.. .посольство наше удалось свыше ожидания и быть может даже свыше желания.

Из письма оренбургского генерал-губернатора Н. А. Крыжановского

военному министру Д. А. Милютину.

29 июля 1878 г. жители Кабула наблюдали невиданное событие: в предместье города раскинулся лагерем небольшой отряд фиринджисов - европейцев-христиан, которым въезд в страну раньше был строжайше закрыт по повелению эмира Афганского Шер Али-хана. По-видимому, на сей раз было сделано исключение: отряд охраняли афганские воины, а в городе шла подготовка к торжественному приему иностранцев. Кто были эти пришельцы, почему эмир дал свое разрешение на их прием в столице? Корни этого следует искать по крайней мере за год до описываемых событий, а то и ранее.

В апреле 1877 г. Россия объявила войну Турции. Великобритания, формально не участвуя в войне, принимала деятельные меры к тому, чтобы никакие изменения в расстановке сил на Балканах не затронули ее положения в мировой политике и не помешали ее связям со своими колониями в Азии, прежде всего с Индией. Победы русского оружия и ожидавшийся в начале 1878 г. захват столицы Османской империи Стамбула подтолкнули Лондон к решительным дипломатическим шагам. Российская армия была остановлена на ближайших подступах к столице Турции. 19 февраля (3 марта 1878 г.) в небольшом местечке Сан-Стефано был подписан мирный договор, по которому к России отходили Ардаган, Каре, Батум, Баязет и часть Бессарабии. Сербия, Румыния и Черногория получали полную независимость, Босния и Герцеговина - автономию, Болгария становилась фактически независимым княжеством. Такое решение Восточного вопроса не могло удовлетворить Великобританию и Австро-Венгрию. Демарши этих двух стран привели Европу к острейшему политическому кризису. Напряжение росло. В марте 1878 г. королева Виктория подписала указ о призыве резервистов, в Дарданеллы направились английские боевые корабли. Глава кабинета министров Б. Дизраэли призвал оккупировать Кипр, рассматривая его как ключ к Азии. В обстановке европейского кризиса и возраставшей напряженности царское правительство приняло решение об организации на южных границах Российской империи марша войск Туркестанского военного округа в сторону Индии - "Индийского похода". Он планировался как демонстрация, как отвлекающий маневр и средство давления "для предупреждения возможных замыслов английского правительства относительно нас в Средней Азии и для угрозы собственным его интересам в Ост-Индии" ["Большая иг-ра"..., 2005, с. 80].

стр. 21

План похода был изложен в "Докладе по Главному штабу на Высочайшее имя о мерах, принимаемых на среднеазиатских наших границах на случай разрыва с Англиею" от 8 апреля 1878 ".:

" 1. Ввиду ограниченности военных средств Туркестанского военного округа немедленно усилить войска этого округа сформированием такого числа резервных частей, какое только представится возможным по имеющемуся на месте и в Западном Сибирском округе запасу отпускных нижних чинов, а равно наличному сверхкомплекту в войсках обоих этих округов. Образование резервных частей даст возможность вывести большинство туркестанских полевых войск за пределы края. Усиление же штатного состава постоянных местных войск Туркестанского округа, о чем ходатайствовал генерал-адъютант фон Кауфман, - отложить в виде значительных ежегодных издержек, которые на это потребовались бы.

2. Оставив внутри Туркестанского края необходимое для охранения внутреннего спокойствия населения число войск, выдвинуть в удобное время отряд возможно большей силы к Амударье, к Ширабаду или другому пункту, как окажется выгоднее с целью лучше обеспечить безопасность наших пределов от возможных внешних покушений и в то же время подготовить почву для дальнейших действий, если в том встретится надобность.

3. Со стороны Кавказского военного округа усилить войска Закаспийского военного отдела и выдвинуть отряд надлежащей силы в землю Теке и далее по направлению к Мерву в видах ознакомления с этою неисследованною еще местностью и упрочения там нашего влияния, а равно в видах охранения пространства между Каспийским морем и Амударьей от вторжения туркменских шаек.

4. На соединение с Кавказскими войсками в Мерв или Теке может быть выдвинут из Амударьинского отдела, если позволят местные средства и обстоятельства, отряд туркестанских войск. Вообще желательно было бы, чтобы оба главных отряда, выдвигаемые из Туркестана и Кавказа, постарались открыть между собою связь летучими отрядами или другим способом.

5. Для предупреждения недоразумения относительно движения наших войск в среде населения местностей, по которым войскам придется идти впервые (в Бухарском ханстве и Туркмении), обязать начальства Туркестанского и Кавказского военных округов принять все меры к установлению дружественных отношений между войсками и населением, побудив сие последнее оказывать даже возможное содействие походу наших войск.

6. Особое внимание надо обратить на то, чтобы предпринимаемые военные движения не сделали неблагоприятного впечатления на Афганистан, враждебное отношение которого к нам было бы крайне невыгодно и, напротив, союз с которым был бы весьма желательным. В этих видах полагалось бы предоставить туркестанскому генерал-губернатору заблаговременно войти в сношение с владетелем Афганистана чрез отправление к нему доверенных лиц или даже официального посольства, которое и должно объяснить, что выдвижение наших отрядов отнюдь не имеет ничего враждебного против Афганистана, а, напротив, может быть даже полезно ему, как поддержка его независимости против англичан, а при известных обстоятельствах даже как поддержка против них.

7. Вообще было бы полезно командировать в земли, лежащие по путям в Индию и в соседство с этою страною, особых эмиссаров для ознакомления с положением сих земель и с отношением жителей и их правительств к Англии для завязки наших сношений с ними и подготовления благоприятного нам настроения их на случай разрыва с Англией" ["Большая игра"..., 2005, с. 82 - 84].

В Ташкенте, Самарканде и других крупных городах Русского Туркестана началась деятельная подготовка к походу: были сделаны распоряжения о сформировании резервных рот, в Самарканде сосредоточивались продовольственные запасы, туда также были направлены артиллерийские и инженерный парки, госпитальные тяжести и интендантский транспорт. Все войска, назначенные в поход, получали первые мундиры, шинели, две пары запасных сапог, переносные шатры, подстилочную кошму и шанцевый инструмент. Для лечения больных и раненых были сформированы три походных лазарета. Провиант (сухари и крупа), чай и сахар на два месяца и зерновой фураж на один месяц были заготовлены и сосредоточены в урочище Джам на границе Туркестанского генерал-губернаторства и Бухарского эмирата. Для лучшего управления войсками была построена телеграфная линия от Самарканда до урочища Джам. Число

стр. 22

лошадей на почтовом тракте от Ташкента до Самарканда было увеличено на три тройки на каждой станции; кроме того, было учреждено почтовое отделение в урочище Сары-Куль. К бухарскому эмиру Сеид Музаффар-хану был отправлен дипломатический чиновник с разъяснением положения дел. Он должен был заверить эмира, что ему не следует опасаться, так как предполагавшееся движение войск не направлено против него или его государства.

Войска выступили из Ташкента к Бухарской границе 1 июня, а последние эшелоны сосредоточились около урочища Джам 5 июля. Отряд представлял собой боевую силу в 12500 человек с тремя комплектами патронов и тремя комплектами зарядов на каждое орудие.

Туркестанский генерал-губернатор постоянно поддерживал дружественные отношения с афганским эмиром Шер Али-ханом. Посланцами, которые везли в Кабул письма генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана, были, главным образом, местные купцы-мусульмане, поскольку эмир не разрешал христианам, будь то русские, англичане или представители какой-нибудь другой национальности, въезд в пределы своего государства. В первой половине мая был получен ответ эмира на письмо, посланное еще в сентябре 1877 г. с обычным приветствием для поддержания добрых отношений между Россией и Афганистаном, но этот весьма любезный ответ не заключал никакого намека на отношение эмира к англичанам, несмотря на то что отправленное в январе очередное письмо к Шер Али-хану содержало вопрос об этом отношении. Шер Али-хан, получив январское письмо, ответил только на сентябрьское. Такая медлительность в переписке была обычным приемом афганского эмира: он отвечал на послание только по получении нового. Поэтому, "чтобы выяснить отношение к нам Афганистана, при предполагавшемся движении вперед генерал-майор Столетов по приезде в Ташкент был отправлен в Кабул, и ему поручено было поставить категорически вопрос кабульскому эмиру о том, какие ему удобно будет установить отношения к нам, и выставить все выгоды доброй дружбы к нам и союза" ["Большая игра"..., 2005, с. 253].

Николай Григорьевич Столетов (1834 - 1912) окончил курс в Московском университете, но ему была суждена военная карьера: в 1854 г. он поступил на военную службу вольноопределяющимся и фейерверкером попал в Севастополь во время Восточной, или Крымской, войны 1853 - 1856 гг. За участие в знаменитом деле под Инкерманом он получил знак отличия военного ордена Святого Георгия и чин прапорщика. После этого была учеба в Академии Генерального штаба. Применить полученные знания и опыт ему пришлось сначала на Кавказе, а потом (с 1867 г.) в Средней Азии. Возможно, что на выбор места службы повлияло его знание татарского языка, который он изучил еще будучи гимназистом.

Первой значительной вехой его военной карьеры было завоевание восточного берега Каспийского моря и основание города Красноводска. 5 - 7 ноября 1869 г. отряд, состоявший из одного батальона пехоты, полусотни казаков и шести орудий, под началом полковника Столетова высадился в Красноводском заливе. Безводная пустыня, окружавшее отряд враждебное население, трудности с подвозом продовольствия - многое повидал и перечувствовал начальник отряда. По-видимому, командование осталось довольным его действиями, и уже как знаток Средней Азии он возглавил научную экспедицию по изучению старого русла Амударьи. По результатам этой экспедиции им было опубликовано несколько работ, и Императорское российское географическое общество избрало его своим действительным членом.

Тогда же у него родилась мысль о походе в Индию. В 1870 г. он написал и представил по начальству "Докладную записку о состоянии английских военных сил в Индии и настроении туземцев" [ОПИГИМ, N 10, л. 1 - 10]. Этот проект военной экспедиции в Индию показал большую осведомленность автора в истории завоевания Индии англичанами и в том, к чему привело это завоевание, т.е. в современном положении страны.

Между тем в середине 70-х гг. XIX в. на первый план в противоречиях России и Великобритании выступил Восточный вопрос. Русская армия начала подготовку к войне с Турцией. Формирование, обучение и командование болгарским ополчением было

стр. 23

возложено на генерал-майора Н. Г. Столетова. К началу обороны Шипки было сформировано пять дружин ополченцев, а сам Николай Григорьевич возглавил оборону Шипки на первом, наиболее тяжелом и кровавом этапе. Далее была служба в отряде генерала М. Д. Скобелева, когда ему довелось принимать капитуляцию турок после битвы у Шейново. В лагере русских войск в Румелии он получил телеграмму с предписанием срочно выехать в Ташкент в распоряжение генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана, генерал-губернатора и командующего войсками Туркестанского военного округа: он назначался главой русской дипломатической миссии в Кабул. Кроме него в состав миссии входили полковник (с августа 1878 г. - генерал-майор) Н. О. Разгонов, врач И. Л. Яворский, переводчик с персидского языка подпоручик Назиров, топограф Н. А. Бендерский, переводчик с турецкого языка Шихалибеков Заман-Бек, переводчик с английского языка титулярный советник Малевинский, 21 казак при одном уряднике и фельдшер.

По прибытии в Ташкент генерал-губернатор К. П. фон Кауфман объявил Н. Г. Столетову высочайшую волю: он едет с миссией в Кабул для "скрепления с ним (эмиром Афганским. - Т. З.) наших дружественных отношений, выяснения эмиру всех оттого для него происходящих выгод и для заключения, если то окажется возможным, с ним союза на случай вооруженного столкновения нашего с Англией. ...Командирование Вашего Превосходительства к эмиру Афганскому имеет главною целью поддержание в эмире недоверия к действиям англичан и поощрение к дальнейшему сопротивлению попыткам их утвердиться в Афганистане... в мирное время поддержка эта может состоять в представлениях с нашей стороны лондонскому кабинету о необходимости сохранения независимости афганского владетеля, а в случае вооруженного столкновения нашего с Англией, мы можем оказать поддержку фактически. Вследствие сего, эмир не должен смотреть на сосредоточение наших войск на Амударье, как на демонстрацию, враждебную Афганистану, а как на силу, ему дружелюбную, на которую он смело может опереться в том случае, если бы пожелал воспользоваться нынешними крайне для него благоприятными обстоятельствами и положить предел дальнейшим посягательствам англичан на вмешательство во внутренние дела Афганистана" [ "Большая игра"..., 2005, с. 103 - 104].

Генералу Столетову предлагалось разъяснить эмиру разницу между российской и британской политикой в Центральной Азии, подчеркнуть, что следует "бояться английской щедрости и всех кажущихся в настоящем выгод от союза с ними. У англичан везде и в Турции, и в Индии, и в Китае, и в Афганистане одна цель: поработить страну в политическом и промышленном отношениях. Стремясь к такой цели, они, естественно, везде подрывают существующий порядок. Это начинается обыкновенно с владетелей, которые из независимых переходят в вассальных, пенсионеров и т.д. Совсем иначе поступаем мы, напр., в Средней Азии, оградивши свои пределы от хищничества полудиких владетелей и их подданных, для чего приходилось дать им почувствовать, сколько нужно, нашу силу; мы везде поддерживаем законную власть и установленный веками порядок. Власть ханов, вступивших с нами в дружественные отношения, не только не подрывается, но твердеет. Так мы поступили с Бухарой, Кашгаром, Хивою" [ "Большая игра"..., 2005, с. 104]. Генерал Н. Г. Столетов должен был убедить эмира в случае вооруженного конфликта России с Великобританией стать союзником первой, тогда в случае удачи "восстановление старой восточной границы Афганистана и подчинение ему прежде вассального Белуджистана есть самое скромное вознаграждение, на которое эмир может рассчитывать при несколько благоприятном исходе столкновения с Англией".

Поскольку информация о ситуации в этой части Азии была очень скудной, миссии поручалось выяснить реальное положение дел в стране, насколько прочно положение эмира, кто ему противостоит. Кроме того:

стр. 24

"1. Собрать подробные сведения о средствах страны, касательно продовольствия и перевозочных средств, в случае вступления туда наших войск, что, каким образом, где и за какую цену там может быть приобретено; 2 Снять путь от р. Аму до Кабула, а равно и те боковые пути и пункты, где бы Вам пришлось быть; 3. Сколько можно осмотреть, а также определить числительность и качество афганских войск, регулярных и милиции; 4. Собрать сведения о расположении и числительности английских войск, желательно устроить это дело так, чтобы сведения эти постоянно обновлялись согласно с изменением английской дислокации; 5. Вступить в сношения с возможно большим числом влиятельных лиц независимого от эмира Восточного Афганистана и самого Индустана, узнать от них о настроении в тех странах умов населения и стараться чрез сказанных личностей действовать в смысле, враждебном английскому владычеству, а если можно, то и найти людей, которые были бы способны служить нам эмиссарами для распространения партии, враждебной англичанам..." Если эмир решится "склониться на нашу сторону, то Вам предоставляется полное право не только оказать ему содействие в смысле враждебном Англии своими советами и наставлениями, но и принять на себя заведывание или командование тою частью средств и сил страны, которая Вам по соглашению с эмиром покажется более всего важной в оборонительном или наступательном отношении против Англии" ["Большая игра"..., 2005, с. 105 - 106].

Получив предписание и деньги, члены миссии начали закупать необходимое снаряжение: путь был неблизкий, а главное - неведомый. Поручик Я. В. Виткевич, в свое время побывавший с миссией в Кабуле, до того, как покончить жизнь самоубийством, сжег все свои бумаги. Существовали кое-какие сведения о дорогах Бухары и Афганистана, но насколько они были надежны?

28 мая миссия выступила из Ташкента, а 2 июня - из Самарканда, последнего большого города Российской империи. Далее шла территория Бухарского эмирата и встреча с эмиром Бухарским в Карши, его летней резиденции. Сеид Музаффар, заранее предупрежденный о проходе через его территорию русских, принимал их с восточным гостеприимством и предупредительностью. Навстречу им были высланы именитые люди Бухары, которые сопровождали их до Карши. Дорога была удобная, проходила по населенной местности, воды вдоволь, а в конце каждого перехода их ожидал вкусный ужин и удобный ночлег. Вначале караван шел со средней скоростью 50 верст в сутки, но, по восточным понятиям, важным лицам спешить считалось неприличным. "Вообще здесь за мерило достоинства человека принимается его большая или меньшая тяжеловесность, неповоротливость, важность" [Яворский, т. 1, 1882, с. 43].

Температура в тени доходила до +43°. Во время переходов через горы от Гузара до г. Ширабада пострадали вьючные лошади, так что пришлось заменить их новыми, а впоследствии некоторые вьюки переложить на быков. Здесь доктору И. Л. Яворскому впервые пришлось применить свои знания: ширабадский наместник был болен, и русского доктора пригласили к его постели. Первые недомогания были отмечены и среди членов миссии: у двух казаков началось расстройство желудка, но благодаря принятым мерам все окончилось благополучно ["Большая игра"..., 2005, с. 117].

В Ширабаде, пограничном бухарском городе, к главе миссии явился посыльный от правителя Чарвилайета, соседней афганской провинции, с просьбой повременить с переправой через Амударью до получения разрешения из Кабула, которое может последовать не ранее как через десять дней. Генерал-майор Столетов отвечал, что в силу данных ему инструкций он не может ожидать, и написал об этом письмо к Шир-диль-хану, главе Чарвилайета. Поручик Назиров был послан с этим письмом 17 июня, а на другой день, несмотря на все уговоры афганцев, генерал-майор Столетов настоял на своем и переправился на афганский берег с остальными членами миссии. 19 числа было объявлено, что от Шер Али-хана пришло разрешение о принятии посольства. ["Большая игра"..., 2005, с. 127]. Так началось путешествие миссии по территории Афганистана.

стр. 25

Сборы миссии и движение каравана сначала к южным границам империи, а потом и по территории Бухары не могли остаться незамеченными английскими осведомителями. Первое известное нам донесение из Пенджаба о русских посланцах в Кабул датировано еще 13 мая¹: ".. .Русские решили воевать с английским правительством и послали к эмиру Афганскому посланников для того, чтобы просить у него разрешения на проход в Индию и возвращение оттуда через его территорию русской армии, если возникнет в том необходимость" [NAI, Secret, July 1878, N 101]. 5 июня, то есть тремя днями позже отъезда миссии из Самарканда, вице-королю Индии лорду Литтону доносили из Пенджаба о русском агенте в Кабуле, который проинформировал эмира, что русский посланник-европеец, равный по положению генерал-губернатору Ташкента, вскоре посетит Кабул. Генерал-губернатор Кауфман также написал об этом эмиру, присовокупив, что он должен быть принят как посол императора [NAI, Secret, December 1878, N 1]. 12 июня пришло новое послание с содержанием ответа эмира русским властям в Туркестане: командирование посланника-европейца в Кабул может быть не по вкусу афганцам, грубой, нецивилизованной нации, из-за своей фанатичности они могут причинить посланцу вред [NAI, Secret, January 1879, N 353].

В Калькутту начала стекаться информация, полученная из разных источников, часто основанная на слухах и полная домыслов и преувеличений. В телеграмме от 29 июня говорилось, что русские намереваются основать военные поселения в Ширабаде и на переправах в Келифе и Керки на Амударье [NAI, Secret, December 1878, N 3].Через месяц пришло еще одно донесение о том, что днями ожидается прибытие в Кабул русского посланника высокого ранга в сопровождении 100 казаков и 200 узбеков-конников и что эмир готовился принять его с большим почетом. Посол Великобритании в Санкт-Петербурге лорд Лофтус задал прямой вопрос Н. К. Гирсу, управляющему Азиатским департаментом МИД Российской империя: был ли какой-нибудь русский направлен правительством или генерал-губернатором Туркестана с дипломатической миссией в Кабул. "Г-н Гире ответил, что никакая подобная миссия не была направлена и нет намерений направить таковую ни у императорского правительства, ни у генерала Кауфмана" [NAI, Secret Supplementary, January 1879, N 23]. Только позже, в сентябре, когда генерал Столетов уже вернулся из Афганистана, канцлер A.M. Горчаков подтвердил факт посылки миссии, которая "была визитом вежливости и носила временный характер, он также заметил, что Государь Император никогда не откажется от своего права посылать такого рода миссии к любому из иностранных соверенов или соседних принцев..." [NAI, Secret Supplementary, January 1879, N 3].

Между тем миссия продолжала движение по территории Афганистана. На всем пути топограф Н. А. Бендерский, получивший прозвище "натуралист", должен был прокладывать маршрут посольства, что едва ли понравилось сопровождавшему их почетному эскорту, поэтому "... буссоль и книжку он тщательно скрывал от афганцев, а заметки делал в рукаве пальто или порт-саке, показывая вид, что приготовляет для себя папиросы". Несмотря на такие уловки, его несколько раз заставали на месте "преступления": "Раз, когда он, открыв циферблат буссоли, намеревался отметить угол, под которым путь отклоняется от данного направления, Мосин-хан (чиновник, назначенный сопровождать миссию. - Т. З.), приняв, очевидно, буссоль за часы, спросил: "Ченд-вахт-есть?" (т.е, который час). Топограф, застигнутый вопросом врасплох... наугад сказал ему время. Но, вероятно, разница между настоящим временем и сказанным топографом была очень велика, так как Мосин-хан выразил сомнение в верности часов топографа. "Натуралист" не стал противоречить предположению Мосин-хана, объявив, что давно не проверял часов, а потому и не ручается за верность их - чем, по-видимому, вполне удовлетворил своего назойливого спутника" [Яворский, т. 1, 1882, с. 151 - 152].

¹ Разведка англичан, как в Европе, так и в Азии, была отлично налажена: первое дошедшее до нас донесение о готовящемся походе на Индию датировано 30 апреля 1878 г. Это было письмо посла Великобритании в Турции Лаярда министру иностранных дел лорду Солсбери, оно содержало неточные сведения о количестве войск, собираемых в поход, и о предполагаемом командующем.

стр. 26

Первым крупным афганским городом на пути русского каравана был Мазари-Ша-риф, в который миссия прибыла 23 июня. Посольство было встречено четырьмя батальонами пехоты при восьми орудиях. Войска отдавали честь, а артиллерия производила салют. Во главе войск были Фейз-Магомет-хан, начальник войск афганского Туркестана, и Хош-диль-хан, сын наместника Шир-диль-хана, помощник отца по гражданскому управлению. Оба они извинились, что сам наместник не мог встретить посольство из-за болезни. 26 июня он скончался, и посольству пришлось задержаться в Мазари-Шарифе на несколько дней в ожидании нового лица, которое будет назначено Шер Али-ханом для сопровождения миссии. Генерал-майор Столетов выяснил, что эмир желает торжественно принять посольство, чтобы показать, что он ставит русских выше англичан, которые несколько раз добивались разрешения эмира прислать официальное посольство, но постоянно получали отказ ["Большая игра"..., 2005, с. 127].

6 июля миссия выехала из Мазари-Шарифа в Кабул. Для почетного сопровождения генерал-майора Столетова были выделены два батальона пехоты, полк кавалерии и восемь орудий. Здоровье членов миссии, расстроенное лихорадками во время движения по равнине и стоянки в Мазари-Шарифе, по мере вступления миссии в горы начало поправляться.

Во время всего путешествия со стороны афганских властей было оказано самое предупредительное внимание и радушное гостеприимство. Никто из состава миссии ни в чем не нуждался, плов и шашлык из баранины готовились для них на каждом привале. Для облегчения вьючных лошадей миссии были предоставлены дополнительные лошади, на каждой станции навстречу русскому каравану выезжали старшины со 150- 200 всадниками из почетных жителей. При подъезде к Кабулу навстречу миссии выехал на трех слонах Шах-Магомед-хан, визирь эмира. Генерал-майор Столетов и часть членов посольства пересели на слонов.

На 29 июля была назначена торжественная встреча посольства в Кабуле. Утомленные дорогой, члены миссии доставали парадные мундиры, приводили в порядок амуницию, чистили коней, когда прибыл нарочный из Ташкента с секретным пакетом для генерал-майора Столетова. Вскрыв его, Николай Григорьевич узнал о завершении Берлинского конгресса, о подписании трактата, который изменил ситуацию в Европе. Условия мира были в значительной степени пересмотрены в пользу Турции, но тем самым снималась угроза войны. "Индийский поход" отменялся, войска Туркестанского военного округа возвращались на свои постоянные квартиры, и основной причины посылки военно-дипломатической миссии в Афганистан более не существовало². Положение, в котором оказались члены миссии, было незавидным: ни повернуть назад, ни отменить торжественную встречу было уже невозможно.

29 июля на слонах члены русского посольства направились в Кабул. При въезде они были окружены полком афганской гвардейской кавалерии во главе с братом эмира. Он попросил главу миссии пересесть на специально для него высланного огромного слона с золочеными клыками и золотым седлом. Затем церемониальное шествие проследовало по предместьям Кабула; все улицы, базары, кровли домов, окружавшие город холмы были покрыты сплошными массами народа. Со всех сторон раздавались громкие крики, приветствовавшие посольство. Далее на поле перед Бала-Хисаром (крепость, где жил эмир и где были приготовлены помещения для членов миссии и кон-

² В нашем распоряжении нет текста депеши генерал-губернатора, поэтому мы можем только опереться на мнение генерал-лейтенанта М. А. Терентьева, автора трехтомного труда "История завоевания Средней Азии", написанного по горячим следам событий с использованием документов из архивов Ташкента и личных бесед с еще проживавшими там членами миссии: "Ввиду мирного исхода конгресса Кауфман советовал Столетову воздержаться в переговорах с афганским правительством от каких-либо решительных обещаний и вообще не заходить так далеко, как предполагалось прежде на случай войны с Англией" [Терентьев, т. 2, 1906, с. 447].

стр. 27

воя) были выстроены восемь батальонов пехоты, два полка кавалерии и две батареи. При следовании посольства производился салют. Все это происходило под аккомпанемент трех военных оркестров. При вступлении в Бала-Хисар на всех подступах к нему были выстроены войска, отдававшие честь под звуки походной музыки.

Миссия была размещена достаточно просторно и по местным меркам весьма комфортабельно. Отведенное помещение представляло собой замкнутый квадратный двор с двумя обращенными внутрь каре зданиями. В каждом из них было много комнат. "Но мало было таких, которые бы можно было назвать удобными в европейском смысле этого слова. Мебели было очень мало: несколько кресел незатейливой работы, несколько простых стульев и столов, накрытых скатертями, - произведением английских фабрик; туземные кровати с веревочными переплетами вместо пружин и ватными тюфяками вместо волосяных - вот и вся внутренняя обстановка дворца. Нигде не замечено ни одного зеркала. Комнаты очень небольшие, редко более 4 - 5 саж. в длину и 2 - 3 в ширину. Полы комнат устланы то персидскими коврами, то простыми паласами, то узорчатыми толстыми и мягкими киргизскими кошмами... Стены комнат довольно хорошо выштукатурены... В толще стен устроены ниши, где стояли чайные сервизы, подсвечники и др. кабинетные вещи" [Яворский, т. 1,1882, с. 319]. Оба здания были, по крайней мере, ничем не хуже, чем у самого эмира Шер Али, другое дело, что сами члены миссии "...думали увидеть мрамор, позолоту, яркие краски израсцов, ла-пис-лазурь, роскошные фонтаны, волшебные сады и т.п., а вместо этого встретили глину и мало стекла, ни одного деревца, ни струйки воды!" [Яворский, т. 1,1882, с. 321].

29 июля миссия отдыхала. Эмир несколько раз присылал справляться о здоровье членов посольства. 30 июля эмир дал первую аудиенцию главе миссии, которая продолжалась часа два, частично один - на - один, частично в присутствии визиря. Вот как описал правителя Афганистана генерал-майор Столетов: "Эмиру 54 - 55 лет, роста среднего, темный шатен, с серыми глазами, выражение лица открытое, доброе, он средней полноты, одет был совершенно со всеми деталями в гусарский доломан белого цвета с такими же шароварами. Одежда хорошо на нем сидит, и, видимо, он к ней вполне привык. На голове посеребренная каска с перьями, это форма конного афганского полка, нечто в роде наших конно - гвардейцев. Чрез плечо одета была полосатая лента. Вид и манеры его развязны, непринужденны, хорошего тона. Он чрезвычайно походит на какого-нибудь командира кавалерийского полка, почтенных лет, и строевика, в обращении полная простота и какая-то особого рода привлекательность. Мне кажется, это тип азиатца, не получившего ни научного образования, ни воспитания, но от природы богато одаренного и понимающего значение и силу европейской науки и жизни. Я не видел Мехмета Али Паши египетского и Ренджит Синга, владетеля сейкского, но думаю, что Шер Али-хан имеет с ними кое-что общего" ["Большая игра"..., 2005, с. 138].

На этой первой аудиенции Шер Али было вручено письмо генерал-губернатора Туркестана генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана³:

"Да будет Вам известно, что в настоящее время отношения между британским правительством и нашим относительно Вашего государства требуют глубокого рассмотрения. Поскольку я не могу лично передать Вам свое мнение, я передал свои полномочия доверенному лицу - генерал-майору Столетову. Этот человек - мой близкий друг, прекрасно проявил себя во время последней русско-турецкой войны, за что заслужил милость Государя Императора. Он пользуется уважением Государя Императора. Он передаст Вам все, что я имею сообщить Вам. Надеюсь, что Вы с полным вниманием отнесетесь к его словам и будете верить ему также, как мне; и после необходимого размышления дадите ему ответ. Между тем, да будет Вам известно, что Ваш союз и дружба с русским правительством будет выгодна нам, но еще более - Вам. Преимущества тес-

³ Это письмо хранится в Индийском национальном архиве; по-видимому, оно было захвачено вместе с другими бумагами Шер Али-хана во время второй англо-афганской войны.

стр. 28

ного союза с русским правительством будут очевидны" [NAI, Secret Supplementary, November 1879, N 141].

Во время аудиенции генерал-майора Столетова угощали чаем и сигарами. Разговор был достаточно оживленным и непринужденным, собеседники переходили от одного предмета к другому. Суть разговора, изложенная Николаем Григорьевичем в письме к генерал-губернатору К. П. фон Кауфману, была такова: "Эмир высоко ценит внимание нашего Государя Императора, надеется на него, как на могучего соседа, говорит, что и он, и весь афганский народ ненавидят англичан, что индустанские раджи и владетельные фамилии в настоящее время доведены до крайнего раздражения против своих завоевателей. Удивляется, почему ранее мы не обращали внимания в эту сторону, где, по его мнению, всего легче уязвить англичан, которые тогда бы не могли нам навредить так после успехов минувшей войны. Интересуется знать, что если бы пришлось, то каким числом войска мы можем располагать на этом театре. Все ли у нас войска - русские. От англичан он слышал, что у нас много казаков и что казаки - другое племя (показавши свою команду, я убедил эмира, как это сведение неверно). Ему нравятся наши берданки, простота ружейных приемов и устава. В этом он человек совершенно компетентный, и все строевые уставы переведены с английского на афганский язык под его руководством и по его редакции. Он довольно хорошо знает, что делается в Европе и как навредили нам англичане после наших блестящих побед⁴. Он уверен, что я положу основание крепкой дружбы между Афганистаном и Россиею, сообщу ему кое-что полезное по части военной, что тот же час им будет принято" ["Большая игра"..., 2005, с. 138].

После аудиенции эмиру были представлены все члены миссии и команда казаков. Эмир беседовал с полковником Н. О. Разгоновым, доктором И. Л. Яворским и переводчиком Малевинским около часа.

На следующий день эмиру были поднесены подарки. Трость, инкрустированная бирюзой, в футляре местной работы; серебряный пояс, также инкрустированный бирюзой; несколько кусков парчи довольно низкого качества; несколько халатов из парчи, бархата и простого сукна (такие уездные начальники Туркестанского генерал-губернаторства дарили сельским аксакалам) - все это было закуплено в Ташкенте и распаковано только в Кабуле и совершенно не соответствовало уровню эмира, выглядело просто убого. Тогда Н. Г. Столетов взял три лучшие лошади, подаренные эмиром Бухарским, велел оседлать их бухарскими же седлами с парчовыми попонами и уздечками, отделанными бирюзой, а также ружья и два револьвера (пехотное ружье Бердана, кавалерийский штуцер Бердана, охотничье ружье Ланкастера, форменный револьвер Смит-Вессона и самый маленький с никелевой оправой его же), к этому были присоединены чайный и десертный серебряные сервизы [Яворский, т. 1, 1882, с. 327 - 328]. В таком виде подарки выглядели вполне пристойно.

После поднесения подарков генерал-майор Столетов беседовал с эмиром часа два о прежних границах Афганистана, о захвате англичанами Кветты. Шер Али-хан говорил о возможном открытии со стороны англичан против него враждебных действий и заявил, что в этом случае рассчитывает на помощь со стороны русских войском. Далее разговор зашел об унизительности и опасности денежных субсидий для независимого владетеля, притом сам эмир ни жадности к деньгам, ни какой-либо надежды получить их от России не показал, но на помощь войсками надежда у него сквозила на каждом шагу ["Большая игра"..., 2005, с. 139].

Появление русского посольства в столице Афганистана не могло остаться незамеченным и не отмеченным английскими шпионами. Донесения на эту тему стекались в Калькутту из разных источников. Один из основных вопросов, который интересовал вице-короля, была личность са-

⁴ Имеются в виду события в Европе после подписания Сан-Стефанского мирного договора.

стр. 29

мого посла. В некоторых донесениях утверждалось, что это сам генерал-губернатор К. П. фон Кауфман, но эта информация была вскоре опровергнута, и речь пошла о говорящем по-персидски офицере-европейце равном по статусу Константину Петровичу. Один из осведомителей назвал его "заместителем генерал-губернатора; это может быть генерал Абрамов, губернатор Самарканда" [NAI, Secret, December 1878, N 12]. Хотя Александр Константинович Абрамов командовал в "Индийском походе" Ферганским отрядом, а к миссии в Афганистан не имел никакого отношения, англичане и в дальнейшем продолжали считать его главой посольства, и его имя в этом качестве было упомянуто в официальной ноте от 26 августа 1878 г. поверенного в делах Великобритании Планкета российскому правительству [РГВИА, л. 119 - 121].

Отношения между эмиром Шер Али и вице-королем Индии, представителем Великобритании в этой части света, всегда были натянутыми. Положение обострилось после Пешаварской конференции 1877 г., когда на все требования англичан, в том числе допустить их наблюдателей-офицеров в пределы Афганистана, афганцы отвечали решительным отказом и выдвинули свои требования прекратить вмешательство во внутренние дела их государства. Страны стояли на грани объявления войны, и только русско-турецкая кампания отсрочила ее начало. Вице-король Индии лорд Литтон, назначенный на эту должность с целью усмирить мятежного эмира, ждал предлога, чтобы обострить отношения и начать войну с афганцами. Появление русского посольства предоставило ему такую возможность. В Калькутте начали подготовку английского посольства ко двору эмира во главе с генералом Невилом Чемберленом.

Повседневная жизнь посольства протекала очень скучно: выходить за пределы отведенных для миссии помещений разрешалось только главе миссии, если он шел на свидание с эмиром или каким-либо высоким сановником. Все остальные сидели в своих комнатах без возможности выйти на прогулку не только в город, но и просто за пределы своего двора. Почетный караул, встречавший их в предместье Кабула и сопровождавший до Бала-Хисара, так и остался с ними, то ли в качестве охраны, то ли в качестве конвоя. "Между тем за русским посланником установлен строгий надзор и никому не разрешено посещать его в Кабуле. Говорят, что горожанам было запрещено входить в сад, где он находится, на воротах стоит часовой. Посланнику не разрешено ни за что платить. Женщинам запрещено показываться на базаре, пока в городе русские", - говорилось в одном из донесений в Калькутту [NAI, Secret Supplementary, January 1879, N496].

Приступы лихорадки среди членов миссии и сопровождавших их казаков случались все чаще. Не было ни одного члена посольства и конвойных, кто бы не переболел этой изнуряющей болезнью, в том числе и сам доктор И. Л. Яворский. Запасов хины пока хватало, но каждый новый приступ ослаблял людей, да к тому же прибавились желудочные недомогания. Утром 31 июля миссия была разбужена глухим подземным ударом и сотрясением всего здания. Люди выбежали во двор, но больше толчков не было, здание выстояло, и все вернулись на свои места [Яворский, т. 1, 1882, с. 326].

3 августа доктора И. Л. Яворского пригласили к больному принцу-наследнику Абдулле Джану. Состояние больного было настолько тяжелым, что Иван Лаврович не смог ему помочь, и он скончался.

В этот же день эмир Шер Али получил из Калькутты извещение о том, что англоиндийское правительство отправляет к нему посольство во главе с генералом Чемберленом. Прежде чем дать ответ, эмир посоветовался с генералом Столетовым, тот предложил ему не принимать в Кабуле англичан. Шер Али-хан отказал в приеме посольства, предлогом для этого послужил траур по наследнику престола. Англичане продолжали настаивать.

Пробыв в Кабуле около двух недель, 11 августа генерал-майор Столетов в сопровождении доктора Яворского, 10 казаков и нескольких джигитов выехал в Ташкент для личного доклада генерал-губернатору К. П. фон Кауфману. Он вез с собой составленный с помощью эмира проект дружественной конвенции между Россией и Афганистаном. Параграф первый этого документа гласил: "Российское императорское прави-

стр. 30

тельство считает государство Шир-Али хана, эмира Афганистана, государством независимым и желает как с другими независимыми государствами иметь с ним дружественные отношения по старой дружбе". Далее говорилось, что Россия берет на себя обязательства не вмешиваться во внутренние дела Афганистана. "Только в случае, если бы государство эмира... от какого-либо внутреннего или внешнего врага подверглось опасности, то тогда по просьбе эмира... Российское императорское правительство может вмешаться во внутренние дела даже поданием соответствующей помощи". Российское правительство обязалось признать наследником престола Кабула того, кого найдет достойным эмир. Если какое-либо государство вооруженной силой захватит территорию Афганистана, а эмир обратится к императорскому правительству за вооруженной помощью, императорское правительство в случае невозможности мирным путем отклонить столкновение предоставит ему эту помощь. Эмиру Афганистана предоставляется возможность посылать в Россию избранных им лиц для изучения различных специальностей, в том числе и военной. Командируемые из Афганистана в Россию лица будут пользоваться содействием соответствующих военных и гражданских властей. Если эмиру потребуются лица разных специальностей, в том числе и военной, то императорское правительство окажет ему всяческое содействие. Обе стороны обязались принять зависящие от них меры по поощрению и облегчению взаимных торговых сношений.

Проект заканчивался изъявлением дружественных чувств друг к другу:

"Друг государства Шир-Али Хана эмира Афганистана должен считаться другом императорского Российского правительства, и враг государства Шир-Али Хана эмира Афганистана должен считаться врагом императорского Российского правительства равно и наоборот. А потому на основании всего вышеизложенного отныне навсегда Российское императорское правительство считает необходимым всеми по своим соображениям способами и явными, и неявными и внешними, и внутренними, признанными обоими государствами полезными и целесообразными, оказывать эмиру государства Афганского помощь, содействие и поддержку" ["Большая игра" ...,2005, с. 159].

Этот документ был подписан только генералом Столетовым, хотя, кроме двух пунктов с взаимными обязательствами (развитие торговли и признание врага одного государства врагом другого), вся тяжесть его выполнения ложилась на Россию⁵.

Подписание такого рода документов требовало Высочайшего одобрения, тем более что в личных беседах с генералом Столетовым Шер Али-хан просил протектората России и в случае нужды - вооруженной помощи⁶. По прибытии в Ташкент выяснилось, что путь генерал-майора Н. Г. Столетова лежал в Москву и далее в Ливадию для личного доклада всех обстоятельств дела Александру П. Сначала он считал, что еще вернется в Афганистан, но ситуация в Европе изменилась, и, по мнению российского кабинета, этого уже не требовалось⁷. Остальные члены миссии во главе с полковником Н. О. Разгоновым оставались в Кабуле, как обещал им генерал-майор Столетов, недели на две-три [Яворский, т. 1, 1882, с. 346]. Причина этого была в том, что эмир хотел послать в Россию большое посольство, на сборы которого требовалось время, а Нико-

⁵ Заметим, что в Инструкции генералу Столетову "в случае столкновения нашего с Англиею" (курсив мой. - Т. З.) возможность конфликта Афганистана с Англией не рассматривалась, равно как не регламентировались и обязательства русской стороны в этой ситуации. После подписания Берлинского трактата и дальнейших переговоров русских и английских дипломатических ведомств заключение любого договора с Афганистаном стало для России невозможным.

⁶ По свидетельству доктора И. Л. Яворского, генерал Н. Г. Столетов обещал эмиру в случае надобности прислать 30-тысячное войско [Яворский, т. 2, 1883, с. 83].

'После возвращения из Ливадии Н. Г. Столетов был прикомандирован к Главному штабу, а с 5 июня 1879 г. по 5 мая 1880 г. числился в отпуске за границей. Он был послан в Индию с секретной миссией. См. [Русско-индийские отношения в XIX в., 1997, с. 245 - 247].

стр. 31

лаю Григорьевичу надо было ехать быстро, налегке⁸ [Яворский, т. 2, 1883, с. 79]. Ни российские, ни афганские власти никогда не предполагали превратить эту миссию в постоянное представительство России в Кабуле, но отъезд ее главы дал повод англичанам именно так интерпретировать эти события и продолжать настаивать на приеме эмиром своего посольства.

Еще в начале июля и Лондон, и Калькутта знали, в чем состояла цель "Индийского похода". "Не подлежит сомнению, что в видах возможности возникновения войны с Англией русское правительство и русский генерал-губернатор Туркестана готовят военную экспедицию к нашей индийской границе без, как я полагаю, большой надежды на успех, более для того, чтобы служить угрозой и с надеждой создания внутренних трудностей для правительства Индии..." [NAI, Secret, November 1878, N 130], - писал посол Великобритании в Санкт-Петербурге лорд Лофтус министру иностранных дел маркизу Солсбери. Целью посылки миссии, по донесениям разведки, было обещание крупной суммы денег за разрешение прохода войск через Афганистан в Индию или за заключение оборонительного и наступательного союза [NAI, Secret Supplementary, December 1878, N 668]. Ни тот, ни другой вариант не внушал англичанам особого опасения, наоборот, появление русской миссии в Кабуле дало им долгожданный предлог настаивать на принятии своей миссии.

21 сентября миссия Чемберлена, насчитывавшая более 1000 человек, выступила из Пешавара. Эмир строго предписал пограничному начальству не пропускать англичан, если же двинутся силой, остановить оружием. В Хайберском проходе английский караван был остановлен. Афганскому офицеру был вручен ультиматум для передачи Шер Али-хану.

В Ташкенте формирование миссии происходило в атмосфере строгой секретности. О целях и задачах посольства был уведомлен только генерал-майор Столетов, человек большой личной храбрости, талантливый военный, но не дипломат. Все остальные члены посольства оставались в полном неведении относительно цели поездки. Перед въездом в Кабул Николай Григорьевич был поставлен в очень сложное положение: "Индийский поход" был отменен, и таким образом исчез сам предмет переговоров с эмиром. Беседы с Шер Али-ханом происходили один - на - один, их содержание никому не сообщалось, секретность продолжала соблюдаться.

Перед своим внезапным отъездом Столетов оставил полковнику Н. О. Разгонову самую общую, достаточно "краткую словесную инструкцию: по всем вопросам политического свойства рекомендовать афганским властям стараться переговорами выиграть время до получения ответа из Ташкента" [ "Большая игра"..., 2005, с. 148]. По получении письма с директивами генерал-губернатора фон Кауфмана Н. О. Разгонов почему-то счел за лучшее руководствоваться только своим здравым смыслом, проигнорировав, таким образом, приказ своего прямого начальника. Он писал генерал-губернатору: "В письме от 17 / 23 сент. Ваше Высокопревосходительство изволили высказать, что эмиру следовало принять английское посольство, если этим можно избежать войны, тем более что, по заявлению англичан, они посылали посольство для укрепления дружбы и что пока эмир еще не знает, чего они от него потребуют. Не следует только заключать с англичанами никаких обязательств. Это именно то, что я намеревался рекомендовать эмиру, когда после отъезда г.м. Столетова мне сделалось известным о посольстве, снаряженном англичанами в Афганистан. Но, ознакомившись ближе с положением дел, я убедился в необходимости отклонить прибытие английской миссии в г. Кабул" ["Большая игра"..., 2005, с. 180]. Это он и посоветовал эмиру.

Положение Н. О. Разгонова было незавидно. Эмир, визирь и другие сановника прямо говорили ему, что история повторяется: поездка Виткевича вызвала столкновение с Англией и неисчислимые жертвы с нашей стороны; вы приехали, мы вас приняли как желанных гостей, и англичане опять стучатся к нам в дверь...

⁸ Впоследствии эмир в беседе с полковником Н. О. Разгоновым не подтвердил этого намерения.

стр. 32

По истечении срока ультиматума, не получив ответа от эмира, англичане тремя колоннами через горные проходы вторглись в Афганистан.

Дальнейшие инструкции для миссии из Ташкента приходили с опозданием и были самого общего характера: "Необходимо вывести эмира из заблуждения на счет немедленной нашей помощи и советовать крайнюю осторожность в сношениях с англичанами для избежания рискованного столкновения. Желательно сохранить установившиеся хорошие отношения наши с эмиром, не давая, однако же, предлога Англии утвердиться в Афганистане" ["Большая игра"..., 2005, с. 163].

Члены миссии продолжали жить в отведенном им помещении Бала-Хисара. Казаки и члены миссии, имевшие только легкую одежду (они отправлялись в Кабул на два-три месяца), страдали от холода; в помещениях, где они жили, не было ни печей, ни каминов, да и дрова были дороги. Свечи для миссии подавались под стеклянными колпаками, так как гулявшие по комнатам сквозняки все время их гасили. Присланные эмиром полушубки и валяные сапоги были встречены радостным "Ура!". Изолированность миссии от города все теперь считали за благо: в Кабуле свирепствовал тиф. Один казак все-таки заболел, но дальнейшего распространения болезни удалось избежать, чего нельзя сказать о лихорадке. То одного, то другого валил с ног тяжелейший приступ. С началом военных действий в Кабул хлынули беженцы из западных районов страны. Это вызвало сначала повышение цен на все товары, потом их исчезновение и, наконец, голод. Отношение жителей Кабула к миссии ухудшалось день ото дня. Казаки, проходившие через людные улицы, когда шли проверять и чистить своих лошадей, подвергались оскорблениям со стороны толпы, на них кидались с палками. Топограф Бендерский, вышедший на крышу своего дома подышать свежим воздухом, чуть не был подстрелен.

Англичане продолжали движение в глубь страны. Эмир и визирь постоянно требовали ответа от генерала Разгонова: где Столетов, где обещанная помощь? Николай Осипович готов был принять командование над какой-либо частью афганского войска, сражаться на стороне Афганистана, но ответов на вопросы афганцев у него не было. Он опасался за судьбу миссии в случае дальнейшего наступления англичан и просил эмира отпустить их. На это визирь ответил ему: "Генерал Столетов наобещал нам много и исчез как рыба в воду! Пока вы здесь, есть еще надежда на вашу помощь" [Терентьев, т. 2,1906, с. 471], т.е. посольство рассматривалось афганцами уже как заложники.

В конце ноября эмир объявил генералу Разгонову о своем скором отъезде из Кабула, русские должны были ехать с ним. 1 декабря эмир с большой группой сановников и войсками выступил из Кабула. Той же ночью миссия под конвоем афганской гвардии выехала из города и присоединилась к эмиру. Шер Али-хан направлялся в Петербург к российскому императору, чтобы просить о созыве международного конгресса для обсуждения ситуации, сложившейся в отношениях между Великобританией и Афганистаном. Эмир путешествовал без спешки, как и подобало восточному монарху. Только в конце месяца караван достиг Ташкургана, где к русскому посольству присоединился доктор И. Л. Яворский. У эмира был сильный кашель и болело горло, поэтому он попросил вызвать из Ташкента уже знакомого ему врача. 5 января эмир и сопровождавшие его лица прибыли в Мазари-Шариф, а 19 января Шер Али отпустил наконец русское посольство домой. Оставив доктора Яворского и переводчика Заман-Бека в ставке эмира, миссия в сопровождении нескольких сановников и отряда афганской конницы направилась в Ташкент.

Отношение к судьбе Шер Али-хана со стороны русских было различным в зависимости от того, как близко они были знакомы с самим эмиром и с положением внутри Афганистана. Н. Г. Столетов, Н. О. Разгонов и другие члены миссии лично беседовали с эмиром, прониклись к нему симпатией, "заболели" Афганистаном, и у них вообще не

стр. 33

возникло вопроса, оказать ли ему помощь в сложившейся ситуации. После первых переговоров с эмиром Н. Г. Столетов писал К. П. фон Кауфману:

"В настоящее время в Туркестанском округе нужно иметь значительные отряды войск (не менее, чем Ваше Высокопревосходительство предполагает собрать) на всякий случай наготове, так как мне кажется, что новые отношения налагают на нас новые обязательства, да и, кроме того, кто поручится, что англичане, одержавши без войны победу на западе и имея теперь в готовности значительные силы, не захотят предпринять чего-либо на востоке" ["Большая игра" ...,2005, с. 140].

И Столетов, и Разгонов готовы были воевать на стороне эмира, но оба были плохими дипломатами и, оказавшись в затруднительном положении при дворе эмира, не имея всей полноты сведений из России, вынуждены были или отмалчиваться, или поступать на свой страх и риск, давая эмиру ничем не обеспеченные обещания.

Генерал-губернатор Туркестана К. П. фон Кауфман, рассматривавший положение Афганистана в комплексе проблем всей Средней и Центральной Азии, считал не только возможным, но и необходимым заключить договор с эмиром и ".. .получить протекторат над Афганистаном. Но, делая такой шаг, нельзя не подумать о возможности противного поворота дел, т.е, что англичане начнут войну с Афганистаном; мы должны тогда помочь ему. Ввиду этой возможности необходимо усилить войска Туркестанского округа..." Кауфман предвидел, что в случае отказа Россия закрывала для себя среднеазиатский театр действий для нанесения решительного удара по Англии, поскольку это было возможно только при условии союза с Шер Али-ханом. "Едва ли мы можем быть опасны для Англии иначе, как при условии мирного пути от р. Аму до границ Индии", - писал он в столицу.

Прекрасно представляя себе ограниченные возможности края, которыми он может располагать как командующий Туркестанским военным округом, К. П. фон Кауфман просил прислать в Туркестан две пехотные дивизии с артиллерией и четыре полка казаков ["Большая игра"..., 2005, с. 155]. Это была далеко не первая просьба Кауфмана об увеличении численности войск округа ["Большая игра"..., 2005, с. 83], но, как и раньше, он получил отрицательный ответ. После окончания Восточной войны казна была пуста, людские потери огромны, поэтому это требование не могло не вызвать у военного министра чувство раздражения и досады на назойливого просителя. Несмотря на его многократные просьбы разрешить ему поездку в столицу, соизволение государя так и не последовало.

Больше всего К. П. фон Кауфмана волновал резонанс, который может вызвать отказ в помощи Шер Али-хану. Престиж России в Азии должен был, по его мнению, всегда оставаться на высоте:

"Я боюсь во всем этом одного: если результатом всего, что теперь совершается здесь, будет подчинение Афганистана влиянию Англии, то мы потеряем то обаяние, которое мы приобрели в Средней Азии, потеряем безграничную веру в нас народов и правительств, нас здесь окружающих. А подобное уважение и доверие приобретаются медленно и выдержанною, всегда ровною, всегда честною работою и политикою; но раз пошатнув это доверие и уважение, нелегко его поправить, да уже никогда не достигнет оно той высоты, на которой стояло", - писал он в Петербург ["Большая игра"..., 2005, с. 177].

Военный министр генерал-адъютант Д. А. Милютин и канцлер князь A.M. Горчаков обладали всей информацией о международной обстановке и внутренних проблемах России и рассматривали вопрос о судьбе афганского эмира в этом контексте. Главной их задачей в то время было недопущение новой войны:

"Государь Император не изменит своего твердого намерения поддерживать европейский мир до последней крайности и не допустить, чтобы повод к решительному разрыву с Англиею был подан с нашей стороны. Столкновение наше с этою державою в Азии было бы сигналом общей

стр. 34

и упорной войны при обстоятельствах и обстановке крайне для нас невыгодных. Поддержание эмира Афганского в борьбе с Англиею было бы уместно только в том случае, если б разрыв с Англиею сделался неизбежным. Это и имелось в виду в начале текущего года, когда мы готовились к войне. Теперь же не может быть и речи о каких-нибудь активных мерах с нашей стороны, и если эмир, решившись на войну с Англиею, рассчитывает на матерьяльную нашу поддержку, то полагаю, что не мы, не посольство наше в Кабуле ввели его в подобное заблуждение" [ "Большая игра"..., 2005, с. 217].

Это не означало, что русское правительство не принимало никаких шагов в защиту независимости Афганистана. Российский посол в Великобритании граф Шувалов провел переговоры с министром иностранных дел лордом Солсбери и получил заверения английской стороны в том, что суверенитет Афганистана будет сохранен. Военный министр Д. А. Милютин секретной телеграммой генерал-губернатору К. П. Кауфману приказал собрать игольчатые ружья и патроны к ним в пунктах, откуда удобно будет их отправить в Афганистан, если обстоятельства того потребуют ["Большая игра"..., 2005, с. 172].

Позднее, когда Шер Али-хан, покинув свою столицу, направился в Ташкент, Н. О. Разгонов и К. П. фон Кауфман были уверены, что правительству следует воспользоваться этим и, оказав эмиру достойный прием, упрочить наше положение и престиж в этой части Азии. Отношение канцлера A.M. Горчакова было вполне определенно высказано им в письме от 11 января 1879 г. К. П. фон Кауфману:

"Нет сомнения, что радушный и дружелюбный прием, оказанный эмиром нашему посольству в Кабуле, и уверения, неоднократно высказанные, о дружбе и безграничной преданности его императорскому правительству налагают на нас некоторым образом нравственную обязанность отплатить ему добром на добро - оказать ему при вступлении его в наши пределы то же гостеприимство и тот же почет, какие были оказаны им нашему посольству. Этим мы дадим ему ту нравственную поддержку, которую он, как Вы говорите в письме Вашем, ожидает от нас и которая в глазах самого эмира и других среднеазиатских владетелей послужит лучшим доказательством того, что русское правительство не бросает на произвол судьбы людей, преданных ему и ищущих у него защиты и покровительства... Благоразумие требует прежде, чем принимать на себя какие-либо обязательства пред эмиром Афганским, выждать разъяснение многих обстоятельств, доселе кажущихся не вполне понятными, необходимо осветить положение дел в Афганистане, предшествовавшее выезду эмира из его владений".

Далее он пишет, что эмир Шер Али не пользовался любовью и расположением со стороны своего народа; до войны существовала партия, стремившаяся к низвержению его с престола, а преданность ему сына, Якуб-хана, оставленного им в Кабуле, крайне сомнительна. При таких условиях можно предположить, что положение самого эмира было крайне шатко и что он решился оставить свое государство в предвидении неминуемого своего свержения. Тогда "...на наших руках остался бы номинальный владетель Афганистана, лишенный всякого значения в своей стране, могущий сделаться для нас скорее помехой, а не орудием для достижения каких-либо политических целей" ["Большая игра"..., 2005, с. 240].

Такое развитие событий могло бы только осложнить и без того непростые отношения России с Великобританией. Отношение правительства России к афганскому вопросу формировалось в связи с расстановкой сил не столько в Азии, сколько в Европе. Поэтому первой реакцией было попробовать отговорить эмира от его намерении ехать в Россию. В дальнейшем, однако, было принято решение устроить эмиру достойный прием в Ташкенте ["Большая игра"..., 2005, с. 237].

16 января доктора Яворского вызвали к Шер Али-хану: к уже имевшимся болезням эмира прибавились боли в ноге. Первый осмотр ноги не дал возможности поставить диагноз. Вскоре И. Л. Яворскому стало ясно, что вследствие тромба у Шер Али-хана на-

стр. 35

чалась гангрена. Единственным выходом была операция по ампутации ноги, но разрешение на это не было получено, и 8 февраля эмир Шер Али-хан скончался⁹.

Так закончилась российская военно-дипломатическая миссия ко двору эмира Афганского Шер Али-хана. В Рапорте генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана военному министру о награждении членов миссии говорилось об их "полезной служебной деятельности. .. и неутомимых трудах, лишениях и опасностях, испытанных ими при выполнении возложенного на них поручения", отмечалось, что "во время пути сделана маршрутная съемка и подробное описание всего пройденного пространства на протяжении слишком 1300 верст, причем собраны были разные сведения и прекрасная нумизматическая коллекция весьма древних монет в числе 110-ть разных экземпляров". Реально оценив все, что выпало на долю всех чинов посольства, было решено зачесть время, проведенное ими в составе миссии, как за военный поход, т.е. вдвое ["Большая игра"..., 2005, с. 276]. Через несколько лет увидели свет дневники доктора И. Л. Яворского - правдивое и красочное описание всего им пережитого, первое на русском языке знакомство читателя с Афганистаном.

Установления дружественных, добрососедских отношений между двумя странами, чему должна была способствовать миссия, не произошло, поскольку вольно или невольно она стала предлогом для англичан к открытию военных действий. В ходе второй англо-афганской войны эмир, не получив ожидаемой помощи, лишился трона, а потом и жизни, а на долю его подданных выпали вместе с поражениями и победами все тяготы, без которых не обходится ни одна война.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

"Большая игра" в Центральной Азии: "Индийский поход" русской армии. Сборник архивных документов. М., 2005.

Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ). Ф. 307.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 1396. О. 2. Д. 2195.

Русско-индийские отношения в XIX в. Сборник архивных документов и материалов. М., 1997.

Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 2. СПб., 1906.

Яворский И. Л. Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878- 1879 "". Т. 1 - 2. СПб., 1882 - 1883.

National Archives of India (NAI). Foreign Department.

⁹ И. Л. Яворский и Заман-Бек выехали из Мазари-Шарифа через несколько дней после смерти эмира и направились в Бухару, так как эмир Бухарский Сеид Музаффар-хан недомогал и попросил генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана прислать к нему Ивана Лавровича, которого он знал лично. Доктор и переводчик возвратились в Ташкент 25 марта 1879 г.

Permanent link to this publication: