Университет Саймон Фрэзер, Ванкувер, Канада) за консультации и помощь в подборе литературы по теме статьи, а также художнику Юлии Табаревой (ИАЭТ СО РАН, Новосибирск) за подготовку иллюстраций.

Список литературы

Археологические исследования Российско-Монгольско-Американской экспедиции в Монголии в 1996 году /

А. П. Деревянко, Д. Олсен, Д. Цевээндорж, В. Т. Петрин, А. Н. Зенин, А. И. Кривошапкин, С. В. Николаев, В. П. Мыльников, Р. У. Ривс, Б. Гунчинсурэн, Я. Цэрэндагва. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1998. - 343 с.

Археологические исследования Российско-Монгольско-Американской экспедиции в Монголии в 1997 - 1998 годах/А. П. Деревянко, Д. Олсен, Д. Цевээндорж, В. Т. Петрин, С. А. Гладышев, А. Н. Зенин, В. П. Мыльников, А. И. Кривошапкин, Р. У. Ривс, П. Д. Брантингхэм, Б. Гунчинсурэн, Я. Цэрэндагва. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2000. - 383 с.

Барышников Г. Ф. О предварительном определении ископаемого костного материала из пещер Монголии // Археологические исследования Российско-Монгольско-Американской экспедиции в Монголии в 1996 году /А. П. Деревянко, Д. Олсен, Д. Цевээндорж, В. Т. Петрин, А. Н. Зенин, А. И. Кривошапкин, С. В. Николаев, В. П. Мыльников, РУ Ривс, Б. Гунчинсурэн, Я. Цэрэндагва. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1998. - С. 309 - 310.

Ван Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. - М.: Вост. лит., 2002. - 198 с.

Гладышев С. А., Нохрина Т. И. Поселенческий комплекс голоценового времени в пещере Чихэн (Монголия) // Проблемы археологии и палеоэкологии Северной, Восточной и Центральной Азии: Мат-лы междунар. конф. "Из века в век", посвящ. 95-летию со дня рождения акад. А. П. Окладникова и 50-летию Дальневост археол. экспедиции РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2003. - С. 105 - 108.

Гладышев С. А., Нохрина Т. Н., Табарев А. В. Интерпретация археологического комплекса грота Чихэн // Северная Евразия в антропогене: человек, палеотехнологии, геоэкология, этнология и антропология. - Иркутск: Оттиск, 2007. - Т. 1. - С. 162 - 168.

Деревянко А. П., Гладышев С. А., Олсен Д., Петрин В. Т., Цэрэндагва Я. Характеристика каменной индустрии пещеры Чихэн (Гобийский Алтай) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2001. - N 1. - С. 25 - 39.

Деревянко А. П., Дергачева М. И., Феденева И. Н., Нохрина Т. И. Экология древнего человека и палеопедогенез в позднем плейстоцене на территории Гобийского Алтая (по материалам исследований отложений памятника Чихэн) // Современные проблемы археологии России. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. - Т. 1. - С. 114 - 116.

Деревянко А. П., Дорж Д., Ларичев В. Е., Петрин В. Т. Археологические исследования в Монголии в 1988 г. //Изв. Сибирского отделения АН СССР. Сер. истории, филологии и философии. - 1989. - Вып. 2. - С. 26 - 34.

Деревянко А. П., Рыбин Е. П. Древнейшее проявление символической деятельности палеолитического человека на Горном Алтае // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2003. - N 3. - С. 27 - 50.

Деревянко А. П., Феденева И. Н., Дергачева М. И., Нохрина Т. И. Природно-климатические условия Гобийского Алтая в позднем плейстоцене - голоцене (по материалам исследований памятника Чихэн) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН 2006 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. -Т. 12, ч. I. - С. 109 - 111.

Зенин А. Н., Кандыба А. В. Археологические исследования в пещере Страшная в 2006 г. // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН 2006 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. - С. 141 - 145.

Крупянко А. А., Табарев А. В. Археологические комплексы эпохи камня в Восточном Приморье. - Новосибирск: Сиб. университет. изд-во, 2001. - 104 с.

Крупянко А. А., Табарев А. В. Ритуальные комплексы с бифасами и шестигранниками в финальном палеолите Приморья // Искусство и ритуал ледниковой эпохи. - Луганск: ЧП "Вега", 2005. - С. 91 - 99.

Кулик Н. А., Нохрина Т. И., Милютин К. И. Петрография артефактов индустрий палеолита и мезолита восточной части Гобийского Алтая (по материалам памятников Сууж и Чихэн) // Палеолитические культуры Забайкалья и Монголии (новые памятники, методы, гипотезы). - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. - С. 97 - 103.

Лбова Л. В., Волков П. В. Технологии изготовления предметов изобразительной деятельности в комплексах начальной поры верхнего палеолита в Забайкалье // Каменная скульптура и мелкая пластика древних и средневековых народов Евразии. - Барнаул: Азбука, 2007. - С. 40 - 43. - (Тр. САИПИ; вып. 3).

Маркин С. В. Неолитическое погребение Северо-Западного Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2000. - N 2. - С. 53 - 64.

Милютин К. И., Нохрина Т. И. Изучение планиграфии культурных остатков верхнего культурного горизонта пещеры Чихэн (Монголия) // Сохранение и изучение культурного наследия Алтая: Мат-лы Регион. науч.-практич. конф. - Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2005. - Вып. 14. - С. 139 - 142.

Орлова Л. А., Кузьмин Я. В., Лбова Л. В. Радиоуглеродные даты памятников палеолита и мезолита Забайкалья и Монголии // Палеолитические культуры Забайкалья и Монголии (новые памятники, методы, гипотезы). - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. - С. 88 - 92.

Ташак В. И. Обработка скорлупы яиц страусов в верхнем палеолите Забайкалья // История и культура востока Азии: Мат-лы Междунар. науч. конф. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2002. - Т. 2. - С. 159 - 164.

Флоренский П. А. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии / сост. игумена Андроника (А. С. Трубачева); ред. игумен Андроник (А. С. Трубачев). - М.: Мысль, 2000. - 446 с. - (Филос. наследие).

Щетенко А. Я. Первобытный Индостан. - Л.: Наука, 1979. - 275 с.

Beaune S.A. de. Pes homes au temps de Pascaux. - P.: Hachette, 1995. - 316 p.

Berkey Ch. P., Nelson N.C. Geology and Prehistoric Archaeology of the Gobi Desert // American Museum Novitates. - 1926. - N222. - P. 1 - 16.

Bettinger R.L., Elston R.G., Madsen D.B., Li Zhuangwei, You Yuzhu. Transitional Paleolithic - Neolithic Settlement and Subsistence in Alashan Peague, Western Inner Mongolia, People's Republic of China // Current Research in the Pleistocene. - 1990. - Vol. 7. - P. 1 - 3.

Bettinger R.L., Madsen D.B., Elston R.G. Prehistoric Settlement Categories and Settlement Systems in the Alashan Desert of Inner Mongolia, PRC // J. of Anthropological Archaeology. - 1994. -Vol. 13. -P. 74 - 101.

Brown L.A. From Discard to Divination: Demarcating the Sacred Through the Collection and Curation of Discarded Objects // Latin American Antiquity. - 2000. - Vol. 11, N 4. - P. 319 - 333.

Clark G. Symbols of Excellence. Precious Materials as Expressions of Status. - Cambridge: Cambridge University Press, 1986. - 138 p.

Clottes J. L'Archeologie des grottes ornees // La Recherche. -1992. - Vol. 23. - P. 52 - 61.

Clottes J. Thematic Changes in Upper Paleolithic Art // Antiquity. - 1996. - Vol. 70. - P. 276 - 288.

Costin C.L. Craft Specialization: Issues in Defining Documenting, and Explaining the Organization of Production // J. of Archaeological Method and Theory. - 1991. - Vol. 3, N 1. - P. 1 - 56.

Derevianko A.P., Gladyshev S.A., Nohrina T.I., Olsen J.W. The Mongolian Early Holocene: Excavations at Chikhen Agui Rockshelter in Gobi Altai // The Review of Archaeology. Special Issue. - 2003. - Vol. 24, N 2. - P. 50 - 56.

Elston R.G., Xu Gheng, Madsen D.B., Zhong Kan, Bettinger R.L., Li Jingzen, Brantingham P.J., Wang Huiming, Yu Jun. New Dates for the North China Neolithic // Antiquity. - 1997. - Vol. 71. - P. 985 - 993.

Fairservis W.A. (jr). Archaeologiy of the Southern Gobi of Mongolia. - Durham: Carolina Academic Press, 1993. - 253 p.

Gabori M. Beitrage zur Typologie und Verbreitung der Shabarakh-Kultur // Acta Archaeologica. Academiae Scientiarum Hungaricae. - 1962. - T. 14 (3/4). - P. 159 - 174.

Gai Pei. Mcrolithic Industries in China // Paleoanthropology and Palaeolithic Archaeology in the People's Republic of China / eds. Wu Rukang, J.W. Olsen. - Orlando; San Diego; N.Y.: Academic Press, 1985. -P. 225 - 241.

Hayden B. Practical and Prestige Technologies: The Evolution of Material Systems // J. of Archaeological Method and Theory. - 1998. -Vol. 5, N 1. - P. 1 - 55.

Hayden B. Shamans, Sorcerers, and Saints. - Wash., D.C.: Smithsonian Books, 2003. - 528 p.

Hayden B., Adams R. Ritual Structures in Transegalitarian Communities // Complex Hunter-Gatherers: Evolution and Organization of Prehistoric Communities on the Plateau of Northwestern North America. - Salt Lake City: University of Utah Press, 2004. - P. 84 - 102.

Jia Lanpo, Huang Weiwen. The Late palaeolithic of China // Paleoanthropology and Palaeolithic Archaeology in the People's Republic of China / eds. Wu Rukang, J.W. Olsen. - Orlando; San Diego; N.Y.: Academic Press, 1985. - P. 211 - 223.

Kozlowski J.K. Research on the Stone Age in South Mongolia in 1968 // Archaeologia Polona. - 1968. - [Т.] 13, vol. 1/2. - P. 231 - 261.

Kwang-chih Chang. The Archaeology of Ancient China. -New Haven; L.: Yale University Press, 1986. - 450 S.

Lewis-Williams J.D. Rock Art and Ritual: South Africa and Beyond // Complutum. - 1994. - N 5. - P. 277 - 289.

Lowrey N.S. An Ethnoarchaeological Inquiry into the Functional Relationship between Projectile Point and Armor Technologies of the Northwest Coast // North American Archaeologist. - 1999. - Vol. 20. - P. 47 - 73.

Madsen D.B., Elston R.G., Bettinger R.L., Xu Gheng, Zhong Kan. Settlement Patterns Reflected in Assemblages from the Pleistocene/Holocene Transition of North Central China // J. of Archaeological Science. - 1996. -Vol. 23. -P. 217 - 231.

Mania D. Archaologidsche Studien in der zentralen Mongolei // Arbeiten aus dem Institut fur vor- und fruhgeschichte der Martin-Luther-Universitat Halle-Wittenberg. - 1963. - H. 13. - (Sonderdrucke aus der Wissenschaftlichen Zeitschrift der Martin-Luther-Universitat Halle-Wittenberg. - Heft 11). - S. 847 - 888.

Owens D., Hayden B. Prehistoric Rites of Passage: A Comparative Study of Transegalitarian Hunter-Gatherers // Journal of Anthropological Archaeology. - 1997. - Vol. 16. -P. 121 - 161.

Sali S.A. Stone Age India. - Aurangabad: Shankar Publishers, 1990. - 288 p.

Tabarev A.V. People of Salmon: Technology, Art and Ritual of the Stone Age Cultures, Russia Far East // Archaeological Education of the Japanese Fundamental Culture in East Asia. 21 COE Program Archaeology Series. - 2006. - Vol. 7. - P. 111 - 124.

Weigand P. C. Huichol Ceremonial Reuse of Fluted Point // American Antiquity. - 1970. - Vol. 35, N 3. - P. 365 - 367.

Материал поступил в редколлегию 08.10.07 г.

Permanent link to this publication: