L.: Hurst and Company, 2001. 260 p.*

(c) 2002

Книга известных тюркологов Я. Ландау (Еврейский университет, Иерусалим) и Б. Келлнер-Хайнкеле (Институт тюркологии при Свободном университете, Берлин) посвящена современным социолингвистическим проблемам шести постсоветских мусульманских государств - Азербайджана, Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Туркменистана и Таджикистана. Нельзя не пожалеть о том, что по этой проблеме, как и по многим аналогичным, в России до сих пор нет ни одной книги или обобщающей работы. Рецензируемое исследование основано на большом количестве публикаций, в том числе вышедших в изучаемых странах, а также на собственных впечатлениях авторов, посетивших в 1997 и 1998 гг. пять (кроме Таджикистана) этих стран.

Во вводной части книги - "Язык и поиски идентичности" - дан общий анализ этнолингвистических процессов в современном мире, особенно в рассматриваемых странах. Авторы справедливо указывают на то, что почти везде в мире сейчас этнические проблемы становятся более заметными (с. 1). Многие народы стремятся к поддержанию или развитию национальной идентичности, и одним из важнейших ее компонентов является язык.

В связи с этим важны имеющиеся в книге оценки этнолингвистической ситуации в СССР к концу его существования. Авторы указывают, что в шести мусульманских союзных республиках СССР, как и в других частях государства, не произошла культурная ассимиляция; все данные народы четко ощущали свое отличие от русских, в том числе культурное и цивилизационное (с. 3-4). Каждая из союзных республик была как бы протогосударством: без контроля над многими сферами жизни, но с собственным именем, границей, административным аппаратом,

* Ландау Я., Келлнер-Хайнкеле Б. Языковая политика в постсоветских мусульманских государствах. Лондон: Херст энд Компани, 2001. 260 с.

стр. 204

политической и культурной элитой. Все это облегчило становление новых независимых государств. Среди других национальных лозунгов в этих республиках важное место занимали языковые.

Две последующие главы книги описывают процесс формирования шести новых независимых государств и ситуацию с русскими диаспорами в них. Затем идет глава, посвященная языковой политике в шести соответствующих союзных республиках СССР. Эта часть книги в основном содержит достаточно известную информацию, которая изложена в четком и компактном виде. Большинство положений авторов вполне обоснованно, в то же время именно к этим главам можно высказать некоторые замечания.

Зачастую авторы повторяют привычные стереотипные оценки, главным образом в отношении СССР, которые иногда противоречат другим формулировкам книги. Например, вряд ли можно безоговорочно именовать СССР унитарным государством (с. 3); эта оценка не вполне согласуется с приводимой тут же характеристикой союзных республик как "протогосударств", упомянутой выше. Как раз языковая политика в стране, пожалуй, в наибольшей степени не соответствовала той, какая обычно бывает в унитарных государствах, когда противопоставлены социальные роли основного государственного языка и всех прочих языков, статус которых, как правило, одинаков. В СССР же существовала многоступенчатая иерархия языков: верхний уровень занимал русский язык, следующий - титульные языки союзных республик, далее шло еще несколько уровней, а в самом низу пирамиды находились языки малых народов нетитульных национальностей, например, в пределах описываемого в книге ареала - талышский или лезгинский в Азербайджане, памирские в Таджикистане и др. Последние языки обычно вытеснялись не столько русским, сколько азербайджанским или таджикским.

Вряд ли также стоит говорить об "искусственных границах, вводимых тоталитарным государством из Москвы" (с. 9). Получается, что местная демократическая власть, если бы она существовала, могла бы провести естественные границы. Однако здесь надо различать два вопроса. Один - насколько вообще было оправданным создание "протогосударств" и национальное размежевание. Оно было обусловлено не только характером власти, но и во многом утопическими представлениями новой власти о всеобщем действии принципа национальных государств, в то время господствовавшего в Европе. Другой вопрос - где проводить границы. Ясно, что естественную границу, например между Узбекистаном и Таджикистаном, нельзя было провести в принципе, поскольку узбеки и таджики жили на одних и тех же территориях. Те границы, которые были приняты, вряд ли можно считать самыми искусственными, хотя взаимных обид было и остается немало.

Авторы книги, как и многие другие зарубежные авторы, придают чересчур большое значение известному постановлению от 13 марта 1938 г. о преподавании русского языка в национальных школах (с. 36, 54). По их логике до 1938 г. русский язык не являлся обязательным предметом в национальных школах. Однако это было и раньше, а постановление лишь активизировало обучение русскому языку, вводя его с первых классов школы. Еще менее точным является утверждение о том, что политика И.В. Сталина с конца 1920-х годов была направлена против развития национальных культур (с. 51). Оно противоречит приводимым тут же данным о том, что не только в 1920-е годы, но и в 1930- е активно шло развитие многих новых литературных языков, создание новых письменностей, а ряд языков был спасен от исчезновения (с. 51-52); этот процесс авторы вполне справедливо оценивают высоко. Действительно, как верно отмечают Я. Ландау и Б. Келлнер-Хайнкеле, с конца 1920-х годов языковая политика государства стала жестко централизованной, хотя первоначально она была направлена на развитие функций разных языков вплоть до самых малых, а централизация давала возможность проводить ее в большем масштабе. Решительный же поворот политики в сторону русификации произошел лишь во второй половине 1930-х годов (постановление от 13 марта 1938 г. имело здесь безусловно важное значение, но не столь определяющее, как это обычно считают на Западе).

Авторы не вполне правы, когда говорят, что в СССР латинский алфавит для многих языков был введен в 1929 г. и заменен кириллицей в 1940 г. (с. 54): тот и другой процессы заняли по нескольку лет и были неодновременными для разных языков. Трудно согласиться и с утверждением, что лица коренных национальностей в советское время могли занимать руководящие позиции лишь на нижнем и среднем уровнях (с. 36): во всех союзных республиках на большинстве высших постов шла замена русскоязычных (занимавших ведущие позиции в

стр. 205

1920-е и отчасти в 1930-е годы) представителями титульной нации. В Азербайджане, например, этот процесс в основном завершился к середине 1930-х годов.

Однако в целом позиция авторов по отношению к советским реалиям довольно объективна, а их оценка языковой политики Москвы далека от однозначности. Исходная ситуация при формировании новых национальных государств охарактеризована достаточно точно: при некотором статистическом разбросе везде господствовали двуязычие для титульной нации и одноязычие для русского населения. Важен и вывод авторов о том, что русская диаспора в каждой из республик до 1991 г. мало думала о языковых проблемах и, чувствуя за собой поддержку из Москвы, не заботилась о какой-либо защите собственных интересов (с. 38). В результате и сейчас русскоязычная часть населения во всех шести республиках плохо организована и не умеет отстаивать свои общие интересы (с. 43). Это особенно хорошо видно на фоне целенаправленной политики элиты титульной нации.

Наиболее важную и интересную часть книги составляют главы 5-9, описывающие ситуацию последнего десятилетия. Часто они содержат малоизвестные факты, рассеянные по разным, чаще всего малодоступным, изданиям. Пятая глава посвящена общим принципам языковой политики в новых независимых государствах, шестая - языковому законодательству, седьмая - проблемам смены алфавита, восьмая - вопросам лексики и орфографии, девятая - складывающимся в каждой из республик системам образования.

В целом языковые процессы в каждой из республик оцениваются как дерусификация, представляющая собой важнейшую составную часть десоветизации (с. 65). Однако эти процессы проходят с разной скоростью, связанной не столько с различиями в проводимой политике, сколько с разной объективной ситуацией в тех или иных республиках (сама политика, даже при тех же самых субъективных намерениях, вынуждена считаться с объективной реальностью). Отдельные попытки искусственно форсировать дерусификацию, например в Азербайджане при Эльчибее (с. 79), мало что изменили.

Среди объективных факторов, влияющих на скорость перемен, авторы выделяют два. Во-первых, это численность русскоязычной диаспоры, которая значительна в Казахстане и Киргизии и довольно мала в четырех остальных республиках. Правда, следует отметить не только общий процент русскоязычного населения, но и его распределение по территориям, что в книге сделано недостаточно. Например, при общем невысоком проценте русскоязычных в Узбекистане ее столица Ташкент по-прежнему остается многоэтничным городом, где общим для всех языком является русский. Во- вторых, это отношение к русскому языку самой титульной нации. Здесь опять-таки казахи и киргизы отличаются от остальных. Как указывается в книге (с. 86, 93), в советское время образованные казахи и киргизы исконный язык обычно воспринимали как непрестижный, "язык дома", а русский считали не "колониальным языком", а полноценным средством информации и коммуникации. Среди национальных элит немало людей, знающих русский лучше, чем казахский или киргизский. Все это не может измениться быстро. Попытки же заменить русский язык английским пока мало что дали во всех шести государствах. В Узбекистане, Туркменистане, Таджикистане и отчасти в Азербайджане уровень владения русским языком никогда не был очень высок, а национальные языки никогда не были столь непрестижны, как в Казахстане и Киргизии. Однако авторы подчеркивают, что и в Казахстане ситуация медленно, но меняется в пользу казахского языка (с. 91). В то же время пока еще ни в одном из государств русский язык не низведен до уровня иностранного языка, везде его роль в повседневной жизни более значительна.

Различие между намерениями правящей элиты и реальностью хорошо видно на примере законов о языках. Принятые еще во время существования СССР, в 1989-1990 гг., эти законы составлялись без какого-либо учета языковой ситуации и мало соприкасались с жизнью (с. 110). Все они основывались на придании языку титульной нации статуса, не соответствовавшего его фактической роли. Лишь в Казахстане и Киргизии (а с 1994 г. и в Таджикистане) оговаривалась роль русского языка как языка межнационального общения.

Такое же расхождение отражено и в мерах, принимаемых для смены системы письма. Эта глава книги особенно интересна, поскольку информация о данном процессе доходит до России плохо и нередко с искажениями. Как показывают Я. Ландау и Б. Келлнер-Хайнкеле, отказ от кириллического алфавита (везде в пользу латиницы) официально провозглашен в трех государствах - Азербайджане, Узбекистане и Туркменистане. Значимым оказывается опыт Турции, которая для элит тюркских республик является примером для подражания. В Азербай-

стр. 206

джане и в Туркменистане орфография новых алфавитов максимально приближена к турецкой и никак не связана с той, которая существовала в 1920-1930-е годы (в Узбекистане такой ориентации нет). В трех других государствах пока сохраняется кириллица. В Казахстане и Киргизии это, по- видимому, связано с упомянутой выше большей ориентацией соответствующих титульных наций на русский язык и русскую культуру. В Таджикистане ситуация иная: здесь вообще не стоит вопрос о латинизации, но есть активные сторонники арабизации. Причина в том, что, с одной стороны, ни один иранский язык сейчас не пользуется латинским письмом, с другой - в стране значительно влияние Ирана. Однако и тут пока ограничились лишь реформой таджикской кириллицы, из которой исключены буквы, употреблявшиеся лишь в заимствованиях из русского (с. 145-147).

Как показано в книге, ни в одном из новых государств латинизация не закончена. Везде она более или менее последовательно проведена в двух сферах: на латинице пишутся вывески государственных учреждений, на ней издаются учебники для младших классов школы. А, например, книги, газеты и журналы по-прежнему печатаются кириллицей. Авторы приводят фотографии, свидетельствующие о полном алфавитном разнобое во всех трех республиках (наши наблюдения во время командировки в Ташкент в 1999 г. полностью подтверждают эти данные). Вот совсем недавний пример: азербайджанский писатель Анар, активный сторонник латинизации, жалуется в московской газете (Общая газета. 07.02.2002), что теперь азербайджанские школьники изучают латинский алфавит, хотя художественная литература все еще печатается на кириллице. Все это создает разрыв культурной традиции.

Я. Ландау и Б. Келлнер-Хайнкеле отмечают и еще один аспект латинизации, который часто не учитывается. Ряд языков Центральной Азии разорван вновь проведенными государственными границами, а языковая политика в новых государствах не едина. В частности, в узбекских школах Узбекистана вводится латиница, а в узбекских школах Киргизии сохраняется кириллица, ввиду чего учебники для последних перестали закупаться в Узбекистане и печатаются на кириллице в самой Киргизии (с. 201). Если такая ситуация продлится долго, языковое единство узбеков может нарушиться. В книге также рассматриваются попытки создания единого тюркского литературного языка или хотя бы единого тюркского алфавита на латинской основе. Такие идеи были популярны в начале 1990-х годов, но вряд ли можно ожидать их реализации.

В книге подробно рассмотрен процесс пополнения словарного состава и уточнения терминологии в новых государствах Центральной Азии и в Азербайджане; то и другое необходимо в связи с приобретением титульными языками этих государств функций, ранее выполнявшихся русским языком (в армии, дипломатии, крупной промышленности, технике, естественных науках и др.). Наряду с этим во всех шести государствах, хотя и с разной степенью радикальности, проявляется стремление в максимальной степени вытеснить из языка заимствования из русского. Показано, что основными источниками пополнения лексики оказываются чагатайский и другие старописьменные тюркские языки, арабский и персидский, тогда как лексика собственных диалектов используется (в отличие от 1920-1930- х годов) в малой степени (с. 148).

Рассмотрена в книге и дерусификация в области образования. И в этой сфере процесс идет неуклонно, хотя медленнее, чем предполагалось вначале: сказываются как нехватка средств. преподавателей и т.д., так и сложившиеся привычки людей. Например, такой факт: к 1998 г. лишь один инженерный вуз на территории Казахстана (в Усть-Каменогорске) перевел все обучение на казахский язык (с. 183-184). С одной стороны, это свидетельствует о том, что до полного вытеснения русского языка из престижных сфер жизни еще далеко. Но с другой - если учитывать, что до 1991 г. казахский язык в области техники и естественных наук практически не применялся, а Усть-Каменогорск был почти целиком русскоязычным городом, появление там уже через семь лет вуза, где все технические предметы читают по-казахски, показывает достаточно большую скорость дерусификации, которая, разумеется, может завершиться лишь после смены поколений.

Ситуация в новых государствах Центральной Азии и в Азербайджане далека от стабильности, и многое еще может измениться. Рецензируемая книга вышла летом 2001 г., но уже после этого произошел ряд событий. В Киргизии, пока единственной стране региона, русский язык объявлен вторым государственным языком. Это связано не только с ролью русскоязычного населения, которое продолжает уезжать, но и с большой престижностью русского языка для самих киргизов. Другое важное событие - ввод войск США и их союзников в четыре новых го-

стр. 207

сударства Центральной Азии, впервые в истории этих народов. Конечно, этот факт не приведет к немедленным результатам, но в долгосрочной перспективе может способствовать постепенному вытеснению в культурных сферах русского языка английским.

В целом книга Я. Ландау и Б. Келлнер-Хайнкеле разумна по своему подходу, содержит много фактов и весьма информативна.

Permanent link to this publication: