УДК 572

Институт археологии и этнографии СО РАН пр. Академика Лаврентьева, 17, Новосибирск, 630090, Россия

E-mail: zubova_al@mail.ru

По результатам палеодемографического исследования антропологического материала из могильников Еловский-2, Черноозерье-1, Журавлево-4, Танай-7, Заречное-1 изученные популяции подразделяются на две группы с различным уровнем кумулятивного стресса, который повышен в андроновское время и снизился к эпохе поздней бронзы. Это проявляется в более низком среднем возрасте смерти и более раннем наступлении пиков смертности в популяциях из Черноозерья-1 и Еловского-2 (андроновской). Выделены две модели демографической адаптации к меняющимся условиям: для Таная-7 это миграция на новую территорию; для андроновско-еловской группы, оставившей могильник Еловский-2, - включение в состав стареющей популяции нового населения.

Введение

Адаптация человека к окружающей среде представляет собой сложный процесс, результаты которого отражаются как на морфофункциональных, так и на демографических и социокультурных характеристиках человеческих популяций. Между антропологическими признаками и демографическими показателями, входящими в компетенцию палеоантрополога, и элементами культуры, изучаемыми археологом, существуют глубокие связи, поскольку они формируются в одних и тех же условиях. Демографическая структура локальной палеопопуляции на определенном этапе существования археологической культуры может объяснить тенденции культурогенетических трансформаций. Демографический упадок или подъем в отдельных коллективах вызывает перемещения групп населения, заинтересованного в расширении круга брачных связей, что отражается на распространении новых культурных традиций или вытеснении старых.

В археологических исследованиях трансформации элементов культуры древних обществ и миграции населения чаще связываются с причинами внешнего характера - изменениями климата, экологии, политическими конфликтами. Демографическим особенностям уделяется значительно меньше внимания. Между тем любая популяция представляет собой не просто сумму индивидуумов, а сложную систему, которая имеет свою структуру и управляется определенными биологическими законами. Всякие изменения в ней происходят не только под влиянием внешних воздействий, т.е. комплекса экзогенных факторов местообитания (температура, влажность воздуха, уровень инсоляции, макро- и микроэлементарный состав воды и почвы, патогенная среда и др.) и появления новых черт в результате смешений, но и вследствие внутрипопуляционных процессов, направленных прежде всего на ее самосохранение. Благодаря этим процессам в каждой популяции формируется адекватная среде и чутко реагирующая на ее изменения демографическая структура.

Попытки восстановить демографические характеристики древнего населения Западной Сибири на основании археологических и палеоантропологи-

Работа выполнена в рамках программы Президиума РАН "Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям".

ческих материалов предпринимались неоднократно (см., напр.: [Бобров, Чикишева, Михайлов, 1993; Чикишева, 2000; Матвеева, 2002; Тихонов, 1993]). Однако в большинстве этих работ не производилось межпопуляционного сравнения особенностей кривых смертности и не оценивалось взаимовлияние демографических и социокультурных показателей. В целом не применялся подход к демографическим данным как к характеристикам одного из ведущих механизмов адаптации к экологическим и культурно-историческим трансформациям окружающей среды.

В настоящей работе демографические процессы, протекавшие в древних популяциях, рассматриваются как отражение взаимодействия биологических интенций популяции к сохранению ее эффективного размера, половозрастной структуры и исторических тенденций развития культурных образований данного периода. Демографическая ситуация не будет оцениваться как благополучная или неблагополучная, поскольку колебания смертности и рождаемости в любой популяции обусловлены необходимостью повышения ее адаптивных возможностей. Цель работы - выявление сведений о процессах адаптации населения Западной Сибири в эпохи развитой и поздней бронзы с помощью демографических данных.

Материал и методика исследования

Материалом для исследования послужили наиболее полно антропологически изученные популяции эпох развитой и поздней бронзы Западной Сибири. Поскольку для демографического анализа подходят только выборки из полностью или по большей части раскопанных могильников [Алексеев, 1989; Бужилова, 1997], в нашем распоряжении оказались лишь семь групп: андроновского времени, оставивших могильники Еловский-2 (Кожевниковский р-н Томской обл.) и Черноозерье-1 (Омское Прииртышье); носители еловской культуры (Еловский-2), инского локального варианта ирменской (Заречное-1, Журавлево-4, Танай-7) и "культуры эпохи поздней бронзы" (Старый Сад).

Половозрастные определения для погребенных в могильниках Еловский-2, Черноозерье-1, Заречное-1 выполнены В. А. Дремовым (частично опубликованы [Зах, 1997; Матющенко, 2004]); для групп, оставивших могильники Журавлево-4 и Старый Сад, - ТА. Чикишевой [Бобров, Чикишева, Михайлов, 1993; Чикишева, 2000]; половозрастная принадлежность некоторых погребенных была уточнена мной (табл. 1,2).

Анализ палеодемографических данных осуществлялся в два этапа: на первом выявлялись локальные особенности, присущие каждой популяции; на втором проводилось сравнение отдельных групп эпохи бронзы между собой и с популяциями других культурно-хронологических периодов с целью определения общих демографических закономерностей.

Демографическая структура групп населения Западной Сибири эпох развитой и поздней бронзы изучалась при помощи стандартных "таблиц дожития" [Ubelacker, 1978], на основании которых строились кривые смертности. Помимо этого, в каждой популяции оценивались средний возраст смерти, соотношение количества мужчин и женщин (эффективно-репродуктивный показатель), число умерших детей, приходящихся на одну умершую женщину репродуктивного возраста (репродуктивный показатель), соотношение численности населения в репродуктивном (16 - 40 лет) и нерепродуктивном (старше 40 лет) возрасте (табл. 3 - 6).

Таблица 1. Половой состав популяций

Примечание: в табл. 1, 2 в скобках указано относительное количество (%).

Таблица 2. Возрастная структура популяций

Таблица 3. Средний возраст смерти в популяциях

* Данные Т. А. Чикишевой [2000].

** Данные В. П. Алексеева [1989].

Таблица 4. Численность населения в репродуктивном и пострепродуктивном возрасте, %

Таблица 5. Доля индивидов, доживших до репродуктивного возраста, %

Таблица б. Доля индивидов, доживших до 30 лет, %

Основные демографические характеристики популяций

Черноозерье-1, андроновское время Омского Прииртышья. На могильнике Черноозерье-1 было раскопано ок. 170 погребений, но половозрастные определения имеются только для 50 погребенных взрослых. Средний возраст смерти в данной популяции достаточно низок для эпохи бронзы (см. табл. 3). Пики смертности у женщин приходятся на возрастные интервалы 21 - 25 и 36 - 40 лет, у мужчин - на последний (рис. 1). В начале репродуктивного периода (16 - 20 лет) отмечается численный перевес женского населения, но до 30 лет дожило 14 (50,2 %) женщин и 18 (81,8 %) мужчин (см. табл. 2). В силу более высокой мужской смертности в возрастной группе 30 - 40 лет к 40 годам численность мужчин и женщин выравнивается. Поскольку уровень детской смертности по материалам данного могильника определить невозможно, сделать однозначные выводы о влиянии возрастной структуры популяции на ее способность к воспроизводству нельзя. Можно только предположить, что в силу высокой смертности у женщин в самом благоприятном с точки зрения воспроизводства возрасте это население не могло быстро увеличивать свою численность.

Кривые смертности, построенные для популяции, оставившей могильник Черноозерье-1 (см. рис. 1),

Рис. 1. Кривые смертности мужского (А) и женского (Б) населения.

1 - Еловский-2, еловская культура; 2 - Еловский-2, андроновское время; 3 - Журавлево-4; 4 - Танай-7; 5 - Старый Сад; 6 - Черноозерье-1, андроновское время.

свидетельствуют о стабильно высоких нагрузках на активную часть населения.

Еловский-2, андроновское время Томского Приобья. Средний возраст смерти в данной группе выше, чем в серии из могильника Черноозерье-1. Здесь наблюдается существенная разница между возрастом смерти мужчин и женщин (см. табл. 3). В начале репродуктивного периода отмечается значительный численный перевес мужского населения (71 мужчина и 52 женщины), выравнивание не происходит даже к 40 годам. Уровень рождаемости в значительной степени зависит от числа женщин, находящихся в репродуктивном периоде. Наиболее активным считается возрастной интервал 20 - 29 лет, затем начинается медленный спад [Chamberlain, 2001]. Количество мужчин оказывает значительно меньшее влияние на темпы прироста населения. По мнению Дж. Берсделла, "один активный в сексуальном отношении мужчина может добиться того, чтобы десять женщин одновременно оставались беременными. <...> Это привело бы к такому же количеству рождений, как если бы группа состояла из десяти женщин и десяти мужчин. Но если мы представим некую локальную группу, состоящую из десяти мужчин и только одной женщины, то темп рождаемости составил бы десять процентов от предыдущего" (цит. по: [Харрис, 2003]). Около 48 % женщин в рассматриваемой популяции умирало к 30 годам, не реализовав полностью потенциальную возможность к деторождению. На каждую умершую женщину репродуктивного возраста здесь приходится два ребенка, что является достаточно высоким показателем для эпохи бронзы. Но высокая рождаемость не могла снизить степень демографического напряжения, поскольку состав популяции оказался перегружен индивидами, не участвовавшими в процессе воспроизводства, - свободными мужчинами (в возрастной категории 26 - 30 лет их число достигает 22) и представителями обоих полов в пострепродуктивном возрасте (старше 40 лет). Судя по всему, данная группа находилась в состоянии демографического кризиса, необходимость преодоления которого привела к трансформации традиций андроновского времени и формированию в культурно-хозяйственной сфере жизни населения Томского Приобья черт, позволяющих археологам выделить на могильнике Еловский-2 группу захоронений еловской культуры.

Еловский-2, еловская культура. По сравнению с андроновским временем у носителей еловской культуры отмечается некоторое улучшение демографической ситуации. Средний возраст смерти в данной популяции достаточно высок (см. табл. 3). О стабильной демографической обстановке свидетельствуют кривые смертности, в частности, незначительное повышение показателей даже на основных пиках и большое число женщин, доживших до возраста более 50 лет (см. рис. 1). Кривая мужской смертности практически идентична таковым, построенным по материалам могильников Журавлево-4 (ирменская культура) и Старый Сад, а женской - обнаруживает большое сходство с кривой смертности женщин из группы Журавлева-4. Они различаются в основном по числу индивидов, доживших до преклонного возраста. В еловской группе до возраста более 50 лет дожило 19,35 % женщин, в ирменской - только 4 %.

Определенный интерес представляет наблюдаемое в рассматриваемой популяции соотношение численности мужчин (26) и женщин (38), причем значительное преобладание женского населения отмечается уже в ранних возрастных группах (см. табл. 2). Это достаточно распространенное явление в Западной Сибири. К примеру, оно зафиксировано Н. П. Матвеевой в материалах могильников Кирилловка-3,

Елунино-1 и Быстровка-1, относящихся к ранним этапам каменской культуры [2002]; Т. А. Чикишевой в пазырыкской серии из могильника Юстыд [2003]. Поскольку в этих группах средний возраст смерти у женщин меньше, чем у мужчин, почти на 10 лет, можно с большой долей уверенности предположить, что преобладание женского населения здесь было заложено в биологическую программу популяции как необходимое для поддержания ее численности при ранней женской смертности. У носителей еловской культуры средний возраст смерти очень высок, причем у женщин выше, чем у мужчин (см. табл. 3), так что численное преобладание женского населения здесь было вызвано иными причинами. Наиболее вероятным объяснением представляется необходимость преодоления последствий демографического кризиса андроновского времени, быстрого восстановления численности популяции.

Судя по тому, что по археологическим данным в составе могильника выделяются погребения переходного от андроновского к еловскому культурного облика, несущие следы влияния традиций общности с гребенчато-ямочной керамикой, следствием демографического упадка андроновцев, вероятно, стало привлечение в их среду женщин из автохтонных групп. Оно спровоцировало трансформацию культурных традиций и демографического облика популяции. Поскольку эта трансформация проходила естественным путем в течение длительного времени, при анализе демографии носителей еловской культуры мы не наблюдаем такого показателя смены населения, как миграционный кризис, и резкого преобладания более молодых возрастных групп. Основным проявлением демографических перемен стал всплеск рождаемости. В связи с резким ростом численности женского населения и повышением среднего возраста смерти женщин увеличилось число детей, приходящихся на одну женщину репродуктивного возраста: этот показатель составил 2,06, что является очень большой величиной.

В данной группе выше, чем в других, доля женщин старше 40 лет (их 11 чел., или 25,48 % от общего числа женщин). С этим фактом можно связать значительно более низкий, чем во всех других популяциях, уровень смертности детей в возрасте 6 - 10 лет, поскольку наличие в семье бабушек существенно снижает данный показатель. Что касается возрастной специфики детской смертности в целом, то у носителей еловской культуры необычно много детей умерло в возрасте 11 - 15 лет (см. табл. 2). Возможно, в этом возрасте уже начиналось включение детей во взрослую жизнь.

Параллельно процессу демографической стабилизации с переходом от андроновского времени к еловскому происходили и культурно-хозяйственные изменения, в силу которых показатели женской смертности в данной популяции значительно меньше отличаются от таковых у носителей ирменской культуры (Журавлево-4), чем показатели группы андроновского времени. С улучшением демографической ситуации и увеличением числа женщин можно связать зафиксированное по археологическим и палеопатологическим материалам ухудшение социального статуса женщин от андроновского времени к еловскому. Оно проявляется в уменьшении количества бронзового инвентаря в женских могилах, повышении частоты встречаемости маркеров пищевых стрессов у женщин и появлении свидетельств бытового насилия [Тихонов, 1993; Зубова, 2007].

Старый Сад, "культура эпохи поздней бронзы". Средний возраст смерти в популяции, оставившей могильник, достаточно высок (см. табл. 3). Кривая мужской смертности почти идентична таковым, построенным по материалам могильников Еловский-2 (еловская группа) и Журавлево-4; все три демонстрируют основной пик в возрастном интервале 36 - 40 лет (см. рис. 1, А). Кривая женской смертности обладает значительным своеобразием: пики в возрастных интервалах 16 - 20 и 26 - 30 лет, характерные для большинства женских групп эпохи бронзы, отсутствуют, а основной приходится на 41 - 45 лет (см. рис. 1, Б). Т. А. Чикишевой было предложено два варианта объяснения небольшого количества женщин ранних возрастов среди погребенных на могильнике Старый Сад. Во-первых, такое положение могло сложиться при миграции населения, оставившего этот могильник, из другого региона. Во-вторых, отсутствие высокой смертности в 16 - 20 лет может быть связано с тем, что детей в основном рожали женщины более зрелого возраста [Чикишева, 2000].

Среди погребенных нет женщин 26 - 30 лет, что, на наш взгляд, требует объяснения, поскольку некоторыми авторами полное отсутствие представителей какой-либо возрастной группы трактуется как свидетельство дискретности развития коллектива. Малое количество погребений эпохи поздней бронзы на могильнике Старый Сад позволяет предположить, что они оставлены достаточно небольшим коллективом, половозрастная структура которого в большей мере подвержена влиянию случайных факторов, чем крупные популяции. Если в сообществе из 10 - 15 семей отсутствие на протяжении пяти лет родившихся девочек или смерть их всех до достижения возраста 16 лет маловероятны, то в группе из двух-трех семей такие явления вполне возможны. Судя по этнографическим параллелям с селькупским населением Сибири, у которого численность одной семьи достигала иногда 20 чел. при средней 16,3 чел. у северных селькупов и 11,1 - у нарымских [Гемуев, 1984], в составе коллектива, аналогичного по численности группе из Старого Сада, могло быть максимум три-четыре семьи. Ана-

Рис. 2. Кривая смертности населения, оставившего могильник Старый Сад.

лиз возрастной структуры селькупских семей показал, что, во-первых, в них невелико число членов в возрасте 16 - 30 лет, которое вполне сопоставимо с таковым в рассматриваемой популяции; во-вторых, в составе трех-четырех семей (как случайно взятых, так и в рамках одного поселка) отдельные возрастные категории населения отсутствуют достаточно часто. Это позволяет отказаться от идеи мигрантного характера группы, оставившей могильник Старый Сад, тем более что кривая смертности мужчин данного коллектива, как уже отмечалось, имеет высокую степень сходства с таковыми других популяций эпохи поздней бронзы Западной Сибири.

Поскольку соотношение женского и мужского населения в рассматриваемой группе не самое благоприятное (15 : 20), а в репродуктивном возрасте было только 7 женщин и 15 мужчин, численность популяции, вероятно, увеличивалась достаточно медленно. На одну умершую женщину репродуктивного возраста приходится 1,89 ребенка, что не выделяет данную группу из общего круга. В ней, как и у носителей еловской культуры, повышена, по сравнению с другими популяциями, смертность детей в возрасте 11 - 15 лет.

В целом по характеру смертности группа, оставившая могильник Старый Сад, судя по всему, отличается от других исследованных популяций эпохи бронзы Западной Сибири. В женской выборке исключительно редко встречаются маркеры эпизодических и специфических стрессов, обычные в других сериях [Зубова, 2007]. Видимо, в данной группе существовали специфические социокультурные механизмы, позволявшие уменьшить негативное влияние биологических стрессоров и понижавшие уровень смертности населения в молодом возрасте. Благодаря этим механизмам по общей тенденции тип смертности в рассматриваемой популяции ближе, чем в других, к классическому U-образному распределению (рис. 2).

Журавлево-4, ирменская культура. Антропологические материалы могильника были исследованы в демографическом отношении Т. А. Чикишевой, но полученные ею результаты потребовали корректировки, поскольку необходимо было отделить популяцию из Журавлева-4 от групп из Журавлева-1 и -3, вошедших в "таблицы дожития", и уточнить возраст некоторых погребенных. Это привело к изменению значений некоторых показателей и в целом демографического статуса популяции, по сравнению с тем, что фиксировался на основании "таблиц дожития", опубликованных в работе, посвященной данному могильнику [Бобров, Чикишева, Михайлов, 1993], и использованных мной ранее [Зубова, 2006].

Средний возраст смерти в группе по абсолютным значениям укладывается в пределы, отмеченные для эпохи бронзы (см. табл. 3). Тем не менее наблюдается больший, по сравнению с другими исследованными популяциями эпохи поздней бронзы Западной Сибири, разрыв между средним возрастом смерти мужчин и женщин (почти шесть лет). Кривые мужской и женской смертности обнаруживают высокую степень сходства с таковыми носителей еловской культуры. По показателям смертности мужчин популяция близка группе из Старого Сада (см. рис. 1).

Соотношение мужского и женского населения достаточно неблагоприятное. В мужской выборке отсутствуют погребенные в возрасте 16 - 20 лет, тогда как в женской их 10 чел., т.е. 20 % всех одновременно родившихся женщин. В следующей возрастной категории наблюдается ощутимый дисбаланс: на 40 женщин приходится 47 мужчин. В дальнейшем разрыв еще увеличивается: до возраста 30 лет доживают 23 женщины, или 46 %, и 37 мужчин, или 78 %, так что рождаемость на момент завершения формирования могильника, видимо, оставляла желать лучшего. Дополнительным фактором, оказывавшим негативное воздействие на демографическую ситуацию, вероятнее всего, было то, что в силу повышения женской смертности раньше вступали в брак женщины следующего поколения, а это влекло за собой возрастание смертности женщин 16 - 20 лет. О понижении брачного возраста женщин в данной группе, возможно, свидетельствуют отмеченные на нескольких женских черепах следы пищевого стресса (гипоплазия эмали на третьих молярах) в возрасте 13 - 15 лет, предположительно связываемые с ухудшением качества питания женщин с переходом в другую семью.

Число детей, приходящихся на одну женщину репродуктивного возраста, в группе, оставившей могильник Журавлево-4, составляет 1,27, что ниже, чем в большинстве популяций эпохи поздней брон-

зы, и свидетельствует о пониженной рождаемости. По сравнению с другими группами здесь несколько выше процент детей, умерших в течение первых пяти лет жизни (см. табл. 2). Это может свидетельствовать о неблагоприятной с точки зрения гигиены обстановке в популяции.

Отдельный интерес представляет отсутствие среди погребенных мужчин 16 - 20 лет при наличии женщин соответствующего возраста. Учитывая рассмотренную выше ситуацию в группе из Старого Сада, можно допустить воздействие случайного фактора. Но, поскольку число погребенных в Журавлеве-4 значительно больше, чем в Старом Саде, предположение, что в течение пяти лет в этой популяции не родилось ни одного мальчика, представляется маловероятным с точки зрения биологии. Существуют два варианта объяснения такого положения с позиции социального развития коллектива. Первый - из-за неблагоприятной демографической ситуации мужчины 16 - 20 лет покинули территорию проживания с целью поиска брачных партнеров в других группах. С учетом соотношения численности мужчин и женщин, погребенных в могильнике, такой вариант представляется вполне допустимым, поскольку присутствует явная причина для перемещения части коллектива и отсутствуют в демографической структуре мужчины как раз того возраста, который представляется оптимальным для миграций. Второй вариант лежит в области чисто умозрительных построений: популяция изначально могла быть сформирована насильственным путем, а именно, путем захвата некоторой группы женщин и девочек сугубо мужским коллективом. Поскольку никаких доказательств в пользу такой версии нет, подробно останавливаться на ее рассмотрении нецелесообразно. В любом случае, полное отсутствие мужчин 16 - 20 лет среди погребенных крупной популяции может свидетельствовать о непродолжительном функционировании могильника Журавлево-4. Время его существования составляет немногим больше одного поколения. В противном случае, даже при одномоментном удалении из состава коллектива группы молодых мужчин, в могильнике должны были бы присутствовать погребенные аналогичного возраста, рожденные в предыдущем или следующем поколении.

Танай-7. Большинство демографических параметров этой палеопопуляции свидетельствует об экстремальных условиях ее существования. Средний возраст смерти очень низок по сравнению с другими исследованными группами (см. табл. 3). Кривые смертности населения отличаются от таковых для остальных популяций эпохи поздней бронзы (см. рис. 1). В мужской части группы подъемы и спады смертности наступают, начиная с основного пика, стабильно на десять лет раньше, чем в популяциях из Еловского-2, Старого Сада и Журавлева-4; отсутствуют спад, предшествующий основному пику, и промежуточный пик, который в перечисленных трех группах приходится на 26 - 30 лет. По общему облику (непрерывное повышение, затем спад и некоторый подъем) эта кривая сближается с таковыми популяций андроновского времени из Черноозерья-1 и Еловского-2. Кривая женской смертности также демонстрирует серьезные отличия от остальных. Выраженный подъем в возрастном интервале 16 - 19 лет с последующим понижением отсутствует, а наблюдаются практически равномерное повышение с 16 - 19 до 31 - 35 лет и затем резкое снижение за счет вымирания основной массы женского населения. Данная кривая практически идеально совпадает с кривой смертности женщин андроновской группы из Томского Приобья, отличаясь от нее только отсутствием лиц старше 50 лет (см. рис. 1).

Способность популяции к воспроизводству теоретически достаточно высока. Наблюдается ситуация почти полного полового равновесия. Темпы сокращения женского и мужского населения в ранних возрастных группах практически одинаковые, в нерепродуктивном возрасте всего три человека. Тем не менее в действительности вряд ли численность данной популяции могла быстро увеличиваться, поскольку большая часть женщин умирала в очень молодом возрасте и не успевала родить всех потенциально возможных детей. Значение коэффициента репродуктивности 1,76, что для эпохи бронзы является средним показателем. Кроме того, в данной группе повышен процент детской смертности в первые пять лет жизни (см. табл. 2).

Вероятнее всего, наблюдаемая демографическая ситуация вызвана возрастанием нагрузок на популяцию, связанных с необходимостью освоения новой среды обитания. В пользу этого можно привести несколько аргументов. Прежде всего, могильник Танай-7 - один из самых ранних памятников ирменской культуры на территории Кузнецкой котловины, и вполне вероятно, что демографическая ситуация в популяции отражает процесс становления системы жизнеобеспечения носителей культуры в целом. Несмотря на снижение абсолютных значений основных демографических показателей, относительные различия между женским и мужским населением остаются примерно такими же, как в других популяциях эпохи бронзы. Косвенным свидетельством мигрантного характера группы является низкий средний возраст погребенных, поскольку для таких популяций типична возрастная структура с преобладанием взрослых в "возрасте первого брака" (ок. 20 лет), т.к. в этом возрасте наиболее высока возможность мигрировать [Chamberlain, 2001]. В пользу данного предположения говорит и повышенная смертность мужчин в 26 - 30 лет. По данным А. П. Бужиловой,

Рис. 3. Кривая смертности мужчин (А) и женщин (Б) в популяции, оставившей могильник Заречное-1.

миграционный стресс отражается на демографической кривой в виде пика смертности в молодом взрослом возрасте [1997].

Заречное-1. На могильнике археологами исследовано только десять курганов, что снижает репрезентативность полученных материалов. Но, поскольку выборка насчитывает значительное число индивидов, можно сделать некоторые выводы. "Таблицы дожития" для Заречного-1 были составлены с разбивкой на промежутки по 10 лет в силу особенностей половозрастных определений, выполненных В. А. Дремовым.

Из трех могильников ирменской культуры здесь самые высокие значения среднего возраста смерти (см. табл. 3). Кривая мужской смертности демонстрирует пик на возрастном промежутке 31 - 40 лет (рис. 3, А), женской - 21 - 30 лет, затем снижение и постоянный уровень до полного вымирания женщин к 60 годам (рис. 3,5).

Судя по соотношению мужского и женского населения (15 : 16), половое равновесие не было нарушено. К нерепродуктивным категориям относятся семь мужчин и шесть женщин, что составляет 40,6 % взрослого населения. Видимо, это сказывалось на репродуктивном потенциале популяции. Нужно отметить наиболее низкую среди рассмотренных групп детскую смертность в первые пять лет жизни, но, поскольку могильник раскопан не полностью, данные нуждаются в уточнении.

Некоторые особенности демографической ситуации

Проанализировав демографические процессы, протекавшие в популяциях эпохи поздней бронзы, можно выделить ряд показателей, характеризующих в целом демографическую обстановку на изучаемом хронологическом отрезке.

Средний возраст взрослых, погребенных в двух исследованных могильниках андроновского времени, составляет 32,3 года, для мужчин - 36,49, для женщин - 31,89 года. В эпоху поздней бронзы значение данного показателя повышается (34,1) и уменьшается разрыв между возрастом смерти мужчин (36,1) и женщин (34,16); среднее значение для всего населения составляет 23,7 года. Для ирменских и андроновских групп характерна большая продолжительность жизни мужчин по сравнению с женщинами. Для других популяций эпохи поздней бронзы аналогичного вывода мы пока сделать не можем из-за отсутствия хотя бы двух демографически исследованных могильников еловской культуры и "культуры эпохи поздней бронзы".

Уровень детской смертности в группах варьирует в пределах 27,05 - 39,9 %. Число умерших детей, приходящихся на одну женщину репродуктивного возраста, колеблется от 1,27 до 2,06; как правило, оно меньше двух - числа, необходимого для поддержания численности населения на постоянном уровне. Это объясняется тем, что умирали не все родившиеся дети, а лишь определенный процент, с которым мы и имеем дело при изучении половозрастной структуры популяции на основе распределения умершего населения. Вычисляемые значения данного показателя говорят лишь о том, что в обществах эпохи бронзы уровень детской смертности составлял около двух детей на одну женщину. В первые пять лет жизни умирало от 50 до 75 % детей. Наибольшее значение данного показателя отмечено в Журавлеве-4 и Танае-7, наименьшее - в Заречном-1. Детей, умерших в возрасте 6 - 10 лет, больше всего в Заречном-1 и в андроновских погребениях Еловского-2 - ок. 30 %, в могильниках Журавлево-4, Старый Сад и Танай-7 - от 12,5 до 16,67, в захоронениях еловской культуры - 8,97 %.

Во всех рассмотренных группах наблюдаются различия между уровнями женской и мужской смертнос-

ти на одинаковых возрастных промежутках. Женщин, как правило, больше умирало в молодом возрасте, мужчин - в более старшем. В пострепродуктивный период уменьшение численности женского населения продолжалось медленнее, чем мужского, или было примерно на одном уровне.

Анализ демографической структуры популяций, оставивших могильники эпохи поздней бронзы, и серий, исследованных в качестве сравнительного материала, позволяет сделать ряд выводов, касающихся общих закономерностей демографических процессов в древних группах. Прежде всего очевидно, что факторы, определявшие уровень мужской и женской смертности, отличались друг от друга. Основная причина смертности мужчин - естественное исчерпание биологических ресурсов организма, связанное со стабильными (хотя и высокими) нагрузками в процессе получения жизненных ресурсов; социальные факторы играли меньшую роль. Женская же смертность, в первую очередь, была обусловлена необходимостью деторождения и сильно зависела от уровня медицины, гигиены и комфортабельности условий проживания.

Судя по динамике смертности в древних популяциях, на их половозрастную структуру влияли три вида факторов. Первый - локальные, имеющие значение только для отдельно взятой группы. К ним относятся миграции, военные столкновения, эпидемии и т.п. Их влияние ощутимо в двух из исследованных групп: оставившей могильник Танай-7, которая еще не утратила черты мигрантной, и из Журавлева-4, вероятнее всего, являющейся популяцией-донором. Второй вид факторов - комплекс общекультурных компонентов, определяющий наличие модели, с помощью которой человек адаптировался к среде. Такая модель включает в себя способ хозяйствования, социальную систему, религиозные представления и определяет место человека в окружающей действительности. Во многом она обусловливает уровень кумулятивного стресса в популяции, который, в свою очередь, сказывается на демографических показателях, необходимых для поддержания численности населения в данных экологических условиях (средний уровень рождаемости и смертности, средняя продолжительность жизни и т.п.). Таким образом, культурная модель определяет границы реально существующей демографической "нормы реакции" популяции на внешние факторы. При их нарушении вступает в действие закон сохранения численности, направленный на приведение количества населения в рамках экологической ниши в границы нормы и являющийся третьим фактором, который формирует демографический облик древних и близких к современности групп, ведущих традиционный образ жизни. Он оказывает влияние как на биологические аспекты существования популяции, вызывая колебания уровней смертности и рождаемости, так и на социальные. В качестве примера прямого воздействия данного закона на особенности социальной жизни традиционного общества можно указать понижение брачности и повышение эндогамности селькупов и сосьвинских манси при возрастании численности населения, связанном с максимально благоприятными природными условиями на рубеже XVIII-XIX вв. [Лебедев, Оборотова, 1991].

В рассмотренных древних популяциях с действием закона сохранения численности связаны прежде всего колебания смертности и рождаемости среди женского населения, резкий рост которого наблюдается, как только разница в возрасте смерти мужчин и женщин достигает необходимого уровня (ок. 10 лет). Также он начинал работать в случае включения в состав группы инокультурного населения, поскольку, как правило, это изменяло существующие традиции и границы "демографической нормы". При сравнении кривых смертности в различных популяциях обнаруживается, что у близких в культурно-хозяйственном плане групп с разной территориальной локализацией они имеют схожий облик, а у популяций, занимавших одну и ту же экологическую нишу на различных хронологических этапах, характеризующихся разными способами хозяйствования, существенно различаются.

По показателям смертности рассмотренные популяции дифференцируются на две группы. У женщин в одну входят носители еловской (Еловский-2) и ирменской (Журавлево-4) культур; в другую - ирменская популяция из Таная-7 и андроновская из Еловского-2. К этой же группе с некоторой долей условности можно отнести женское население из Черноозерья-1, хотя оно отличается отсутствием пика смертности в 31 - 35 лет. Промежуточное положение занимает группа из Старого Сада, которая по наличию одного ярко выраженного пика на кривой женской смертности сближается с населением андроновского времени, оставившим захоронения на могильнике Еловский-2, а по положению этого пика (во второй половине репродуктивного периода) близка к ирменской популяции из Журавлева-4 (см. рис. 1, Б).

У мужчин в одну группу входят население Журавлева-4, Старого Сада и носители еловской культуры, в другую - андроновские популяции из Еловского-2 и Черноозерья-1 и ирменская из Таная-7 (см. рис. 1, А).

Результаты анализа кривых смертности позволяют сделать несколько выводов. Первый из них - о большей комфортности условий жизнедеятельности в эпоху поздней бронзы по сравнению с андроновским временем. Андроновские группы отличаются более высоким уровнем кумулятивного стресса, проявляющимся в повышенной смертности молодого населения. В эпоху поздней бронзы он достаточно сильно понижается и пики смертности смещаются на более поздние возрастные интервалы.

Второй вывод связан с различиями эпохальной и локальной изменчивости кривых мужской и женской смертности. Первые имеют мало различий в рамках культурной общности, но достаточно сильно трансформируются от андроновского времени к эпохе поздней бронзы, что связано, видимо, с эволюцией форм хозяйствования. В пределах одной культуры они обусловлены природно-климатическими факторами, примерно одинаковыми на значительных по площади территориях, в силу чего сходным образом распределяется уровень стресса на одних и тех же возрастных интервалах. Кривые женской смертности демонстрируют большую внутреннюю вариабельность как в рамках археологических культур, так и в эпохальных. Это объясняется различием в отдельных популяциях социального статуса женщин и обычаев, определяющих их уровень гигиены и образ жизни. В целом от андроновского времени к эпохе поздней бронзы прослеживаются снижение уровня кумулятивного стресса у женского населения и более четкое выделение потенциально опасных, с точки зрения повышения смертности, возрастных промежутков.

На основании анализа половозрастной структуры изученных популяций можно предположить существование в эпоху поздней бронзы двух моделей демографической адаптации к изменению условий среды. Первая - миграция группы на новую, неосвоенную территорию, что прослеживается в Танае-7. Вторая - включение в состав стареющей популяции нового населения, о чем свидетельствуют андроновско-еловские материалы из Томского Приобья.

Список литературы

Алексеев В. П. Палеодемография: содержание и результаты // Историческая демография: проблемы и суждения. - М.: Наука. - 1989. - С. 63 - 90.

Бобров В. В., Чикишева Т. А., Михайлов Ю. И. Могильник эпохи поздней бронзы Журавлево-4. - Новосибирск: Наука, 1993. - 157 с.

Бужилова А. П. Изучение возрастных пирамид и показателя среднего возраста смерти в археологическом контексте (по антропологическим и историческим материалам древнерусского населения) // Новые методы - новые подходы в современной антропологии. - М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1997. - С. 33 - 44.

Гемуев И. Н. Семья у селькупов (XIX - начало XX в.). - Новосибирск: Наука, 1984. - 154 с.

Зах В. А. Эпоха бронзы Присалаирья. - Новосибирск: Наука, 1997. - 132 с.

Зубова А. В. Палеодемография ирменской культуры Кузнецкой котловины // Современные проблемы археологии России: Мат-лы Всерос. археол. съезда. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. - Т. 1. - С. 375 - 377.

Зубова А. В. Некоторые палеопатологические характеристики населения Западной Сибири эпох развитой и поздней бронзы // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы Годовой сессии Ин-та археологии и этнографии СО РАН 2007 года. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2007. -Т. 13. - С. 244 - 248.

Лебедев В. В., Оборотова Е. А. К вопросу об экологическом гомеостазе в традиционных обществах Арктики и Субарктики // Этническая экология: теория и практика. - М.: Наука, 1991. - С. 270 - 286.

Матвеева Н. П. Некоторые палеодемографические характеристики каменской культуры лесостепного Приобья // Вестн. археологии, антропологии и этнографии. - Тюмень, 2002. - Вып. 4. - С. 149 - 161.

Матющенко В. И. Еловский археологический комплекс. - Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2004. - Ч. 2: Еловский-2 могильник. Доирменские комплексы. - 465 с.

Тихонов С. С. Анализ структуры населения Верхнего Приобья в эпоху поздней бронзы: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - Новосибирск, 1993. - 19 с.

Харрис М. Происхождение войны // Война и геополитика. - Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 2003. -С. 121 - 134. - (Время мира; вып. 3).

Чикишева Т. А. К вопросу о формировании антропологического состава населения Западной Сибири в эпоху поздней бронзы (интерпретация палеоантропологического материала из могильника Старый Сад в Центральной Барабе) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2000. - N 2 (2). - С. 131 - 147.

Чикишева Т. А. Палеодемографическая характеристика населения пазырыкской культуры // Население Горного Алтая в эпоху раннего железного века как этнокультурный феномен: происхождение, генезис, исторические судьбы / под ред. В. И. Молодина. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. -С. 69 - 73.

Chamberlain A.T. Palaeodemography // Handbook of Archaeological Sciences / eds. D.R. Brothwell, A.M. Pollard. - N.Y.; Г.: John Wiley and Sons, Ltd, 2001. -P. 259 - 267.

Ubelacker D.H. Human skeletal remains: Excavation, analysis, interpretaition. - Chicago: Aldine Publishing Company, 1978. - 116 p.

Материал поступил в редколлегию 15.01.08 г.

Permanent link to this publication: