26-28 ноября 2015 г. состоялась очередная, 5-я, юбилейная проблемно-методологическая конференция под этим названием, организатором которой, как и прежде, выступал Отдел памятников письменности народов Востока ИВ РАН, посвященная памяти недавно ушедшего от нас выдающегося ученого Магомеда-Нури Османовича Османова (1924-2015), на протяжении многих лет возглавлявшего сектор текстологии и литературных памятников отдела. Последние годы своей жизни М.-Н. О. Османов жил и работал в родном Дагестане, и знаменательно, что именно в этот раз значительную часть программы научного форума составили доклады дагестанских исследователей-источниковедов.

Открывая конференцию, воспоминаниями о М.-Н. О. Османове поделился чл.-корр. РАН В. М. Алпатов (Ин-т языкознания РАН). Н. И. Пригарина (ИВ РАН), ставшая преемницей М.-Н. О. Османова на посту руководителя сектора текстологии и литературных памятников, рассказала о личности ученого и его творческом пути.

О важной части деятельности М.-Н. О. Османова - работе над критическим изданием текста поэмы Фирдоуси "Шах-наме" - шла речь в докладе Л. Г. Лахути (ИВ РАН) "Национальный персидский эпос между суфийской традицией и доисламским прошлым Ирана". Она говорила о связи этих двух областей научных интересов ученого. Исследовательница отметила, что "Шах-наме" как произведение доисламской эпохи воспринималось двояким образом. Порой оно трактовалось как простое собрание сказок и историй, лишенное внутреннего смысла, в других же случаях, напротив, отмечалась причастность Фирдоуси к суфийской традиции. О символах и загадках в своем повествовании, внутренний смысл которых надо уметь раскрыть, не раз говорил и сам поэт. В докладе обсуждалось восприятие символического измерения национального эпоса различными представителями суфийской традиции и его возможное влияние на развитие некоторых специфических черт иранского суфизма.

Н. Ю. Чалисова (РГГУ, ШАГИ РАНХиГС), представившая доклад "Суфийский nafs как термин доктрины и персонаж жития: проблемы перевода", посвятила его одному из ключевых понятий суфизма - животному началу в человеке. В суфийской психологии, термин приобрел особое значение, а перипетии борьбы с nafs составили особый кластер сюжетов суфийского житийного нарратива. В первой части доклада была прослежена история термина nafs и формирование коннотации "низменная душа". Во второй части обсуждалось функционирование термина в "Поминаниях друзей Божьих" Фарид ад-Дина Аттара, где nafs выступает как самостоятельный персонаж, наделенный могуществом большим, чем сам Иблис. По мнению исследовательницы, в таких контекстах переводы типа "низменная душа" оказываются неудобными и по сути неверными. В заключении ею были предложены варианты перевода, указывающие не на "степень" души, а на собственное "я" человека.

ГОРЯЕВА Любовь Витальевна - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, l.goriaeva@yandex.ru.

стр. 187
Доклад ""Фихрист ал-кутуб" типографии М. Мавраева "Ал-Матба'а ал-Исламийа" как источник по истории культуры Дагестана начала XX в." М. Н. Османова (ИИАЭ ДНЦ РАН) посвятила деятельности типографий, выпускавших в этот период литографированную продукцию на арабском языке. Крупнейшей из них была исламская типография М. Мавраева "Ал-Матба'а ал-Исламийа", использовавшая для рекламы своей продукции торговые каталоги "Фихрист ал-кутуб" ("Список книг"), являющие собой не только коммерческие, но и научно-исторические документы, дающие представление о состоянии науки, образования, идеологии и культуры региона в указанную эпоху. Каждый из выпусков каталога предваряло вступительное слово М. Мавраева, характеризующее его как человека, стремящегося сделать книгу доступной каждому дагестанцу, вне зависимости от его материального положения и социального статуса. По мнению докладчицы, перевод фихристов с арабского языка и их изучение поможет дать более четкую картину культурной жизни дагестанского общества начала XX в.

У. П. Стрижак (МГПУ) в докладе "Когнитивная интерпретация японского поэтического текста (на материале сборника "Сто стихотворений ста поэтов")" анализировала интерпретационные возможности перевода таких текстов на примере стихотворения N 17 из японской поэтической антологии 1235 г. Автор доклада проследила историю интерпретации одного из ключевых образов этого стихотворения и отметила, что ее вариативность на протяжении столетий продолжала оставаться предметом опосредованной дискуссии филологов различных исторических эпох.

О важном элементе арабской народной культуры недавнего прошлого шла речь в докладе Д. В. Микульского (ИВ РАН) "Тунисские издания простонародных (так называемых желтых) книг: из личной коллекции". Исследователь отметил популярность подобных изданий в арабских странах, в частности в Северной Африке, сохранявшуюся вплоть до 70-х гг. XX в., и дал краткое описание одиннадцати "желтых книг" из собственного собрания. По мнению докладчика, большинство этих изданий представляют собой памятники простонародной литературы, как занимательной, так и религиозно-назидательной. Несмотря на немногочисленность образцов "желтых книг", имеющихся в распоряжении ученого, они способны дать представление об интересах массового североафриканского читателя недавнего прошлого: это простонародные повествования, трактаты "практического" характера и "препарированные" исторические сочинения.

В докладе Л. Д. Танеевой (ИСАА МГУ) ""Хроника Мыанг Нгын Янг Чиангсэн": первые результаты исследования" рассказывалось о памятнике поздней тайской летописной традиции, ранее не переводившемся на европейские языки и содержащем датированные сведения по истории ряда северных мыангов (государственных образований, состоящих из столицы и подвластной ей территории) с VII по XIX в. Докладчица показала, что текст памятника делится на две части, а большая из них нарративная - в свою очередь - на легендарную и собственно-историческую части. В целом текст "Хроники Мыанг Нгын Янг Чиангсэн" неоднороден по составу и включает различные устойчивые элементы - "структурно-жанровые группы", различающиеся как по содержанию, так по стилю и назначению.

З. А. Магомедова (ИИАЭ ДН РАН) посвятила доклад "Письма наибов Дагестана как источник по социально-экономической и политической жизни дагестанского общества середины XIX в. (по материалам Рукописного фонда ИИАЭ ДНЦ РАН)" собранию арабоязычных эпистолярных документов, которые до сего дня почти не нашли отражения в научной и справочной литературе. Исследовательница отметила разнообразие тематики писем, содержащих распоряжения и наставления наибам по наложению штрафов и наказаний, постановления по решению тяжб, переписку с царскими властями, воззвания к отдельным обществам, информацию о внутреннем положении в имамате и ходе военных действий, жалобы и прошения к наибам и т.д. Переписка охватывает почти все сферы жизни дагестанского общества указанного периода и тематически делится на две группы: письма политического содержания и письма, включающие сведения социально-экономического характера.

В своем докладе "Тексты пирамиды Пепи I: проблемы и перспективы изучения" Ю. А. Пронина (ИВ РАН) рассказала о реконструкции надписей на стенах подземных помещений усыпальницы Пепи I, фараона VI династии древнего Египта. Она подчеркнула, что важным достижением исследователей из Французской археологической экспедиции в Саккара стало создание новой системы обозначений, основанной на расположении текстов в пространстве пирамиды. Анализируя систему расположения ряда надписей в гробнице Пепи I, она отметила, что между содержанием текстов и их расположением обнаруживаются некоторые закономерности. Однако в эпоху создания усыпальницы канон размещения текстов в пространстве царских гробниц еще

стр. 188
не успел выработаться, и проблема порядка чтения текстов пирамид остается у специалистов одним из дискуссионных вопросов. Наиболее убедительны, считает исследовательница, мнения тех ученых, которые читают тексты пирамид, начиная от погребального покоя - сакрального центра пирамиды - и далее к выходу, куда устремлялась, по представлениям древних египтян, душа воскресшего царя.

М. Сахокия (Тбилисский гос. ун-т, Грузия) посвятила доклад "Опыт литературного перевода древнеперсидских надписей: Ахемениды по-грузински" интерпретации текстовых материалов историко-эпиграфических памятников и определению их жанровых характеристик с помощью анализа структуры текста. Такие особенности надписей, как повторы аналогичных контекстов, использование сакральных формул, парономазии, этимологических фигур, тавтологии, традиционных определений и эпитетов, а также метр и ритм отдельных участков текста ахеменидских надписей могут быть переложены на грузинский язык. Автор доклада анализирует возможности творческой интерпретации текстов этого ряда, конкретные параметры соотношения оригинала и перевода. По мнению исследовательницы, художественно-литературные переводы, выполненные специалистами, служат ознакомлению широкого круга читателей с древними культурами, существуя параллельно с академическими переводами, более точными подстрочниками или собственно лингвистическими переводами, где воспроизводятся точные соответствия грамматических форм.

Доклад Б. Е. Рашковского (ВГБИЛ) "Вступление ("Таблица народов") к арабскому переводу книги "Иосиппон" как источник по истории раннесредневековой Европы" был посвящен средневековому переложению "Иудейской войны" Иосифа Флавия, написанному на иврите анонимным автором в первой половине - середине X в. в Южной Италии на основе латинской версии этого труда. Наибольший интерес в среде исследователей традиционно вызывает первая глава книги - "Таблица народов", или перечень названий народностей и племен раннесредневековой Европы, родословная которых возводится автором к библейскому патриарху Яфету. Внимание докладчика было обращено на одну из пяти основных редакций "Иосиппона" - перевод книги на арабский язык, отражающий наиболее ранний текст книги. Автор также рассмотрел вопрос о влиянии арабоязычных источников на возникновение арабской версии книги в свете полемики по этому вопросу в новейшей историографии "Иосиппона".

О. И. Лебедева (РГГУ) в докладе "Статья Тояма Сёити "Будущее японской живописи" в контексте искусствоведческих дискуссий рубежа XIX-XX вв." рассказала о полемике вокруг сюжетов, связанных с искусством и эстетикой, развернувшейся в Японии в эпоху Мэйдзи - время построения "национального государства". Она развернулась вокруг дихотомии нихонга - ёга ("японские картины" - "картины в западном стиле"). Докладчица обратила внимание на дискуссию вокруг живописи на исторические сюжеты, начавшуюся после публикации в 1890 г. лекции Тояма Сёити "Будущее японской живописи" ("Нихон кайга-но мирай"), на русский язык прежде не переводившейся. По словам Тояма, художники ёга лишь копируют работы и стилистику европейских мастеров, тогда как искусство должно соответствовать своему времени. В качестве подходящих сюжетов Тояма Сёити предлагал "жанровые сценки из повседневной жизни". Лекция имела большой резонанс и вызвала острую полемику. Тем не менее, начиная с 1890-х гг. традиционная живопись стала "старой историей", воспеваемой в националистическом дискурсе, а живопись маслом в европейском стиле - его "литературным" оформлением.

О богословской полемике между "салафитами" и "традиционалистами" в Дагестане начала XX в. говорилось в докладе Р. С. Абдулмажидова (ИИАЭ ДНЦ РАН) "Критика "салафизма" в сочинении суфийского шейха Мухаммада ал-Асали "ал-Аджвиба ал-Асалийа фи радди шубах ал-ваххабиййа" ("Ответы ассабца для опровержения ваххабитских сомнений")". В ходе полемики с "салафитами", в частности с Мухаммедом, сыном Абдурашида ал-Харакани, и появилось исследуемое автором доклада сочинение, написанное в традиционной для мусульманской полемической литературы форме, когда берется цитата из сочинения оппонента и затем на нее дается ответ. Свою мотивацию для создания сочинения Мухаммад ал-Асали объяснял тем, что по исламским канонам человек, обладающий знаниями, должен высказывать свою позицию. В центре внимания автора - вопросы следования правовым школам (мазхабам), наделения кого-либо, кроме Аллаха, сверхъестественной силой, обвинения в неследовании Корану и Сунне, обвинения в многобожии (ширке), под которым подразумевается поклонение шейхам, вопросы, связанные с посредничеством (тавасуль) и заступничеством (шафаат), статусом Пророка в исламе. Докладчик особо подчеркнул, что тональность дискуссии между двумя дагестанскими богословами начала XX в. имела гораздо менее ожесточенный характер, чем в настоящее время.

стр. 189
Е. В. Тюлина (ИВ РАН), представившая доклад "Скульптура и жертвоприношение (по текстам о строительстве и изобразительном искусстве из пуран)", опиралась на материал трактатов по вастувидье - традиционной отрасли знания в древней и средневековой Индии, связанной со строительством, архитектурой и изобразительным искусством. Отмечалось, что часть этих трактатов была посвящена созданию скульптурных изображений основных богов индуизма, причем этот процесс рассматривался и описывался как обряд принесения жертвы. На всех этапах создания статуи предписывались многочисленные жертвоприношения и ритуалы, призванные вдыхать жизнь в тело создаваемого образа бога. Подобные обряды и их описание сформировали особое представление о творении и рождении как строительстве из отдельных частей и элементов, и создание текста также стало восприниматься как такого рода конструирование. Особенно ярко это прослеживается в форме построения пуран огромных сводов знаний о предметах, образующих одновременно тело вселенной, историю ее формирования, а также самого бога, который проявляется в многообразии мира.

В докладе "Проблемы перевода и интерпретации "измерений" Понта Евксинского у Геродота" С. В. Браташова (Саратов) рассмотрела методы исчисления расстояний, предлагаемых "отцом истории" - Геродотом применительно к юго-восточному побережью Черного моря, входившему в V в. до н.э. в состав державы Лхеменидов. Докладчица отметила, что Геродот измерял длину так называемой Царской дороги в персидских фарсахах (парасангах). Для измерения пробега судна персы использовали протяженность береговой линии в фарсахах. При суммировании интервалов лоции в фарсахах становится понятно, что именно из нее Геродот позаимствовал тридцать дней путешествия "пешехода налегке" для своего пути от Меотиды до Фазиса. Исследовательница подчеркнула, что новая интерпретация "геродотовых измерений" Понта, понимание истинного возраста источников топографических знаний Геродота подтверждаются реальной скоростью протекания геологических процессов. Знание этого возраста позволяет несколько иначе взглянуть также на крайне важные расхождения лоций Арриана и Псевдо-Арриана, созданных в разное время.

Л. С. Гущян (РЭМ, СПб.) в докладе "Музейные документы РЭМ как исторический источник (по материалам экспедиции А. А. Миллера в Ванскую область в 1916 г.)" обратилась к такому важному типу письменных памятников, как описания предметных коллекций, позволяющие определить систему фиксации экспонатов на протяжении всего периода деятельности музея. За время экспедиции заведующий этнографическим отделом Русского музея А. А. Миллер следовал принятой схеме регистрации коллекций, включая указание места приобретения и местного, т.е. диалектного названия предмета, что позволяло проводить лингво-этнографические исследования. Наряду с предметами быта им был собран обширный лингвистический материал, в основном терминологический, топонимический и ономастический. По мнению автора доклада, документы, относящиеся к ванской экспедиции, свидетельствуют о кратковременном возврате к комплексному лингво-этнографическому подходу в изучении традиционной культуры, от которого впоследствии музейные исследователи отказались в пользу изучения предметного аспекта памятников материальной культуры.

Тема была продолжена в докладе Р. Ш. Зельницкой (РЭМ, СПб.) "Абхазская традиционная терминология в музейной документации РЭМ (по материалам экспедиции А. А. Миллера в Абхазию в 1907 г.)", в котором была сделана попытка проанализировать лингвистический аспект этнографических исследований, проведенных ученым в районах Кавказа. Основными источниками являются отчет А. А. Миллера и коллекционные описи РЭМ, впервые введенные в научный оборот. В результате экспедиции был собран вещевой материал, в полной мере отражающий быт абхазского народа, и зафиксированы как общеабхазские, так и узколокальные термины, обозначающие ряд реалий и понятий.

Фереште Рафи (Иран) в докладе "Сюжетное сходство поэмы "Медлум и Лейли" Велимира Хлебникова с персидскими фольклорными версиями "Лейли и Меджнун"" продолжила тему русско-персидских литературных связей, которая находится в центре ее исследовательского внимания. Она отметила роль Низами Гянджеви в популяризации этого сюжета, подчеркнув, что следы истории о любви Лейли и Меджнуна встречаются также в персидском фольклоре - устных преданиях разных областей Ирана. Автор доклада обнаружила ряд соответствий между поэмой В. Хлебникова "Медлум и Лейли" (1911) и персидскими народными преданиями.

Погребальный и заупокойный ритуалы, запечатленные в древнейших египетских текстах - тема доклада О. И. Зубовой "Осирис-Царь и Царь-Осирис в Текстах Пирамид". Она подчеркнула, что именно в этих ритуалах миф об Осирисе, составлявший суть древнеегипетских сотериологи-

стр. 190
ческих представлений, отразился наиболее ярко. Являя образ Осириса, обретая его плоть, имя и связанные с ним предания, умерший царь сохранял черты собственной личности. Имя Осириса как самостоятельной сущности значительно реже встречается в Текстах Пирамид, чем имя Царя-Осириса, Осириса - имярек. Исследовательница отмечает, что в эпоху Текстов Пирамид царь, как и любой человек, боялся быть осужденным на загробном суде, однако, как правило, имена воскресшего и Осириса виделись пребывающими в полной гармонии. Уподобление образов царя и Осириса раскрывает глубокий богословский смысл их взаимоотношений: обожение смертной плоти и ее преображение в осирическую - бессмертную; нераздельность и неслиянность человеческой и божественной природ воскресшего в Осирисе.

М. Б. Демченко (РПУ им. Св. Иоанна Богослова) в докладе "Особенности использования лексем суфийского происхождения в средневековой североиндийской мистической поэзии (на примере поэмы Югалананьи Шарана "Шри Намаканти")", обратился к проблеме взаимовлияния мистической поэзии на синтетическом языке сант-бхаша, с одной стороны, и суфийской поэзии - с другой. Он рассмотрел отдельные строки из сборника классика поэзии расиков-рамаитов XVIII в. Югалананьи Шарана "Шри Намаканти", где автор неоднократно прибегает к выразительным средствам, заимствованным из суфийской поэзии, включая отдельные лексемы и поэтические образы. Как отметил докладчик, исследователь подобных текстов должен определить цели использования автором указанных выразительных средств, а переводчик - попытаться передать лексические и стилистические особенности рассматриваемых отрывков, не упустив их исламский (суфийский) оттенок и не уклонившись при этом от общей канвы повествования.

Доклад М. В. Бабковой (ИВ РАН) "Прямая передача учения и трактат Догэна "Буддийские сутры"" был посвящен трансляции учения чаньской школы цаодун в творениях японского мыслителя, "наставника созерцания" Эйхэя Догэна (1200-1253). В школе тэндай, которой принадлежал Догэн, на смену принципу "верной передачи" учения от наставника к ученику, принятому в школе чань, пришло равновесие между необходимостью личного общения с наставником и опорой на писания. В трактате Догэна "Буддийские сутры" утверждается, что единая истинная реальность - природа будды - проявляется в каждом явлении мира и что в жизни общины чтение сутр должно быть обязательной практикой. Докладчица подчеркнула, что в трактате "Буддийские сутры" Догэн подстраивает принцип прямой передачи учения под свои взгляды, оставаясь при этом в русле традиции.

Е. Н. Левченко (Москва), в докладе "Макура-котоба в древнеяпонском языке: морфология, семантика, герменевтика" сосредоточила внимание на одном из специфических средств художественной выразительности, присущем японской поэзии. Проведя лингвистический анализ макура-котоба и предложив его герменевтическое толкование, она попыталась объяснить западному читателю смысл и цель использования макура-котоба в ранних поэтических формах. Отмечалось, что этот элемент художественного языка принято определять как постоянный эпитет, хотя, с одной стороны, это определение не охватывает собой все его характеристики, а с другой - некоторые постоянные эпитеты находятся за рамками макура-котоба. В мировой японистике макура-котоба остается малоизученным предметом, хотя в нем в очень сжатой форме отразилась начальная стадия развития японской культуры, равно как и японского мировоззрения и религиозных установок.

М. Г. Шехмагомедова (ИИАЭ ДНЦ РАН) в докладе "Апологетика суфизма в трудах дагестанских богословов конца XIX - начала XX в.: краткий обзор источников" обратилась к полемике, разгоревшейся в религиозной среде мусульман Северного Кавказа в период проникновения в регион идей "салафизма", когда дагестанские ученые-богословы (суфийские шейхи) создали ряд сочинений на арабском языке с опровержением этого учения. Исследователь проанализировал четыре сочинения, принадлежавших перу суфийских богословов Хасана-Хелми ал-Кахи и Мухаммада ал-Асали, дав подробное представление о характере и содержании идеологического противостояния дагестанских суфиев и "салафитов".

Ш. Р. Мингазов (Москва) доклад "Иоанн Никиусский: последствия ошибочного перевода источника" посвятил неверной интерпретации ряда имен собственных, встречающихся в "Хронике", принадлежащей перу коптского епископа конца VII в. Иоанна Никиусского. Как отметил докладчик, первый переводчик "Хроники" Х. Зотенберг произвольно изменил имена некоторых ее персонажей. Так, на основании неточного перевода и сомнительной исторической интерпретации личность Кетрадеса, упоминаемого лишь в "Хронике", Зотенберг отождествил с Кубратом - правителем Великой Болгарии, и это заблуждение стало повторяться в позднейшей научной литературе. Изучив все имеющиеся рукописи "Хроники", выступавший указал на допу-

стр. 191
[ценную Зотенбергом ошибку и предложил собственный перевод соответствующего фрагмента текста со староэфиопского языка на русский.

О новых, современных методах работы с источниками говорилось в докладе И. Р. Саидбатталова (Баш.ГУ) "Проблемы и перспективы изучения арабографичных письменных памятников Башкортостана средствами компьютерной филологии". По мнению автора, оцифровка памятника необходима для расширения доступа к ним и обеспечения большей сохранности бумажных оригиналов, что существенно облегчает возможности их учета и позволяет представить их как единую систему. Докладчик указал на трудности, связанные с переводом текстов в машиночитаемый формат, поскольку ни одна из имеющихся программ оптического распознавания знаков арабского алфавита не приспособлена для языка тюрки, употреблявшегося в Башкортостане до 1920 г., не говоря о том, что все эти программы непригодны при работе с рукописными арабскими почерками. Единственным возможным вариантом оцифровки может быть использование самообучающихся программ для печатных текстов и ручной ввод для рукописных с последующей статистической обработкой орфографических вариантов, составлением указателей, а затем и словарей словоформ и морфем языка тюрки Урало-Поволжья.

С. Ч. Офертас (ИВ РАН), в докладе "Неужто Богиня говорит во сне? Объяснение трудностей употребления перфекта в "Паратришикавиваране" Абхинавагупты" проанализировал толкование одной из грамматических форм, которое этот философ дал в своем комментарии к фрагменту из "Рудраямала-тантры", известному как "Паратришика". Как отметил докладчик, в древнеиндийском языке формы глагола, относимые к прошлому, отличаются степенью эвиденциальности: в отношении произошедшего - "аорист", несегодняшнего - "имперфект", при отдаленном от свидетельств - "перфект". Поздние грамматисты стали интерпретировать этот ряд, исходя из обратного, что привело к ошибкам в толковании их употребления: аорист стал adyatane и pratyakse - связанным с сегодняшним днем и наглядностью, а перфект - как apratyakse действие заочное, с непосредственным восприятием не связанное. Абхинавагупта дал свою трактовку употреблению в "перфекте" слов: devī uvāca "Богиня сказала", и свел смысл этого выражения к первому лицу, делая его средством "пратьябхиджни" - узнавания того, чем является сам субъект.

Доклад ""Оценки прославленных художников эпохи Сун" Лю Даочуня. Что текст может рассказать об авторе, когда источники молчат" О. С. Панова (ИВКА РГГУ) посвятила одному из ранних сочинений по истории китайской живописи конца X первой половины XI в., авторство которого традиция приписывает Лю Даочуню. Косвенные данные позволили установить годы жизни автора, время создания сочинения и даты его биографии, а также почетные и посмертные титулы исторических лиц, упоминающихся в сочинении. Как выяснила исследовательница, сочинение было закончено между 1055 и 1059 гг., и его автор застал большую часть правления четвертого сунского правителя Жэнь-цзуна. Внимательное прочтение текста показало, что при его написании Лю Даочунь опирался не только на литературные источники, но и на устные сообщения и личные воспоминания. Предложенный подход к изучению его биографии частично восполнил существующие пробелы, однако оставил много нерешенных вопросов, требующих дополнительной работы с большим массивом текстов.

В докладе А. А. Янковской (МАЭ РАН, СПб.) "Путешественники и компиляторы: "рассеянное" авторство в средневековой арабской географической литературе" говорилось о сложностях атрибуции и датировки текстов указанного жанра. Докладчица выделила три основных способа их создания - описание собственных наблюдений, запись устных рассказов с чужих слов и копирование фрагментов из сочинений других авторов. Формы, которые коллективное авторство принимало в средневековой арабской географической литературе, рассматривалось в докладе на примере нескольких произведений различных жанров - таких, как "Известия о Китае и об Индии" Абу Зейда ас-Сирафи, "Чудеса Индии" Бузурга ибн Шахрияра, "Книга путей и стран" Ибн Хордадбеха и "Путешествие" Ибн Баттуты.

Е. Б. Смагина (ИВ РАН) в докладе "Названия драгоценных камней в Библии и апокрифах: проблемы перевода" рассмотрела мотив уподобления двенадцати апостолов двенадцати драгоценным камням, содержавшийся в тексте на коптском языке, датируемом VII-VIII вв. Подобное сравнение неоднократно встречается в раннехристианской литературе, начиная с Нового Завета, однако соответствующий раздел в коптском энкомии и сам перечень камней не совпадают ни с одним из известных нам уподоблений. В основе коптского списка двенадцати самоцветов лежит легенда из апокрифа, приписываемого Иезекиилю. Исследовательница обратила внимание на апокрифическую книгу I в. н.э. "Библейские древности" Филона Александрийского, где повеет-

стр. 192
вуется о драгоценных камнях, украшающих языческие статуи, наделенные сверхъестественными свойствами. Двенадцать самоцветов на одеянии первосвященника выступают здесь антиподами языческих камней. По предположению автора доклада, этот мотив является одним из вариантов реконструируемой легенды о двенадцати чудесных самоцветах, восходящей к апокрифу, в основе которого мог лежать агадический мидраш.

В своем докладе ""Авторское право" в японской средневековой поэзии: список "слов, имеющих хозяина" (нуси ару котоба) Фудзивара-но Тамэиэ (1198-1275)" М. В. Торопыгина (ИВ РАН) рассмотрела прием хонкадори - "следование изначальной песне", состоявший в том, что в новое стихотворение включался материал известного поэтического текста. Она проследила, каким образом трактовался этот прием поэтами участниками поэтических турниров, и в частности Фудзивара-но Тамэиэ, составившим список произведений, которые не следовало использовать в качестве "основы" для новых стихов. В него вошло 42 стихотворения 19 авторов XI XIII вв., и, по замечанию Тамэиэ, использовать их было нельзя, поскольку они являлись собственностью того, кто их сочинил (вага моно то мотитару). Тем самым список Тамэиэ устанавливал своеобразное "авторское право" в средневековой японской поэзии.

Е. Д. Зарубина (ИВ РАН) в докладе "Ритуальные формулы и устойчивые сочетания в рукописи гадательной книги "Магид давар"" отметила, что ритуальные формулы, встречающиеся в колофоне и введении, имели функции легитимации, осуществляемой путем обращения к святому месту, человеку и письменному контексту, а также введения текста в культурное пространство, тогда как формулы и устойчивые сочетания в основной части рукописи конструировали последовательность тематических групп и показывали структуру ценностных установок общины и систему их интересов. Состав формул и выражений указывает на псевдоэпиграфический характер рукописи, структуру занятий общества, из которого происходит текст, и на систему ценностных установок целевой аудитории книги.

Д. А. Носов (ИВР РАН) и Р. Ю. Почекаев (НИУ ВШЭ СПб) представили совместный доклад "Значение монгольских переводов российских правовых актов для изучения монгольского права XVIII - начала XX в. (по документам из коллекции ИВР РАН)", в котором была дана характеристика собрания переводов законодательных актов и официальных документов Российской империи на монгольский язык, начиная с эпохи Петра I. Отмечалось, что монгольские правители уже в первой половине XVII в. поддерживали дипломатические, политические и экономические отношения с Россией. Хотя большинство из упомянутых рукописей имело бурятское происхождение, они использовались и представителями монгольской знати. Это подтверждается наличием в коллекции ИВР РАН двух ксилографических изданий, в которых на монгольском языке изложены основные сведения о политическом устройстве Российской империи, а также переводы некоторых законов. Говоря о задачах и перспективах изучения этих документов, докладчики указали, что оно требует сотрудничества представителей разных наук и дисциплин. Подобный комплексный подход будет способствовать существенному развитию представлений о правовой ситуации в Монголии в рассматриваемый период.

Т. А. Денисова (ИВ РАН, Центр исламских исследований, Малайзия), выступившая с докладом "Арабские персоналии в мусульманской историографии Джохора XVIII XIX вв.: два интересных уточнения", опираясь на джохорские хроники и, в частности, на "Тухфат ал-Нафис" ("Драгоценный дар") Раджи Али Хаджи, проанализировала данные о религиозной активности мусульманских ученых и наставников (как местных, так и выходцев из Ближнего Востока) в малайско-индонезийском регионе. Она указала, что малайские хроники, следующие общим канонам мусульманской анналистики, содержат богатый и разнообразный фактологический материал. Это позволило выступавшей установить личности ряда персонажей, упоминаемых в "Тухфат ал-Нафис", скорректировать некоторые даты и обстоятельства, относящиеся к общественной и интеллектуальной жизни Джохора и к его контактам с другими областями мусульманского мира.

Тему творчества автора "Тухфат ал-Нафис" продолжил Халиф Муаммар (Центр исламских исследований, Малайзия) в докладе "Раджа Али Хаджи о политике и государственном устройстве: рукописи "Тамарат ал-Мухиммах и Мукаддима фи Интизам Вазаиф ал-Малик"". Докладчик показал, что в них Раджа Али Хаджи сосредоточил внимание не на истории династии или режима власти, а на вопросах государственного управления. Его стремлением было показать, что правитель должен вершить дела, опираясь на установления религии. По мнению докладчика, Раджа Али Хаджи в полной мере владел искусством руководить правителем методом "сдержек и противовесов", не допуская, чтобы тот преступал границы дозволенного религией.

стр. 193
З. Б. Ибрагимова (ИИАЭ ДНЦ РАН) в докладе "Проблема "лжешейхства" в дагестанских арабоязычных полемических сочинениях начала XX в." предложила обзор наиболее значимых и крупных по объему произведений, давших начало полемике по проблеме "лжешейхства". Это сочинения, принадлежащие перу Шуайба ал-Багини и шейха Хасана ал-Кахи, где в самой нелицеприятной форме упоминались деятели, незаслуженно пользующиеся среди верующих репутацией суфийских духовных наставников муршидов. Это порождало ответную реакцию последователей муршидов. Примером подобного "отклика" на табакаты ал-Багини можно назвать небольшое сочинение Мухаммада ал-Хабши "Макалату ал-валийи Мухаммад бну Ахмад ал-Хабши ли масаили ал-ариф Шуайб афанди ал-Багини", в котором автор высказывается в защиту своих духовных наставников. Докладчица подчеркнула, что и поныне в Дагестане в суфийской среде проблема "лжешейхства" остается актуальной, но сейчас она лишь потерявший остроту отголосок полемики, происходившей в среде местных богословов в начале XX в.

О попытке реконструкции структурно-геометрических элементов содержания древнекитайской "Книги Перемен" шла речь в докладе В. В. Ткаченко (Ставрополь) ""Иероглифы структуры" в тексте "И Цзин"". Исследовательница отметила, что часть иероглифов в памятнике имеет отношение к геометрическим построениям на плоскости и в пространстве и предложила разработанный ею метод нанесения базовых элементов древнекитайских иероглифов на структуру чертежа "Великого предела". Она связала этот метод с понятием "вэнь", отражающим происхождение древнекитайской письменности (иероглифики) в форме проявленных на "поверхности" Универсума символов, которые идентичны татуировке на теле человека. В подтверждение необходимости учета геометрических структур при переводе древнекитайских философских текстов, докладчица привела фрагмент философского трактата Сюнь Цзы (313-238 гг. до н.э.) и подчеркнула, что его смысл при исключении из анализа геометрических построений является приблизительным и адаптированным только к культуре переводчика, но не самого автора.

Подводя итоги работы конференции, отмечу расширение круга ее участников. В 2015 г. на ней были представлены доклады не только московских востоковедов, но и ученых из Санкт-Петербурга, Саратова, Махачкалы, Ставрополя и Уфы, а также исследователей из Малайзии, Грузии и Ирана. Междисциплинарный характер конференции, ее сосредоточенность не столько на страноведческой специфике, сколько на методах работы с источниками, включает в круг общей дискуссии ученых разных специальностей, помогает вырабатывать общие принципы и подходы к изучению письменных памятников Востока, содействуя тем самым сохранению и упрочению лучших традиций классического востоковедения.

стр. 194

Permanent link to this publication: