MEETING THE CHALLENGE OF PRIVATE SECTOR DEVELOPMENT.

Evidence from the Mekong Sub-Region by Federico Bonaglia.

Paris: OECD. Development Centre Studies. 2006. 150 p.*(1)

MIRACLE, CRISIS AND BEYOND.

A Synthesis of Policy Coherence Towards East Asia.

Paris: OECD. The Development Dimension. 2006. 88 p.**(2)

Центр по изучению проблем развития, под эгидой которого были подготовлены рецензируемые работы, создан в 1962 г, как независимое научное подразделение Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В его работе участвуют исследователи из развитых и развивающихся государств. Проблематика Центра включает изучение опыта экономического строительства в различных странах Юга, механизмов, способствующих (тормозящих) их модернизацию, методов снижения нищеты и возможностей поддержки этих усилий членами ОЭСР. На основе проведенных в развивающихся странах Азии обследований проводятся их обсуждения на региональных семинарах, финансируемых отдельными государствами ОЭСР. Чаще других в этой роли выступают США и Япония, особенно когда речь идет об Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), а также Великобритания.

Рецензируемые работы сближает возродившийся интерес к проблеме индустриализации в отставших странах, заметно снизившийся в последние десятилетия прошлого века. В ряде публикаций международных организаций того времени выражались сомнения в перспективности проведения индустриализации в ее "классическом" западном виде. Например, эксперты Организации ООН по промышленному развитию (ЮНИДО), мандат которой ориентирован на содействие промышленному росту в странах Юга, высказывались достаточно определенно в середине 1980-х гг.: во многих развивающихся странах наблюдается застой индустриализации, а в ряде случаев процесс пошел вспять. Еще резче вопрос был поставлен в ходе обсуждения проблем Африканского континента: может ли Африка индустриализироваться? Такого рода оценки стали результатом разочарования в политике промышленного роста на основе крупномасштабного производства с использованием капиталоемкой техники в странах с избыточным предложением низкоквалифицированной рабочей силы. Даже в немногих крупных странах, в первую очередь в Индии, индустриализация носила частичный характер, распространялась в основном на отдельные отрасли прорыва, обходя или частично меняя традиционную структуру экономики.

Однако опыт новых индустриальных стран Восточной Азии с опорой на импортно-экспортную ее модель способствовал новому признанию важности промышленности в условиях растущей глобализации, о чем и свидетельствуют недавние публикации ОЭСР. Директор Центра развития Л. Т. Катсели считает, что производители в развивающихся странах пытаются активней инкорпорироваться в международные производственные цепи, хотя все еще занимают в них низкотехнологичные позиции. Он задается вопросом, который в той или иной степени затрагивается в обеих публикациях: насколько политика правительств развивающихся стран способна повлиять на повышение конкурентоспособности частного сектора? Забегая вперед, отмечу, что ответа нет.

Ф. Бонаглиа исследует возможности экономического роста на примере четырех несхожих стран, объединенных по географическому признаку: быстро развивающийся Таиланд, подушевой доход которого втрое превышает аналогичный показатель формально социалистического Вьетнама, и входящие в группу наименее развитых государств Лаос и Камбоджа, пережившая трагический период геноцида ее населения и разрушения экономики при диктатуре Пол Пота. Свою задачу автор видит в том, чтобы предложить на уровне фирмы и отрасли методы поддержки правительством частного сектора в указанных четырех странах для повышения его роли в развитии. Позиция правильная, но не оригинальная. В докладе ПРООН 2005 г. отмечается, что частный сектор играет критически важную роль в политике преодоления бедности, поскольку

* Ф. Бонаглиа. Отвечая на вызовы развитию частного сектора. Опыт субрегиона Меконга. Париж: ОЭСР. Центр изучения развития. 2006. 150 с. (1).

** Чудо, кризис и так далее. Синтез политики взаимодействия с Восточной Азией. Париж: ОЭСР. Измерение развития. 2006. 88 с. (2).

стр. 202

малые и средние предприятия выступают как основные работодатели, поставщики массовых товаров, связующее звено с рынками. Однако решение проблемы частного сектора выходит далеко за пределы субрегиона Меконга, особенно по таким качественно важным категориям, как слабая законодательная база, неразвитость инфраструктуры, высокие трансакционные издержки, присущие большинству развивающихся стран. По мнению Ф. Бонаглиа, три страны субрегиона, за исключением Таиланда, не завершили переход к рыночной экономике. Как активный сторонник привлечения иностранного частного капитала, он видит в этом возможность для страны расширить доступ к мировому рынку и ноу-хау.

В обеих работах отмечается, что в относительно короткий период, с середины 1980-х гг., отношение к привлечению частного иностранного капитала в развивающихся странах начало качественно меняться в связи с новыми подходами к стратегии роста, ориентации на методы повышения занятости с целью снижения бедности. К тому же приток частного иностранного капитала направлен прежде всего в экспортные отрасли, что положительно сказывается на доходах стран, если, конечно, они не расхищаются. В качестве приоритетных для кооперации с иностранным капиталом названы три отрасли - текстильная, швейная и электроника. Не будь в этом перечне электроники, можно было бы сказать, что налицо ориентация на "ситцевую индустриализацию". Парадокс глобализации в том, что наряду с традиционными отраслями легкой промышленности одновременно предлагается сугубо современное направление индустриального роста.

Хотя развитие в субрегионе Меконга непосредственно увязывается с укреплением частного сектора, Ф. Бонаглиа признает, что местные фирмы не в состоянии гарантировать своевременность поставок, необходимое качество товаров и их стандарты. Локальные рынки в развивающихся странах малы, слабо связаны с мировыми, а внутренний спрос ориентирован на ограниченный круг товаров первой необходимости. Национальные предприятия, особенно мелкие, не способны освоить современные технологии и быстро реагировать на меняющиеся требования зарубежных потребителей. Наибольшие трудности представляет не только преобладание мелких, а в некоторых отраслях микропредприятий, но и масштабные позиции неформального сектора. "В среднем его доля в ВНП в 2000 г. составляла 41%, в переходных экономиках - 38, в странах ОЭСР - 18%. МОТ оценивает неформальную занятость в несельскохозяйственном секторе стран Субсахарской Африки в 78%, Латинской Америки - 57, Азии - в 45 - 85%" (1, с. 26). Величина разрыва в последнем показателе свидетельствует об отсутствии достоверных данных. Производство и занятость концентрируются на мелких предприятиях, причем только незначительная их доля относится к формальному сектору, это категория "ненаблюдаемой", как принято называть такую нишу в публикациях ОЭСР, экономики, аналог теневой.

Структура предприятий в промышленном секторе отличается высокой несбалансированностью. Немногочисленные крупные предприятия, обычно с участием иностранного капитала, сосуществуют с массой трудоинтенсивных мельчайших и мелких предприятий, выпускающих примитивную продукцию. Вкупе с низкой урбанизацией и слабостью инфраструктуры это формирует узкий покупательский спрос, который ограничивается товарами первой необходимости, произведенными с использованием традиционных орудий труда. Если вспомнить предложение американского маркетолога М. Портера характеризовать успешность предприятия в зависимости от наличия "ромба" определенных преимуществ (близости к рынку, к поставщикам, наличия технологий, людских ресурсов, организационных возможностей), то в развивающихся странах часть этих факторов либо отсутствует, либо они действуют недостаточно.

Одним из способов преодоления этих препятствий Ф. Бонаглиа считает объединение усилий правительства и частного сектора, в том числе путем активного участия частных предпринимателей в формировании национальных стратегий роста, например в "Стратегии сокращения бедности". Суть в том, что именно частный сектор создает основной вклад в ВВП и занятость. Но при этом автор отмечает неразвитость ассоциаций частного сектора, неинституционализированность его диалога с правительством. Чаще всего такие ассоциации представляют только городскую бизнес-элиту.

С многочисленными ссылками на публикации ООН, ОЭСР, Мирового Банка Ф. Бонаглиа подчеркивает необходимость стимулирования местного предпринимательства, включая в эту категорию всех частных акторов - бедных и богатых, индивидуумов и компаний, занятых связанной с риском деловой активностью, получающих прибыль в ходе рыночного обмена. Это определение, по мысли автора, в равной мере распространяется на мелкого фермера и МНК, что делает такой подход нечетким хотя бы потому, что позиции МНК и их финансовые возможности несопоставимы с возможностями местного мелкого предпринимателя.

стр. 203

Вторая работа контрастирует с субрегиональным исследованием Ф. Бонаглиа прежде всего своим амбициозным названием, хотя слово "чудо" давно уже принято при характеристике экономического роста в странах Восточной Азии. Но поскольку в работе затронут также азиатский финансовый кризис 1997 - 1998 гг., используются примеры стран Юго-Восточной Азии, постановка проблемы и цель существенно расширены. Авторы работы (к сожалению, персонально не названные) стремятся "извлечь основные уроки развития, основанные на реальном опыте наиболее продвинувшихся развивающихся экономик Восточной Азии, для стран с низким доходом в регионе, равно как и для многих развивающихся стран в других регионах" (2, с. 19). Поставленная задача не решена, и не могла быть решена из-за своеобразия путей и конкретных условий индустриализации четырех стран Восточной Азии - Гонконга, Сингапура, Тайваня, Южной Кореи. Гораздо сдержаннее формулирует задачу президент Исследовательского института политики при министерстве финансов Японии Терухиза Канаи в предисловии к рецензируемой работе: "Восточноазиатский опыт как конкретный пример (case study) позволяет обсудить широкий спектр взаимосвязей и взаимозависимостей" (2, с. 4). Налицо восточная стилистика, когда многое сказано, но ясности нет.

Действительно, экономическое развитие стран Восточной Азии произвело сильное впечатление на политиков и исследователей, стало предметом бесчисленных дискуссий. Их успехи очевидны: высокие темпы роста, увеличение подушевого дохода, постепенное снижение бедности, формирование сильного среднего класса как результат проведения экспортоориентированной индустриализации. По мнению авторов этой работы, речь идет "об одном из величайших экономических чудес всех времен" (2, с. 19). В подтверждение приведены впечатляющие сравнительные показатели: подушевой доход 57 стран Африки в 1950 г. составлял 894 дол., в 2001 -1489 дол., показатели 16 стран Азии, без Японии и Китая, составили соответственно за тот же период 685 и 5038 дол. (2, с. 21). Доля Восточной Азии в мировом валовом продукте поднялась с 11 до 27%, на основании чего авторы работы сделали вывод: "Одной из основных характеристик развития во второй половине XX в. было становление Восточной Азии как третьего полюса роста в мировой экономике" (2, с. 19).

Существенные социально-экономические сдвиги в этой группе стран Восточной Азии стали результатом успешной "концентрированной последовательной индустриализации (clustered, sequential industrialization)", в ходе которой была кардинально изменена структура ВВП (2, с. 23). В связи с этим авторы работы, ссылаясь на авторство японского исследователя К. Акаматсу (1961), возвращаются к ныне почти забытой модели "гусиная стая", хотя ее разработка относится к более раннему периоду.

Особо подчеркивается, что осуществление такой модели означало переход от производства трудоемких к выпуску капитало- и техноемких товаров, способных выдерживать конкуренцию на мировом рынке. Продвижение по этому пути сопровождалось ускоренной сервисизацией экономики, предъявляющей спрос на живой труд, что частично смягчало проблему занятости. Такой характер индустриализации во многом связан с ее поддержкой в разных формах, осуществленной Японией, остро нуждавшейся в новых рынках сбыта и в тот период не способной еще на равных конкурировать с товарами ведущих компаний Европы и США. Видимо, частые ссылки на роль Японии в проведении индустриализации стран Восточной Азии использованы для подкрепления тезиса авторов о необходимости расширения их контактов со странами ОЭСР, что в принципе полезно, но решающим фактором быть не может. Все же эндогенные условия, местные особенности той или иной страны сказываются сильнее.

Заслуживает внимания такое специфическое определение индустриализации в регионе, как "сцепление" (coherence) в целях развития (2, с. 19). Ссылаясь на опыт ЕС, авторы определяют политику сцепления как международный фактор, подразумевая под ним ответственность развитых государств за сохранение таких "общих благ", как открытые и стабильные мировые рынки, от которых зависит экономическое процветание всех стран. С этой несложной истиной трудно спорить, однако положение в мировом хозяйстве не способствует равному распределению этих благ, богатым странам явно достается больший кусок пирога.

Как всегда, в анализе индустриализации стран Восточной Азии на первый план выдвинута их успешная ориентация на экспорт готовой продукции в точном соответствии с одной из основных идей ЮНИДО, что "промышленный экспорт это ключ к развитию". Не совсем понятно, почему используется термин "кластерный" применительно к индустриализации Восточной Азии. По мнению авторов, он реализуется в быстром росте экспортной доли готовой промышленной про-

стр. 204

дукции, в первую очередь машиностроительной и транспортного оборудования. Трудно согласиться с характеристикой такого типа промышленного развития как кластерного, поскольку указанные отрасли необходимы для расширения внутреннего рынка и отличаются большим диапазоном прямых и обратных связей. Замечу к тому же, что индустриализация на начальных стадиях объективно преобразует не всю экономику, а лишь отдельные отрасли, постепенно от нее стимулы модернизации передаются остальным, или же в большинстве развивающихся стран в ходе индустриализации создаются современные предприятия.

Особую роль отмеченной выше модели эксперты справедливо видят в том, что по сходному пути вслед за первыми четырьмя странами, названными "новыми индустриальными странами", двинулись их южные соседи - страны АСЕАН со средним подушевым доходом и такие гиганты, как Китай и Индия. Эта точка зрения получила широкое признание в работах, посвященных проблемам развития. Вместе с тем экспертам не изменяет здравый смысл, их вывод обоснован и актуален: "Не может быть единого рецепта (one-size-fits all) для всех развивающихся стран, так как это грозит серьезными рисками" (2, с. 63). Например, высказаны сомнения, что такая индустриализация под силу странам АСЕАН с низким подушевым доходом, а это как раз группа субрегиона Меконга, за исключением Таиланда. И такие оценки оправданны не в том плане, что индустриализация этих стран невозможна, а в том, что она потребует других сроков и механизмов.

Надо также принять во внимание гигантские масштабы распространения бедности в ряде стран АТР. Ее основными ареалами являются сельские районы, в которых концентрируется до 80 - 90% бедного населения (лондонский "Economist" точно выразил это положение словами: "Сельское хозяйство - парковка для бедных"). Аграрный сектор обеспечивает 40% занятости всей рабочей силы в ЮВА, за исключением Брунея, Малайзии и Сингапура, и 80% в Лаосе. Проблема бедности обострилась в конце 1990-х гг. в результате финансового кризиса в регионе. Доля населения, живущего на грани нищеты (near-poor), составила в Индонезии 58%, на Филиппинах - 43, в Таиланде - 27%. Это активизировало поиск путей экономического роста, как основного метода снижения уровня бедности, что закреплено в программе Тысячелетия ООН (2000), одной из основных целей которой было снижение вдвое масштабов бедности. Однако, как всегда бывает с выполнением амбициозных программ, ее реализация натолкнулась на существенные трудности, прежде всего в наименее развитых странах.

Любопытна в работе трактовка влияния финансового кризиса на правительственную политику затронутых им стран. Принятые государствами меры направлены на предотвращение или, по крайней мере, снижение рисков и остроты кризисных явлений. Вольно или невольно авторы следовали известному шумпетеровскому тезису о кризисе как "созидательном разрушении". По их оценке, финансовый кризис сыграл "роль катализатора в продвижении реформ во всех странах, его переживших" (2, с. 48). Это сказалось в либерализации и дерегулировании иностранных частных инвестиций, более внимательном мониторинге банковских операций.

Авторы правы, отмечая связь успехов НИС - первопроходцев с позитивными тенденциями в мировом хозяйстве в 1970-х - начале 1980-х гг., с благоприятным обменным курсом валют, технологическими новациями, способствовавшими сдвигам в мировой промышленной структуре. Это заметно контрастирует с современной ситуацией - обострением конкуренции в масштабах мирового хозяйства, нарастанием агрессивного экспорта Китаем дешевых трудоемких товаров, что заметно ухудшило перспективы экономически отставших стран АТР, испытывающих их давление на свои внутренние рынки.

Из рецензируемых работ становится очевидно, что трудности роста побудили многих исследователей и практиков обратить внимание на особенности институциональной среды в развивающихся странах АТР. Этот интерес был также стимулирован не в последнюю очередь азиатским финансовым кризисом 1997 - 1998 гг., показавшим уязвимость национальной банковской системы в ряде стран региона, построенной на принципах так называемого crony capitalism, использовании "горячих денег" и хронического невозвращения кредитов, выдававшихся "своим" заемщикам. Показательно, что в начале 2007 г. МВФ предупредил коммерческие банки Вьетнама об опасности предоставления займов местным предпринимателям, использующим их в игре на бирже и не возвращающим в оговоренные сроки.

Институционализм исходит из приоритетности официальных законодательных норм, институтов, определяющих рамочные условия функционирования общества, в том числе бизнеса, и граждан, "феномен Восточной Азии предполагает, что правительства играют важную роль во многих сферах, значимых для устойчивого роста..." (2, с. 25). Слабость государственных институтов наряду с наличием обширных слоев населения, для которых сохранение коллективистских общинных

стр. 205

традиций - обычай, а не закон, остается основной формой выживания, резко снижает инновационную адаптивность экономики, тормозит становление современных рыночных механизмов.

Несмотря на различия в скорости и масштабах индустриализации в АТР, ее слабость в ряде стран, произошли существенные сдвиги на рынке труда в регионе. Китай, Индонезия, Филиппины стали поставщиками рабочей силы, Тайвань, Япония, Южная Корея - ее реципиентами, хотя и стремящимися максимально ограничивать приток мигрантов законодательными мерами. Таиланд и Малайзия экспортируют неквалифицированную рабочую силу и привлекают высококвалифицированных специалистов. Поступления от мигрантов стали неотъемлемой частью доходов национальных экономик, поддерживая уровень жизни в некоторых странах Восточной Азии, особенно на Филиппинах, где переводы составили свыше 9% ВВП в 2002 г. В 2006 г. переводы от 10 млн. филиппинцев, проживающих за рубежом, достигли 12.8 млрд. дол. Это только видимая часть притока, поскольку значительные средства поступают по неофициальным каналам (havala). В рецензируемой работе подчеркивается новое содержание самого процесса миграции: это скорее "обмен мозгами", "циркуляция мозгов", а не прежняя "утечка мозгов". В связи с этим закономерна ссылка не только на значение переводов мигрантов, но и на роль предпринимательской диаспоры, например, из Китая и Индии, в организации в стране происхождения IT-предприятий и услуг. Представляется, что значение этих особенностей современной миграции будет усиливаться в модернизации стран региона, но сам этот процесс во многом зависит от политики развитых государств Запада в отношении притока рабочих рук извне.

Рост численности квалифицированной рабочей силы способствовал тому, что местные предприятия в таких отраслях, как производство тканей и одежды, постепенно начинают втягиваться в международное разделение труда по каналам МНК. Это связано с изменением роли последних в мировом хозяйстве. (Характерно выступление руководителя IBM на ежегодной встрече инвесторов этого гиганта в июне 2006 г., когда его стратегия была определена как строительство "глобального интегрированного предприятия".)

В мировой ценовой цепи МНК становятся "производителями без предприятий" (manufacturers without factories), переводя производство в менее развитые страны на основе субконтрактности, аутсорсинга. "Глобализация производства развивалась на основе так называемого треугольника, начиная с Азии" (1, с. 59). Это - типичная практика перемещения производств с учетом сравнительных преимуществ, в данном варианте дешевой рабочей силы и близости к источникам сырья в АТР. Крупные западные торговые фирмы добиваются эффективности всей цепи, используя частую смену моделей, дизайна изделий, малые их партии, ставя поставщикам жесткие требования в том, что касается не только качества, но и сроков исполнения заказов (например, в течение недели). Такие требования в условиях низкого уровня механизации предприятий и недостаточной квалификации работников повышают риск неопределенности для местных производителей.

Рассуждая о перспективах экономического роста стран Восточной Азии на национальном и региональном уровне, эксперты вновь возвращаются к проблеме институций: "Надлежащее управление можно рассматривать как пакет "хороших институций", что включает демократию, честную эффективную бюрократию и законодательство, реальную защиту прав частной собственности. .. и хорошо функционирующую финансовую систему" (2, с. 57). С этими благими пожеланиями никто не спорит. Проблема в другом - как перейти к такой форме управления? Следуя политкорректности, обязательной для международных организаций, авторы формулируют свою позицию весьма обтекаемо: "Система управления, преобладающая в Восточной Азии, основана на родственных связях по сравнению с системой, основанной на законе, принятой на Западе". Еще одна рекомендация возвращает читателя к уже неоднократно упоминавшейся ссылке на полезность взаимодействия с Западом: "Восточноазиатские страны могут заимствовать положительный опыт других развитых стран" (2, с. 58). Опыт, рекомендации, разумеется, важны, но это лишь вторичные инструменты, которые могут быть использованы для ускорения экономического роста, в том числе путем поддержки частного предпринимательства.

Рецензируемые работы еще раз подтверждают, что на современном этапе политика индустриализации на национальном уровне тесно взаимодействует с мировым хозяйством. Но анализ различных форм такого "сцепления", если употребить приведенный в тексте термин, полезен. По сути, это - использование сравнительных преимуществ в условиях нарастающей глобализации. К сожалению, обе работы грешат перекосом в сторону "культуры экономизма", социальные аспекты затронуты сравнительно слабо, хотя опыт Восточной Азии, особенно НИС первой волны, дает интересную основу для оценки, например, поведенческих стереотипов и их роли в становлении современных экономик.

Permanent link to this publication: