Трудность деления русской церковной истории на периоды объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, русская церковь как любая национально-религиозная организация испытывала во все времена своей истории большое количество внутрицерковных изменений, определявших ее облик в то или иное столетие. Кроме того, церковь как институция была не свободна от исторических процессов, происходивших в государстве и обществе, была вынуждена реагировать на ситуации, возникающие как результат внешне- и внутриполитических процессов. Это переплетение исторических, политических и общественных явлений изменяли зачастую как внешний вид, так и внутреннее состояние русской церкви.
Исходя из этого, русская церковно-историческая наука постоянно находилась в поиске оптимального решения проблемы исторической периодизации. Решение этого вопроса имело как практическое, так и теоретическое значение. Практическое значение заключалось в оценке того исторического опыта, который накопила русская церковь за всю свою историю. Теоретическое значение определялось глубоким богословским содержанием этой проблемы, ибо на нее возлагалась функция практически показать внутреннюю сущность церковной организации или как части общества и государства, или как структуры, стоящей вне "мира сего". Поэтому вопрос о критериях разделения церковной истории на периоды всегда был связан с разрешением богословской проблемы о сущности церкви как религиозной институции.
Осознавая всю сложность этой проблемы, церковные историки-клирики XVIII в. не спешили браться за ее разрешение. Первые работы по истории церкви в основном содержат изложение состояния и структуры русской церковной иерархии, оставляя за бортом исследования понятие церковь как таковое.
Наиболее ясная и обоснованная историческая периодизация появилась только в XIX веке. Ее автором стал архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский)1. В своей "Истории русской церкви" он выделяет пять периодов2. Будучи неплохим богословом, Филарет прекрасно понимает всю сложность поставленной задачи. Но, раскрывая в своей работе понятие церкви как институции, стоящей над обществом, в периодизации он так и не смог оторваться от старой традиции иерархического деления. Его периодизация основана на исторических фактах, имевших место в истории русской церковной иерархии или Русского государства. Как следствие, за основу берутся явления неравного исторического значения, в разной степени влиявшие на состояние и внутренний быт церкви. Несмотря на это внешнее несоответствие, основную идею работы - "церковь покровительница государства" - Филарет проносит через все сочинение. Он "изображает отношения Церкви и государства - возможно, исходя из отношений николаевского времени, к которому он принадлежал - в мирно-идиллических тонах"3.
Периодизация Филарета была принята, за ней закрепилась характеристика "классической". Несоответствие исторических периодов и смысла изложения было пропущено читающей публикой
Солнцев Николай Игоревич - кандидат исторических наук. Нижегородский государственный университет.
точно так же как и замечание, что церковь как божественное учреждение не принадлежит к области изменяемых предметов, которое он декларирует во введении к своей работе4. Далее этого заявления Филарет не идет. Построенная им периодизация отражает скорее современные ему традиции исторических писаний, чем суть заявленного предмета.
Десять лет спустя после выхода в свет работы Филарета начинает издаваться "История русской церкви" митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова). Полное издание этого произведения, не превзойденного по полноте представленного материала, растянулось на тридцать лет. Двенадцатитомная работа была доведена автором до 1667 года. Макарий рассматривает историческое развитие русской церковной жизни извне, в связи с отношениями с Константинопольским патриархатом, для которого "Русская Церковь есть только часть Церкви Восточной, православно-кафолоической"5. Исходя из этих отношений, он делит всю историю русской церкви на три основных периода6. Рассматривая церковь как живой, взрослеющий организм, Макарий в своей периодизации пытается проследить этапы становления автокефалии русской православной церкви. Это соответствует тому определению церкви как институции, которое он дает в своей работе, рассматривая русскую церковь как "общество верующих" состоящее из иерархии паствы. Взросление этого общества как части Восточной церкви и занимает основное внимание исследователя.
Но идея вести повествование через отношения русской церкви к восточной опять приводит автора к выделению исключительно внешнего аспекта политических отношений русского и константинопольского клира. Макарий уделяет основное внимание отношениям церковных управлений и игнорирует внутреннее основание развития этих отношений. В работе не ставится вопрос, действительно ли выделенные автором моменты отношений двух церквей имели существенное значение для русской церковной жизни. Многие краеугольные камни русской церковной истории, на которые опирается Макарий, имели под собой государственно-политическую, а не церковную подоплеку. Например, установление патриархата в Москве, с момента которого, согласно Макарию, начинается "самостоятельность русской церкви", произошло не на основании глубоких исторических причин, а "было, скорее всего, лишь следствием причин временного характера, может быть, только честолюбивой политики Бориса Годунова"7. С подобным мнением трудно не согласиться: ни разделение Московской митрополии на две части, Киевскую и Московскую, ни учреждение Патриаршества или Синода не могут иметь принципиального значения для внутреннего развития церковно-религиозной жизни народа, то есть "общества верующих". Следовательно, как и в предыдущем случае, периодизация Макария не смогла решить те задачи, которые сам автор ставил перед собой.
Череду неудачных примеров периодизации истории русской церкви можно дополнить попытками разрешения этого вопроса такими историками, как П. В. Знаменский8 и А. П. Доброклонский9. Любая попытка периодизации упиралась в невозможность преодолеть богословское понимание хода исторического процесса, то есть, во-первых, проследить динамику и эволюцию божьего промысла; во-вторых, показать в истории церковь, которая согласно канону является структурой, неизменной во времени. Это сводило все попытки периодизации к выделению чисто внешних политических факторов, влиявших на состояние русской церкви. Церковно-иерархическая структура и все ее исторические коллизии становились тем единственным звеном, которое связывало церковь как божественное учреждение с реальными, земными историческими событиями. Иного принципа разрешения проблемы периодизации, без разрыва с богословием, изобрести было просто невозможно. Таким образом, внести что-то новое в понимание церковно-исторической периодизации можно было только разорвав связь истории и богословия, как и поступил в своей "Истории русской церкви" Е. Е. Голубинский10.
Голубинский строит свою периодизацию исходя из того, что церковь "есть общество, но общество в обществе"11 и возникает как социальная институция для достижения им определенных целей. Как следствие, автор рассматривает церковно-исторические коллизии как продукт исторической жизни русского общества и государства. "И поелику государственная власть никогда не относится к церкви безразлично, предоставляя ее самой себе, но или покровительствует ей или теснит ее и угнетает, то известные отношения государства к церкви, существенно влияющие на ее жизнь, составляют необходимый предмет речей всякой церковной истории"12. Тем самым автор напрямую связывает историю двух общественных институтов государства и церкви, признавая за этими институтами определяющую роль в развитии общества. В этих рассуждениях Голубинский следует концептуальным положениям С. М. Соловьева, изложенным в работе "Наблюдения над исторической жизнью народов". "Правительство в той или другой форме своей есть произведение исторической жизни известного народа, есть самая лучшая проверка его жизни"13. Следовательно, основополагающим фактором исторического деления является эволюция русского государства. Так как эта эволюция не могла не затрагивать интересов церкви, она вполне может быть взята и за основу церковно-исторической периодизации. Подобное рассуждение и приводит Голубинского к так назы-
ваемому "топографическому"14 принципу периодизации. "Если периоды в историях обществ суть пространства времен, отличные одни от других не какими-нибудь внешними и случайными признаками, а самой жизнью обществ и ее характером, то таких действительных, а не воображаемых, периодов в истории русской церкви три: Киевский, Московский и текущий Петербургский"15. Киевский период, согласно замыслу автора продолжается до 1240 г., Московский, соответственно, с 1240 по 1700 год. Петербургский период открывается учреждением Синода и, по мнению Голубинского, продолжается до современной автору эпохи.
Периодизация дополнена внутренним делением периодов. Московский период "должен быть разделяем на две половины: от нашествия Монголов до митр. Макария с его Стоглавым собором, на котором был подведен, так сказать, итог всей предшествующей жизни, и от митр. Макария до учреждения Синода"16. Кроме того, структурно уже в самой работе Голубинский, характеризуя политическую историю церкви, дополняет повествование развернутыми биографиями русских митрополитов. Эти биографии становятся несущей конструкцией повествования. Через них автор разбирает все хитросплетения отношений русской церкви с константинопольским патриархатом, вопросы разделения митрополии, перенос кафедры из Киева в северо-восточную Русь. Внешне такая подача материала напоминает структуру изложения, предпринятую А. Н. Муравьевым. Однако если Муравьев приходит к подобной периодизации стихийно17, то для Голубинского - это последовательное стремление наиболее ярко и выпукло показать эволюцию общественной жизни в рамках той методологии, которую он избрал. В этом автор вновь следует за Соловьевым, отмечающим значимость исторической личности для истории общества18.
Таким образом, в периодизации Голубинского последовательно воплощена идея возникновения и развития в обществе социальных институтов как одного их критериев "исторической жизни" народов, которую он пытается показать в своем произведении. Для Голубинского, как и для Соловьева, органичность исторического процесса напрямую зависит от раскрытия его закономерностей, от тех общих законов, которые определяют развитие социума. Следует отметить, что представление о закономерности развития у Голубинского сохраняет внешний, абстрактный характер, выливаясь в идеалистическую теорию прогресса как основы развития цивилизации.
Наиболее ярко это развитие проявляется в формировании социальных институтов, которые в своей эволюции наиболее информативно отражают цели, к которым стремится социум. Для светской истории - это государство, для церковной - историческая эволюция иерархии. Тем не менее, несмотря на такую жесткую привязку, иерархия, в периодизации Голубинского, не превращается в совершенно самостоятельную, самодовлеющую силу, организующую повествование, как это получалось у его предшественников. Эволюция церковной иерархии подается автором как эволюция всего русского общества, где первое ставится в непосредственную зависимость от второго. Тем самым Голубинский возвращает церковь на землю, органически связывает ее с развитием русской народной жизни. Это в конечном итоге позволяет ему прийти к простой, но весьма показательной схеме исторической периодизации.
Перечисленные новации, предпринятые Голубинским, не были правильно поняты и оценены современниками. Исследователи его творчества увидели в предложенной исторической концепции и, в частности, в периодизации, только последствия исторического "гиперкритицизма". По мнению И. К. Смолича, "топографическая" периодизация, предпринятая Голубинским, наименее обоснована. "Он (Голубинский. - Н. С.) не находит внутри и извне процесса развития Русской Церкви никаких явлений, - пишет Смолич, - которые каким-либо образом повлияли бы на русскую церковную жизнь. Основополагающие, методологические вопросы деления русской истории на определенные отрезки времени у Е. Голубинского отходят на задний план. Его гиперкритицизм мешал ему изобразить эту историю конструктивно и синтетически; невзирая на большие научные знания, острый ум, он упустил необходимость уяснить основные черты истории"19.
В своей критике Смолич не смог уйти от исторических представлений, сформированных о Голубинском современниками. В основе периодизации Голубинского Смолич увидел только пресловутый географический фактор, разрывающий русскую церковную историю на три части, определение которых целиком связано с политическими центрами русского государства.
Отчасти в этом виноват сам автор "Истории русской церкви". Во втором томе своей работы, возвращаясь к проблеме периодизации, Голубинский вдруг начинает именовать свой принцип деления церковной истории "топографическим". В первом томе ни о какой топографии как принципе исторической периодизации, автор речи не ведет. Однако в продолжении работы о значимости "топографического" фактора в формирование русской истории, сказано достаточно много. "Значение топографии в истории как одного из ее факторов общепризнанно", - начинает свои рассуждения автор. Этот тезис снабжается сноской, в которой автор еще раз подчеркивает значение географии
для развития русской цивилизации. "Топография проявляет свое влияние в истории, когда играет роль одного из делителей последней на периоды, двояким образом - или так, что новая местность уславливает новую против предшествующей жизнь; или наоборот так, что новая жизнь требует новой местности"20, - продолжает Голубинский.
Подобная фразеология, не встречающаяся в первом томе работы, как бы скрывает те новации, которые ранее предложил автор. Природа страны, географические условия - фактор, хорошо известный современной Голубинскому историографии. Как указывает Н. Л. Рубинштейн, "в общей схеме государственной школы природа страны являлась единственной решающей силой, определяющей все развитие исторического процесса"21. Внеисторичность этого фактора делала его весьма удобным для маскировки методологических новшеств. Внешняя стихийность, изначальная заданность географии как исторического фактора, формирующего историческую действительность, была близка провиденциализму и принималась в клерикальных кругах. На это, вероятно, и делает ставку Голубинский, к моменту выхода второго тома уже серьезно претерпевший от нападок богословской критики. Эпоха Победоносцева заставила автора быть значительно более осторожным, чем это было ранее. Скрывать свое новаторство пришлось под более обтекаемыми фразами. "Достаточно пришлось мне выслушать уроков за мои откровенные речи от некоторого класса людей", - напишет Голубинский в финале своего введения ко второму тому, - "но и теперь я вынужден только заявить, что не нахожу возможным отказаться ни от одного сказанного прежде слова"22.
Основополагающие принципы, заложенные в работе еще в начале исследования, остались неизменными. История церкви разворачивается в повествовании как история социальной институции, живущей и видоизменяющейся вместе с обществом и на каждом этапе его эволюции служащей обществу для решения определенных проблем. Развернутые биографии церковных иерархов становятся верстовыми столбами, которые хронологически отмечают комплексы проблем той или иной эпохи, решенные или не решенные данной исторической личностью. Как и Соловьев, Голубинский видит в исторической личности выразителя стремлений социума23. "Они яснее других сознают потребность времени, необходимость известных перемен, движения, перехода и силою своей воли, своей неутомимой деятельности, побуждают и влекут меньшую братию, тяжелое на подъем большинство, робкое перед новым и трудным делом"24, - так характеризует Соловьев личность, творящую историю. Полностью принимая это теоретическое положение, Голубинский связывает с исторической личностью все политические коллизии Московского периода истории русской церкви. "Лица правительственные, из преемства которых состоят правительства, бывают или люди обыкновенные или исключительные, так называемые исключительные люди. На великих людей природа вообще чрезвычайно скупа и их везде всегда не помногу. Что же касается до обыкновенных людей, составляющих преемства лиц правительственных, то они суть дети своих обществ, т.е. нисколько не возвышаются над ними. По этой причине насколько самим обществом присуща сила движения вперед, настолько же и лицам правительственным присуща энергия двигать их"25.
Показывая эволюцию такого живого организма, как общество, он иллюстрирует жизнь биографиями реально существующих людей, являющихся частью этого общества, носителями его идеалов. Таким образом, основной строй работы и идея ее периодизации во втором томе изменения не претерпели. Автор, как и прежде, стремится показать исторический процесс во всем его многообразии, подчеркнуть сложность и неоднозначность многих исторических событий. Это стремление дать максимально объективную историческую картину, создать "чистое", с точки зрения исчерпанности информации, знание, становится научным принципом Голубинского.
Однако подобный подход к изучению церковной истории был недооценен критикой. "Во втором томе, где он весь период 1240 - 1700 подразделяет по отдельным митрополитам и делает своей задачей исследование всех подробностей, ему не удалось отметить важнейшее и характернейшее. Это делает его труд почти негодным для мирян, и только специалист-историк в состоянии найти правильный путь через его лабиринты"26. Подобное критическое замечание говорит о том, что Смолич не пытается вникнуть в суть мировоззрения автора "Истории русской церкви". Голубинский намеренно уходит от принципов и манеры изложения своих предшественников. Он намеренно не хочет "отметить важнейшее и характернейшее" в каждом историческом периоде, и тем самым свести повествование к очередной назидательной истории. Наоборот, наполнить период содержательной информацией, дать исчерпывающую картину событий, пусть даже противоречивую, - в этом его стремление, которое он проносит через всю свою работу.
Голубинский в своей истории полностью разрывает связь с богословско-назидательной реконструкцией прошлого. Историческое исследование в его работе не ставит перед собой других целей, помимо научного, максимально объективного исторического познания. Муза исторического бытописательства, свойственная его предшественникам, сменяется в его работе "социальной физикой",
определяющей законы исторического развития. В этом аспекте своего исследования Голубинский ближе всего стоит к философии позитивизма. К сожалению, это коренное отличие работы Голубинского от всей предшествующей церковной историографии Смолич не смог или не захотел заметить. Последовательное применение основополагающих принципов позитивизма в работе Голубинского было пропущено исследователями его творчества.
Примечания
1. История русской церкви архиепископа Черниговского Филарета (Гумилевского) начала издаваться в 1847- 1848 гг. в Риге и в Москве. В дальнейшем она неоднократно переиздавалась.
2. "1. Первый период - от начала христианства в России до нашествия монголов, или до 1237 г. 2. Второй период - время порабощения России монголами до разделения митрополии, или 1238 - 1409 г. 3. Третий период - разделенной митрополии до патриаршества, 1410 - 1587 г. 4. Четвертый период- период патриаршества, 1588 - 1719 г. 5. Пятый период - период синодального управления; мы окончим его кончиною имп. Александра, 1825 г." См.: ФИЛАРЕТ (ГУМИЛЕВСКИЙ). История русской церкви. М. 2001, с. 10.
3. SMOLITSCH I. Zur Frage der Periodisierung der Geschichte der Russischen Kirche. - Kyrios. Vierteljahresschrift fur Kirchen und Geistesgeschichte Osteuropas. Hrsg. von Hans Koch. 1940 - 41. Jahrgang 5, Heft 1 - 2, S. 70 - 71.
4. "Церковь Христова, в ея сущности, как Божественное учреждение, не принадлежит к области изменяемых предметов, -она неизменна, неопределима временем, как вечный Бог, ея основатель, как Дух Св., ея невидимый правитель". ФИЛАРЕТ (ГУМИЛЕВСКИЙ). Ук. соч., с. 7.
5. МАКАРИЙ (БУЛГАКОВ), митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. Кн. 2. М. 1994- 1996, с. 11.
6. "Церковь в продолжение веков представпяется в трех различных видах: сначала - как Церковь, находящаяся в совершенной зависимости от Церкви Константинопольской, одной из самостоятельных отраслей Церкви Вселенской, потом - как Церковь, постепенно приобретающая с согласия Константинопольского патриарха самостоятельность, наконец - как самостоятельная отрасль Церкви Вселенской в ряду других православных патриархатов". МАКАРИЙ (БУЛГАКОВ), митрополит Московский и Коломенский. Ук. соч., с. 11.
7. SMOLITSCH I. Op. cit., S. 74.
8. Руководство к русской церковной истории П. В. Знаменского увидело свет в изданиях 1870, 1876, 1880, 1888 гг. в Казани.
9. Руководство по истории Русской Церкви А. П. Доброклонского было издано в четырех выпусках в период с 1884 по 1893 гг. в Рязани и в Москве.
10. История русской церкви Е. Е. Голубинского вышла в свет в 1880 - 1881 гг. и охватывала домонгольский период русской церковной истории. Попное издание работы осуществлено в 1900 - 1904 годах.
11. ГОЛУБИНСКИЙ Е. Е. История русской церкви. Т. I. Период первый, Киевский, или Домонгольский. М. 2002, с. XXII.
12. "История всякого общества есть воспроизведение его жизни. Жизнь обществ, гражданская или церковная, имеет свою цель, которой достигает или должна достигнуть при содействии нарочитого органа, каковой есть правительство, при употреблении свойственных ей средств... Цель и назначение церкви, как общества, состоит в том, чтобы воспитывать людей в вере и нравственности христианской...". Там же, с. XXII-XXIII.
13. СОЛОВЬЕВ С. М. Наблюдения над исторической жизнью народов. Мои записки для детей моих, а если можно, и для других. Исторические письма. Прогресс и репигия. М. 2003, с. 11.
14. "Наиболее удовлетворительным разделением истории русской церкви на периоды представляется нам разделение, которое, если не ошибаемся, в последнее время принято для гражданской истории, именно - топографическое...". ГОЛУБИНСКИЙ Е. Е. Ук. соч., т. II. Период второй, Московский, от нашествия монголов до митрополита Макария включительно, с. VII.
15. Там же, т. I. Период первый.., с. XXI.
16. Там же, т. II. Период второй.., с. VII.
17. МУРАВЬЕВ А. Н. История российской церкви. М. 2002.
18. "Мы должны изучать деятельность правительственных лиц, ибо в ней находится самый лучший, самый богатый материал для изучения народной жизни, и правительственные лица являются представителями народа вовсе не случайными". СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 14.
19. SMOLITSCH I. Op. cit., S. 66 - 81.
20. ГОЛУБИНСКИЙ Е. Е. Ук. соч., т. II. Период второй.., с. VII.
21. РУБИНШТЕЙН Н. Л. Русская историография. М. 1941, с. 327.
22. ГОЛУБИНСКИЙ Е. Е. Ук. соч., с. VIII.
23. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 13 - 15; РУБИНШТЕЙН Н. Л. Ук. соч., с. 326:
24. СОЛОВЬЕВ С. М. Чтения и рассказы по истории России. М. 1989, с. 416.
25. ГОЛУБИНСКИЙ Е. Е. Ук. соч., т. I. Период первый.., с. XIV.
26. SMOLITSCH I. Op. cit., S. 73.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Kyrgyzstan ® All rights reserved.
2023-2024, LIBRARY.KG is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Kyrgyzstan |